С вопроса о ней суворовец и начал:
– Вика здесь живет?
– О-о… – горестно воскликнула Викина мать, поднимая, как для молитвы, руки. – Еще один! – Баптист движением руки остановил ее.
– Зачем тебе Вика?
– Мы договорились, – не растерялся суворовец.
– О, господи! – не выдержала и снова запричитала Викина мать. – Сколько же вас?! Что вам, других девочек нету?
Павлик неприятно поежился.
Вмешался, опять останавливая Викину мать, баптист.
– Уехала Вика! – бросил он суворовцу, как обругал. – Нет ее!
Но суворовец оказался настойчивым. Взял руку под козырек.
– Куда уехала? – И опустил руку.
– Да к такому же, как ты! – окончательно разъярился баптист. – Куда еще?!
Павлик думал суворовец оскорбится. А тот хладнокровно поинтересовался:
– Когда она вернется?
– Откуда мы знаем?! – почти простонала Викина мать. – Оставьте вы ее в покое, ради бога!
Суворовец помедлил, прежде чем уйти. Потом снова отдал честь.
– До свидания! – И, лизнув губы, двинулся в обратном направлении.
Баптист повернулся к Викиной матери.
– Может, все-таки одна съездишь? Дела у меня…
– Нет, нет! Ради бога! – испугалась Викина мать. – Ты мужик, тебе будет все проще! Скажешь слово… А завтра назад! Ведь у меня вся надежда теперь только на тебя! – Она готова была заплакать.
– Скажешь ей… – проворчал баптист. – Она сама скажет…
Викина мать оглянулась на Павлика. Тот застучал щеколдой.
– Не-ту и-их! – громко пропела, неожиданно появляясь от своего дока, полногрудая, улыбчивая жена Кузьмича.
– Мне мама велела… капусты взять, – оправдался Павлик.
– Не-ту и-их! – сверкнув белыми зубами, повторила, не останавливаясь возле него, молодая женщина. Теперь она была в пальто, но, как всегда, с непокрытой головой. – Завтра приедут! – объяснила она Павлику и остановилась перед Викиной матерью. – А вы чего?! Или не слышали?
– Да слышали… Тут своих забот хватает! – отмахнулась Викина мать.
А та, глянув на чемодан у забора, неожиданно всплеснула руками:
– Никак Вика опять сбежала?! – И, высоко запрокинув голову, она залилась долгим, радостным смехом.
– Ну ладно, трогаем… – проворчал баптист.
Уже отойдя на порядочное расстояние, Павлик все слышал веселый голос: «Ай, да Вика! Ну, девка!..» И все это было очень тягостно Павлику, очень угнетало его какой-то абсолютной своей ненужностью.
Дома
Костя чистил картошку на кухне, а Вика, разыскав где-то и натянув на себя голубой спортивный костюм Павлика, сидела, подобрав ноги, на кушетке, листала какой-то альбом.
– Ой, Павлик! – обрадовалась она ему.
Павлик буркнул в ответ:
– Я сейчас… – И, зачем-то показав ей бидон, шагнул в кухню.
Костя был тоже рад ему. Положив набок табурет, он сидел над кастрюлями, в одной из которых была картошка, в другой вода, между ними возвышалась горка очисток. Свои длинные, роскошные волосы он повязал ремешком, как делал это на заводе. И вид у него был мастеровой.
– Ну, как?! Чего ты долго?! – Павлик поставил бидончик на плиту, как это делала мать, и остановился против Кости, тупо глядя на большой кухонный нож в его руке. Костя насторожился. – Ты чего, Павка?.. Что-нибудь не лады, а?..
А Павлик просто не знал, что сказать ему, как сказать…
Костя заметил это. И хотя все время говорил шепотом, чтобы не услышала Вика, теперь вовсе понизил голос:
– Случилось что-нибудь, да, старик?..
– Аня… – наконец проговорил Павлик, по-прежнему бессмысленно тараща глаза на нож в Костиной руке, и запнулся. Потому что не мог сказать: «Пропала Аня, нет ее больше», хотя мысль эта сверлила мозг. Сказал: – Аня куда-то делась…
Костя оглянулся на ширмочку, привстал, чтобы включить репродуктор, штепсель которого мотался по стене рядом с ним. В уши грохнула оркестровая музыка.
– Ой, хорошо! – донеслось из комнаты. – Чего вы раньше не догадались?
– Как это – делась?.. Куда делась? – тревожно спросил Костя.
Павлик с пятого на десятое рассказал ему, как побывал за Жужлицей, об Аниной матери, о санках в полынье…
И Костя наверняка понял, что это значит. Уронив нож, обхватил голову руками, потом жестко провел по волосам от висков к затылку.
– Нет, Павка! Не может быть! Тут что-то не так! Она еще найдется, вот увидишь! Ну, чего ты?! – Костя встал, заметив недоверие в его лице. – Чего ты – совсем?! – Легонько встряхнул Павлика. – Ерундово только, что я тут… Ну, выскочить не могу! Одно у нас к одному… Самое главное – ты не волнуйся раньше времени! – Павлик слушал его как бы автоматически, потому что должен был слушать… – Ну! – приободрил его Костя. – Держишься?! – Павлик кивнул. – Это главное, старик! Нос не опускать! Все как-нибудь… – Костя оглянулся на картофельные очистки у ног и в досаде опять опустился на табурет. – Мы, Павка, еще разберемся в этом деле! Я вот сейчас…
Павлик не забыл, что Костю должно беспокоить и другое. Рассказал, как повстречался с баптистом, Викиной матерью, о чем они расспрашивали его. Теперь уехали… Здесь все шло по плану, и это немножко обрадовало Костю. А глядя на него, и Павлик почувствовал некоторое облегчение. Но про суворовца и про жену Кузьмича он говорить не стал.
– Ну, Павлик! – нетерпеливо позвала Вика, словно бы она окликала его уже битый час. Костя схватился за картошку.
– Я, Павка, быстро это соображу!.. Ты посиди с ней! И не беспокойся. Может, все обойдется. Только… – Костя замялся, подыскивая нужное слово. – Ты ей не говори… Ну, про Аню! Ничего мы еще не знаем. Вот дела… – сокрушенно вздохнул Костя и с удвоенной энергией принялся за картошку. Павлик вышел от него в комнату.
– Ну, чего ты там?! – упрекнула Вика. – Иди сюда. Откуда это у вас картинки? – Павлик подошел одетым. Вика обратила на это внимание. – Почему ты пальто не снимаешь? Гулять собрался?
И ее радостная улыбка, и гнутые пряди, которые она уложила серпами на висках, и все это легкое облако ее пушистых волос чем-то неожиданно покоробили Павлика. Только теперь он с неприязнью подумал: зачем она костюм взяла? Да еще без разрешения…
Вика перемены в его настроении не заметила.
– Садись. Погляди… – Она притянула его за рукав, усаживая рядом с собой. И листнула альбом, чтобы найти какую-то репродукцию. Но, взглянув на Павлика, неожиданно расхохоталась. И, запустив руку в его теплую шапку, сдернула ее с головы. – Где это ты, а?!
Из необходимости быть вежливым Павлик замкнулся, чтобы не выдать своей неприязни. И как безразлично слушал ее, не вникая в смысл того, о чем она говорит, так безразлично уставился теперь на шапку в ее руке. Потом взял и равнодушно осмотрел ее. Мысли его работали вяло, как одеревенелые, и тогда он еще ни о чем не догадался.
Кожа под кроличьим мехом была аккуратно разорвана поперек головы, словно бы он где-то со всего маху налетел на гвоздь или на сучок…
– Где это ты?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49