Бывало, нарушали посты, пропускали за занятостью и в угоду сиюминутным интересам большинства время молитвы. Просто народ, в свое время причисленный к касте неприкасаемых и изгнанный из Индии, вынужден был принимать веру того народа, по территории которого столетиями кочевал.
Спустя два года жизни в новой огромной семье Зарема близко сошлась со сверстниками, а назначенный ей на первое время в опекуны одногодок Витек незаметно для себя стал восприниматься всем обществом как жених. И хотя само слово до поры не было произнесено, в их будущем никто не сомневался. Когда дата была назначена и начались приготовления к свадьбе - сбор приданого, подарки, молодые вдруг поняли, что это просто дружба, привычка - что угодно, только не любовь...
А потом девушка пропала. Просто уехала с женской бригадой в город и там исчезла, затерявшись в толпе. Только спустя два года одна из бригад, работающих по пригородным поездам, наткнулась на совершенно преобразившуюся беглянку.
Следовало как-то развести ситуацию, но для этого Вите необходимо было достать Зару во что бы то ни стало. Они клялись защищать друг друга до смерти, но не любить. И должны были заявить это вместе перед всеми членами табора. Собственно, табор, как таковой, давно не существовал. Не кочевал. Близость города диктовала иной образ жизни и род занятий. Однако время от времени сходились, вспоминали старые времена, законы предков и на какое-то время в поселке воскресал прежний дух общности особенных людей, цыган. Впрочем, как и прежде, общую кассу на подкуп чиновников, милиции, свадьбы и похороны содержали исправно и каждый беспрекословно вносил свой пай.
Виктор собрался в Тарасовку. Выждал время, чтобы не наткнуться в дороге на своих, и сел в электричку. Соседи по вагону безошибочно определили его национальную принадлежность, подобрали сумки и свертки, поджали ноги. Глупые. Мужчины его возраста уже не занимаются мелочами. В четкой градации занятий по извлечению денег он давно прошел стадию попрошайки, стремного при краже с лотков торговцев и отвлекающего. Отец вводил его в серьезное дело - скупку драгметаллов, и для того, чтобы занять там соответствующее положение, молодой цыган должен был обзавестись семьей.
Он шел вдоль Почтовой. Время и место после долгих уговоров ему сообщила старшая из поездной бригады. В конце разговора цыганка устало вздохнула и как-то отрешенно обронила фразу о том, что приблудная овца кажется шерстью погуще, курдюком потяжелее, но дольше привыкает к новому пастуху и, случись что, первой отобьется от стада. Она еще вспомнила, как выглядела встретившаяся в поезде татарка, ее безвкусный, по мнению цыганки, костюм, отсутствие золотых украшений, но, вместе с тем, совершенно чужая манера держаться. Два года быстро и бесповоротно выбили из Заремы усвоенные нормы и стиль жизни.
- Нет, Витя, тебе никогда не вернуть этой девочки. Той Зары больше не существует. У нее своя дорога, у тебя своя. Ни о чем не жалей, - сказала она напоследок.
Витя остановился с обратной стороны участка дома номер одиннадцать, попил из колонки, и вода показалась ему невкусной. На улице никого. Только в дальнем конце кто-то из хозяев выкашивал перед забором травяной бугор. Наверное, кроликов держит, машинально и по привычке отметил цыган. Их с детства учили одним взглядом подмечать любые детали окружения.
Поверх забора он увидел, как на задний двор вышла Зара. Он принял появление девушки без радости. Как данность. Словно и не сомневался в том, что непременно найдет ее. Зара поставила самовар, набрала в колодце воды и принялась щипать лучину. Наличие колодца говорило о независимости и зажиточности хозяев дома. Остальные или пользовались несколькими оставшимися от прошлого колонками, или давно провели водопровод.
Татарка прервала занятия и застыла, вглядываясь на улицу сквозь кусты, будто чувствовала присутствие цыгана. Он действительно только что был тут, у колонки. Теперь исчез - пошел в обход участка с фасада.
Фасад не понравился. Он ожидал большего. На столе под тентом были разложены овощи. Много. Видимо, к концу дня ждали гостей. На двоих-троих столько не готовят.
Витя вошел в дом и огляделся. Бывает, что человек, не желая показывать своего истинного лица, живет в хибаре. Но внутри эта "хибара" может быть любой. Например, они под Каширой долгое время жили в самострое из подручных материалов, зато изнутри жилище было обито дорогущими коврами, а у Барона даже стоял кабинетный рояль. И это при том, что дети зимой, перебегая из одной семьи в другую, сверкали по снегу голыми пятками.
- Я знала, что ты придешь, - услышал цыган голос Зары за спиной; нет, все-таки она настоящая цыганка - только женщины их народа могут так неслышно и легко подойти к человеку. Виктор обернулся.
- Отец прислал?
- Зачем спрашиваешь? Сама знаешь.
- Я не вернусь.
- Знаю. Но мы должны это сказать всем.
Татарка сняла с пальца золотое колечко, не взятое в свое время в уплату за гаданье, и положила на угол стола.
- Верни сестре.
- Она уже замужем. Не возьмет. Жены таких не носят. Только девушки. Ты все еще невеста?
- Да.
- По нашим законам, если живешь в доме мужчины...
- По вашим законам, - поправила татарка, - Теперь я живу по другим. Ты меня убъешь?
- Всем известно, где ты живешь, - не ответил на вопрос Витя.
Она знала: всегда найдется кто-то, кто, желая выслужиться перед Бароном, станет добиваться ее наказания. Однако у людей сложилось совершенно неправильное представление об образе жизни, правах и обязанностях цыганских женщин - девочек, девушек-невест, жен, сестер и матерей. Право на выбор, даже печальный, у них было всегда.
- Мы не давали друг другу слова...
- Я помню.
- ... и я люблю другого.
- Тогда мы должны сказать это всем.
- Что ты заладил: всем, всем, всем? Какое отношение они имеют к моей жизни?
Зарема знала, что неправа. Эти люди вправе рассчитывать на уважение и соблюдение своих законов, ведь именно они подобрали замарашку, дали ей кров и еду.
Она села. Ноги не держали, словно она на случившемся пожаре перетаскала тысячу ведер, так и не затушив пламени. Цыган остался стоять.
- Что же нам делать? Что делать? Я его люблю. Он не такой, как мы. Совсем другой. Он добрый, но слабый... Я его жалею. Помнишь, как мы жили вместе. Ты всегда защищал меня. Когда обижалась я, обижался ты, когда болела я, болел и ты, мы радовались вместе и горевали на пару. Ты меня тоже жалел.
Все это он прекрасно помнил.
- Что же делать... Я не могу с тобой поехать. Не могу.
Она боится, понял цыган. Он еще раз посмотрел на фотографии, украшавшие одну из стен. Их было столько, что, казалось, хватит на маленький табор. Военные и гражданские, разных лет, стилей одежды и примет времени.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67
Спустя два года жизни в новой огромной семье Зарема близко сошлась со сверстниками, а назначенный ей на первое время в опекуны одногодок Витек незаметно для себя стал восприниматься всем обществом как жених. И хотя само слово до поры не было произнесено, в их будущем никто не сомневался. Когда дата была назначена и начались приготовления к свадьбе - сбор приданого, подарки, молодые вдруг поняли, что это просто дружба, привычка - что угодно, только не любовь...
А потом девушка пропала. Просто уехала с женской бригадой в город и там исчезла, затерявшись в толпе. Только спустя два года одна из бригад, работающих по пригородным поездам, наткнулась на совершенно преобразившуюся беглянку.
Следовало как-то развести ситуацию, но для этого Вите необходимо было достать Зару во что бы то ни стало. Они клялись защищать друг друга до смерти, но не любить. И должны были заявить это вместе перед всеми членами табора. Собственно, табор, как таковой, давно не существовал. Не кочевал. Близость города диктовала иной образ жизни и род занятий. Однако время от времени сходились, вспоминали старые времена, законы предков и на какое-то время в поселке воскресал прежний дух общности особенных людей, цыган. Впрочем, как и прежде, общую кассу на подкуп чиновников, милиции, свадьбы и похороны содержали исправно и каждый беспрекословно вносил свой пай.
Виктор собрался в Тарасовку. Выждал время, чтобы не наткнуться в дороге на своих, и сел в электричку. Соседи по вагону безошибочно определили его национальную принадлежность, подобрали сумки и свертки, поджали ноги. Глупые. Мужчины его возраста уже не занимаются мелочами. В четкой градации занятий по извлечению денег он давно прошел стадию попрошайки, стремного при краже с лотков торговцев и отвлекающего. Отец вводил его в серьезное дело - скупку драгметаллов, и для того, чтобы занять там соответствующее положение, молодой цыган должен был обзавестись семьей.
Он шел вдоль Почтовой. Время и место после долгих уговоров ему сообщила старшая из поездной бригады. В конце разговора цыганка устало вздохнула и как-то отрешенно обронила фразу о том, что приблудная овца кажется шерстью погуще, курдюком потяжелее, но дольше привыкает к новому пастуху и, случись что, первой отобьется от стада. Она еще вспомнила, как выглядела встретившаяся в поезде татарка, ее безвкусный, по мнению цыганки, костюм, отсутствие золотых украшений, но, вместе с тем, совершенно чужая манера держаться. Два года быстро и бесповоротно выбили из Заремы усвоенные нормы и стиль жизни.
- Нет, Витя, тебе никогда не вернуть этой девочки. Той Зары больше не существует. У нее своя дорога, у тебя своя. Ни о чем не жалей, - сказала она напоследок.
Витя остановился с обратной стороны участка дома номер одиннадцать, попил из колонки, и вода показалась ему невкусной. На улице никого. Только в дальнем конце кто-то из хозяев выкашивал перед забором травяной бугор. Наверное, кроликов держит, машинально и по привычке отметил цыган. Их с детства учили одним взглядом подмечать любые детали окружения.
Поверх забора он увидел, как на задний двор вышла Зара. Он принял появление девушки без радости. Как данность. Словно и не сомневался в том, что непременно найдет ее. Зара поставила самовар, набрала в колодце воды и принялась щипать лучину. Наличие колодца говорило о независимости и зажиточности хозяев дома. Остальные или пользовались несколькими оставшимися от прошлого колонками, или давно провели водопровод.
Татарка прервала занятия и застыла, вглядываясь на улицу сквозь кусты, будто чувствовала присутствие цыгана. Он действительно только что был тут, у колонки. Теперь исчез - пошел в обход участка с фасада.
Фасад не понравился. Он ожидал большего. На столе под тентом были разложены овощи. Много. Видимо, к концу дня ждали гостей. На двоих-троих столько не готовят.
Витя вошел в дом и огляделся. Бывает, что человек, не желая показывать своего истинного лица, живет в хибаре. Но внутри эта "хибара" может быть любой. Например, они под Каширой долгое время жили в самострое из подручных материалов, зато изнутри жилище было обито дорогущими коврами, а у Барона даже стоял кабинетный рояль. И это при том, что дети зимой, перебегая из одной семьи в другую, сверкали по снегу голыми пятками.
- Я знала, что ты придешь, - услышал цыган голос Зары за спиной; нет, все-таки она настоящая цыганка - только женщины их народа могут так неслышно и легко подойти к человеку. Виктор обернулся.
- Отец прислал?
- Зачем спрашиваешь? Сама знаешь.
- Я не вернусь.
- Знаю. Но мы должны это сказать всем.
Татарка сняла с пальца золотое колечко, не взятое в свое время в уплату за гаданье, и положила на угол стола.
- Верни сестре.
- Она уже замужем. Не возьмет. Жены таких не носят. Только девушки. Ты все еще невеста?
- Да.
- По нашим законам, если живешь в доме мужчины...
- По вашим законам, - поправила татарка, - Теперь я живу по другим. Ты меня убъешь?
- Всем известно, где ты живешь, - не ответил на вопрос Витя.
Она знала: всегда найдется кто-то, кто, желая выслужиться перед Бароном, станет добиваться ее наказания. Однако у людей сложилось совершенно неправильное представление об образе жизни, правах и обязанностях цыганских женщин - девочек, девушек-невест, жен, сестер и матерей. Право на выбор, даже печальный, у них было всегда.
- Мы не давали друг другу слова...
- Я помню.
- ... и я люблю другого.
- Тогда мы должны сказать это всем.
- Что ты заладил: всем, всем, всем? Какое отношение они имеют к моей жизни?
Зарема знала, что неправа. Эти люди вправе рассчитывать на уважение и соблюдение своих законов, ведь именно они подобрали замарашку, дали ей кров и еду.
Она села. Ноги не держали, словно она на случившемся пожаре перетаскала тысячу ведер, так и не затушив пламени. Цыган остался стоять.
- Что же нам делать? Что делать? Я его люблю. Он не такой, как мы. Совсем другой. Он добрый, но слабый... Я его жалею. Помнишь, как мы жили вместе. Ты всегда защищал меня. Когда обижалась я, обижался ты, когда болела я, болел и ты, мы радовались вместе и горевали на пару. Ты меня тоже жалел.
Все это он прекрасно помнил.
- Что же делать... Я не могу с тобой поехать. Не могу.
Она боится, понял цыган. Он еще раз посмотрел на фотографии, украшавшие одну из стен. Их было столько, что, казалось, хватит на маленький табор. Военные и гражданские, разных лет, стилей одежды и примет времени.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67