И пока этот вопрос не будет решен, на улице не будет спокойствия. Но хуже всего будет, если вы пустите в ход дубинки. Тогда вы сами перебьете друг друга, а Касему достанется лакомый кусок!
В ответ раздалось сразу несколько голосов:
– Упаси Аллах!
Тогда управляющий продолжал:
– На улице осталось лишь два квартала, и в каждом есть свой футувва, так что главный футувва нам не нужен. На этом и договоримся. Мы должны быть едины в борьбе с бунтовщиками.
На несколько секунд воцарилась зловещая тишина. Потом несколько голосов вяло откликнулось:
– Да… Да, конечно…
– Мы согласны с твоим решением, несмотря на то, что мы испокон века господа на улице,– сказал Гулта, а Хад-жадж запротестовал:
– Нам не надо одолжений. Здесь нет ни господ, ни слуг, особенно после ухода бродяг. Да и кто не знает, что Рифаа был самым благородным из жителей улицы?
– Хаджадж,– раздраженно прервал его Гулта. Я знаю, что у тебя на уме! Хаджадж хотел что-то ответить, но управляющий гневно крикнул:
– Говорите, вы намерены быть мужчинами или нет? Если Касем прослышит про ваши распри, бродяги, как саранча, устремятся на нас с горы. Говорите же, способны вы выступить единым строем? Или мне придется искать другой выход?
Из обоих лагерей раздались голоса:
– Стыд и позор нам, люди! Наша улица на краю гибели! На Рифата смотрели лица, исполненные готовности, и он сказал:
– Мы превосходим их числом и силой, но не следует второй раз брать приступом гору.
И, видя, что его слова не поняты, пояснил:
– Мы сгноим их на горе. Мы устроим засады на двух ведущих на вершину тропах. И они либо умрут от голода, либо будут вынуждены спуститься вниз, тогда вы и уничтожите их.
– Правильно! – воскликнул Гулта. Я так и советовал Лахите, да упокоит Аллах его душу, но он счел осаду трусостью и решил во что бы то ни стало напасть на них.
– Мысль хорошая! согласился Хаджадж. Но с осуществлением ее надо несколько повременить, надо людям отдохнуть.
Управляющий потребовал, чтобы футуввы дали слово действовать сообща, и они пожали друг другу руки и обменялись клятвами. В последующие дни всякий имеющий глаза мог видеть, как Гулта и Хаджадж изо всех сил стараются замести следы понесенного ими поражения. Они распространили слухи о том, что, если бы не глупость Лахиты, который приказал брать приступом гору, Касем был бы разгромлен безо всякого труда, а улица не потеряла бы цвет своих мужей. Многие верили тому, что им говорили, а если кто выражал сомнение, то получал хорошую встрепку. Всякие рассуждения относительно должности главного футуввы решительно пресекались, однако многие как в квартале Рифаа, так и в квартале Габаль – втайне продолжали гадать, кто займет место Лахиты после общей победы. И, несмотря на клятвы и обещания, улица разделилась на два лагеря, люди перестали доверять друг другу, а футуввы, боясь выходить в одиночку на улицу, окружали себя верными подручными. Но вместе с тем подготовка ко дню мести не прекращалась ни на минуту. Было решено, что Гулта со своим отрядом устроит засаду у начала тропы со стороны рынка Мукаттам, а Хаджадж – у тропы со стороны крепости и что они не уйдут оттуда, даже если им придется просидеть в засаде всю жизнь. А женщины должны были заниматься торговлей и приносить мужчинам еду. Накануне выступления, вечером, и рифаиты, и габалиты собрались в своих кофейнях, потребовали пива и вина и до позднего часа курили гашиш и пьянствовали. Когда люди Хаджаджа проводили своего футувву до двери его дома, он был весел и доволен, как султан. Толкнув дверь, он прошел в коридор, напевая себе под нос что-то несвязное. Но внезапно пение его оборвалось. Кто-то обрушился на него сзади, и чья-то рука закрыла ему рот, а другая воткнула нож в сердце. Некоторое время неизвестный крепко держал бившееся в судорогах тело футуввы, чтобы оно не упало и не наделало шума, потом осторожно уложил на пол, где футув-ва и замер в непроглядной тьме.
89.
Рано утром вся улица пробудилась от страшного, леденящего душу крика. Из открывшихся окон высунулись головы, и шеи вытянулись в сторону дома футуввы Хаджаджа. Там собралась толпа людей, которые шумели, кричали и голосили. Коридор тоже был полон мужчин и женщин, с недоумением спрашивающих друг друга, как это случилось, и пытающихся найти объяснение. Покрасневшие от слез глаза горели злым огнем. А к дому футуввы все подходили и подходили рифаиты. Не преминул явиться и Гулта, окруженный своими людьми. Толпа расступилась, чтобы дать ему возможность войти в коридор. Тут Гулта воскликнул:
– Какое несчастье! Я готов был отдать жизнь за тебя, Хаджадж!
Плакавшие утерли слезы, причитавшие смолкли, озлобленные перестали задавать вопросы, но Гулта так и не услышал ни одного любезного слова. Он продолжал восклицать:
– Какое подлое коварство! Ни один футувва не способен на такое вероломство, но подлый пастух Касем – не футувва! И я не успокоюсь, пока не кину его труп на съедение собакам.
Какая-то женщина в сильном возбуждении крикнула:
– Да благословит тебя Аллах на должность главного футуввы, Гулта!
Гулта позеленел от гнева, лица его подручных нахмурились, по толпе прокатился ропот.
– В этот скорбный день,– процедил сквозь зубы футувва,– женщинам не мешало бы помолчать!
Но женщина не унималась.
– Пусть каждый разумный уразумеет! – сказала она. Толпа снова зароптала. Футувва обождал, пока гомон утихнет, потом сказал:
– Это гнусное злодейство умышленно совершено ночью, чтобы бросить подозрение на нас!
– Касем со своими людьми на горе, а Хаджадж убит на своей улице, среди своих людей и соседей, которые жаждут власти,– вмешалась еще одна женщина.
– Сумасшедшая! закричал Гулта. И всякий, кто ей верит, тоже сошел с ума. А если вы будете упорствовать в своих подозрениях, то кончится тем, что мы поубиваем друг друга, на радость Касему.
Вдруг у ног Гулты со звоном упал и разбился кувшин. Отступив на два шага, футувва промолвил:
– Этот негодяй знал, как нас поссорить.
С этими словами футувва направился к дому управляющего. После его ухода крики и шум еще усилились. Двое мужчин – габалит и рифаит – затеяли ссору, вслед за ними разбранились две женщины, а мальчишки устроили драку – квартал на квартал. Из окон домов послышались ругань и брань, вся улица взбаламутилась, мужчины в каждом квартале собрались в группы и вооружились дубинками. Управляющий в сопровождении своих слуг и охраны вышел из дома и направился к границе двух кварталов. Встав там, он громко крикнул:
– Образумьтесь! Гнев ослепил вас, и вы не видите своего истинного врага, убийцу муаллима Хаджаджа!
Мужчина из квартала Рифаа спросил:
– А ты откуда знаешь убийцу? Разве кто-либо из бродяг осмелится прийти на улицу?
– Зачем габалитам нужно было убивать Хаджаджа сегодня, когда они в нем нуждаются?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119
В ответ раздалось сразу несколько голосов:
– Упаси Аллах!
Тогда управляющий продолжал:
– На улице осталось лишь два квартала, и в каждом есть свой футувва, так что главный футувва нам не нужен. На этом и договоримся. Мы должны быть едины в борьбе с бунтовщиками.
На несколько секунд воцарилась зловещая тишина. Потом несколько голосов вяло откликнулось:
– Да… Да, конечно…
– Мы согласны с твоим решением, несмотря на то, что мы испокон века господа на улице,– сказал Гулта, а Хад-жадж запротестовал:
– Нам не надо одолжений. Здесь нет ни господ, ни слуг, особенно после ухода бродяг. Да и кто не знает, что Рифаа был самым благородным из жителей улицы?
– Хаджадж,– раздраженно прервал его Гулта. Я знаю, что у тебя на уме! Хаджадж хотел что-то ответить, но управляющий гневно крикнул:
– Говорите, вы намерены быть мужчинами или нет? Если Касем прослышит про ваши распри, бродяги, как саранча, устремятся на нас с горы. Говорите же, способны вы выступить единым строем? Или мне придется искать другой выход?
Из обоих лагерей раздались голоса:
– Стыд и позор нам, люди! Наша улица на краю гибели! На Рифата смотрели лица, исполненные готовности, и он сказал:
– Мы превосходим их числом и силой, но не следует второй раз брать приступом гору.
И, видя, что его слова не поняты, пояснил:
– Мы сгноим их на горе. Мы устроим засады на двух ведущих на вершину тропах. И они либо умрут от голода, либо будут вынуждены спуститься вниз, тогда вы и уничтожите их.
– Правильно! – воскликнул Гулта. Я так и советовал Лахите, да упокоит Аллах его душу, но он счел осаду трусостью и решил во что бы то ни стало напасть на них.
– Мысль хорошая! согласился Хаджадж. Но с осуществлением ее надо несколько повременить, надо людям отдохнуть.
Управляющий потребовал, чтобы футуввы дали слово действовать сообща, и они пожали друг другу руки и обменялись клятвами. В последующие дни всякий имеющий глаза мог видеть, как Гулта и Хаджадж изо всех сил стараются замести следы понесенного ими поражения. Они распространили слухи о том, что, если бы не глупость Лахиты, который приказал брать приступом гору, Касем был бы разгромлен безо всякого труда, а улица не потеряла бы цвет своих мужей. Многие верили тому, что им говорили, а если кто выражал сомнение, то получал хорошую встрепку. Всякие рассуждения относительно должности главного футуввы решительно пресекались, однако многие как в квартале Рифаа, так и в квартале Габаль – втайне продолжали гадать, кто займет место Лахиты после общей победы. И, несмотря на клятвы и обещания, улица разделилась на два лагеря, люди перестали доверять друг другу, а футуввы, боясь выходить в одиночку на улицу, окружали себя верными подручными. Но вместе с тем подготовка ко дню мести не прекращалась ни на минуту. Было решено, что Гулта со своим отрядом устроит засаду у начала тропы со стороны рынка Мукаттам, а Хаджадж – у тропы со стороны крепости и что они не уйдут оттуда, даже если им придется просидеть в засаде всю жизнь. А женщины должны были заниматься торговлей и приносить мужчинам еду. Накануне выступления, вечером, и рифаиты, и габалиты собрались в своих кофейнях, потребовали пива и вина и до позднего часа курили гашиш и пьянствовали. Когда люди Хаджаджа проводили своего футувву до двери его дома, он был весел и доволен, как султан. Толкнув дверь, он прошел в коридор, напевая себе под нос что-то несвязное. Но внезапно пение его оборвалось. Кто-то обрушился на него сзади, и чья-то рука закрыла ему рот, а другая воткнула нож в сердце. Некоторое время неизвестный крепко держал бившееся в судорогах тело футуввы, чтобы оно не упало и не наделало шума, потом осторожно уложил на пол, где футув-ва и замер в непроглядной тьме.
89.
Рано утром вся улица пробудилась от страшного, леденящего душу крика. Из открывшихся окон высунулись головы, и шеи вытянулись в сторону дома футуввы Хаджаджа. Там собралась толпа людей, которые шумели, кричали и голосили. Коридор тоже был полон мужчин и женщин, с недоумением спрашивающих друг друга, как это случилось, и пытающихся найти объяснение. Покрасневшие от слез глаза горели злым огнем. А к дому футуввы все подходили и подходили рифаиты. Не преминул явиться и Гулта, окруженный своими людьми. Толпа расступилась, чтобы дать ему возможность войти в коридор. Тут Гулта воскликнул:
– Какое несчастье! Я готов был отдать жизнь за тебя, Хаджадж!
Плакавшие утерли слезы, причитавшие смолкли, озлобленные перестали задавать вопросы, но Гулта так и не услышал ни одного любезного слова. Он продолжал восклицать:
– Какое подлое коварство! Ни один футувва не способен на такое вероломство, но подлый пастух Касем – не футувва! И я не успокоюсь, пока не кину его труп на съедение собакам.
Какая-то женщина в сильном возбуждении крикнула:
– Да благословит тебя Аллах на должность главного футуввы, Гулта!
Гулта позеленел от гнева, лица его подручных нахмурились, по толпе прокатился ропот.
– В этот скорбный день,– процедил сквозь зубы футувва,– женщинам не мешало бы помолчать!
Но женщина не унималась.
– Пусть каждый разумный уразумеет! – сказала она. Толпа снова зароптала. Футувва обождал, пока гомон утихнет, потом сказал:
– Это гнусное злодейство умышленно совершено ночью, чтобы бросить подозрение на нас!
– Касем со своими людьми на горе, а Хаджадж убит на своей улице, среди своих людей и соседей, которые жаждут власти,– вмешалась еще одна женщина.
– Сумасшедшая! закричал Гулта. И всякий, кто ей верит, тоже сошел с ума. А если вы будете упорствовать в своих подозрениях, то кончится тем, что мы поубиваем друг друга, на радость Касему.
Вдруг у ног Гулты со звоном упал и разбился кувшин. Отступив на два шага, футувва промолвил:
– Этот негодяй знал, как нас поссорить.
С этими словами футувва направился к дому управляющего. После его ухода крики и шум еще усилились. Двое мужчин – габалит и рифаит – затеяли ссору, вслед за ними разбранились две женщины, а мальчишки устроили драку – квартал на квартал. Из окон домов послышались ругань и брань, вся улица взбаламутилась, мужчины в каждом квартале собрались в группы и вооружились дубинками. Управляющий в сопровождении своих слуг и охраны вышел из дома и направился к границе двух кварталов. Встав там, он громко крикнул:
– Образумьтесь! Гнев ослепил вас, и вы не видите своего истинного врага, убийцу муаллима Хаджаджа!
Мужчина из квартала Рифаа спросил:
– А ты откуда знаешь убийцу? Разве кто-либо из бродяг осмелится прийти на улицу?
– Зачем габалитам нужно было убивать Хаджаджа сегодня, когда они в нем нуждаются?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119