Он сразу же отвернулся, пробормотав что-то мягкое и персидское в микрофон, а затем погрузился в полное молчание.
Карлос просто кивнул.
Он привык, что люди затыкались, когда он говорил им, чтоб они заткнулись.
А когда назойливая болтовня прекратилась, он сказал по-испански:
— Я не верю ей. А ты?
— Красивым женщинам никогда нельзя верить, — сказал Рамон.
Он по-прежнему был вне себя от того, что она его порезала.
Руки его были пропитаны лекарством и забинтованы. Большая часть ран уже затянулась. Но есть раны, которые никогда не залечить. Нельзя резать руки таким красивым существам, как Рамон Кастаньеда! Не позволено даже касаться Рамона Кастаньеды, если он не дал вам на это разрешения! Эта белокурая шлюха еще заплатит за свой неблагоразумный поступок! Сразу, как только вернет деньги.
— Почему у нее дома? — спросил Карлос.
— Потому что она — дура, — ответил Рамон.
— Нет, она очень умная, по крайней мере, в этом надо отдать ей должное.
— Это я ей отдам! — сказал Рамон и показал на свои гениталии.
— Да, — улыбнувшись, согласился Карлос. — После того, как получим деньги.
— А потом — это! — сказал Рамон и вынул из кармана маленькую бутылочку со стеклянной пробкой. Бутылочка была доверху наполнена какой-то бледно-желтой жидкостью. Это была азотная кислота. Рамон надеялся, что у Мэрилин еще будет куча детей и внуков, так что она сможет всем им рассказать о том, почему ее лицо так безобразно. Не надо было резать таких людей, как Рамон Кастаньеда, нет, не надо!
— Убери, — сказал Карлос.
Рамон спрятал бутылочку.
— Так почему у нее дома? — спросил Карлос. — А если там будет полиция? Не предупредила ли она полицию?
— Твоего дядю убила она, — напомнил ему Рамон.
— Да, еще и это.
— Если б ты кого-то убил, ты бы вызвал полицию?
— Аргентинская полиция ее не разыскивает.
— Правильно. Но она этого не знает. Карлос, поверь мне, она не вызвала полицию!
— Тогда почему у нее дома?
— Я тебе говорил, что она — дура! — вновь промолвил Рамон. — Все красивые женщины — дуры!
— Может, она приготовила ловушку?
— Глупые люди не умеют расставлять ловушек!
— По-моему, нам надо быть очень осторожными.
— А в чем дело? Мы пройдемся по ней, как танком. Берем деньги, имеем ее, выплескиваем кислоту ей в лицо, — сказал Рамон и одобрительно кивнул, как бы подтверждая, что ничего проще быть не может.
Но Карлоса все еще не покидала тревога.
— Так почему, ты думаешь, она выбрала свой дом? — опять спросил он. — Почему не какое-нибудь людное место?
— Она сказала тебе, почему. Боится нести все деньги на улицу.
— Для нее людное место было бы безопаснее.
— Эти женщины думают, что их дом — самое безопасное место в мире! Думают, что их дома — крепость!
— В своей крепости она будет вооружена, — пришел к выводу Карлос.
— Определенно! В последний раз у нее было оружие.
Они замолчали.
Карлос посмотрел на часы.
Пятнадцать минут четвертого.
Внезапно он ухмыльнулся. А когда ухмылялся, становился особенно страшным.
— Помнишь, как мы вошли в тот раз?
Рамон тоже осклабился.
* * *
Она услышала, как ровно в три часа двадцать минут повернулся ключ в замке входной двери. Ключи от этого дома были только у двоих людей. Наверное, входную дверь открывает...
— Мэрилин?
Это голос Уиллиса! Он зовет ее из прихожей. А она в это время сидит в красном кожаном кресле лицом к арочному входу в гостиную, со своим «кольтом» 38-го калибра в руке.
Как раз тогда, когда она не ждала. Уиллис уже дома, а тех двоих все еще нет! Все-таки Уиллис окажется втянутым в эту историю! А ведь именно его она хотела оставить в стороне, чистым от всего!
— Привет, зайка! — сказал он и, войдя в комнату с букетом цветов, обернутым в белую бумагу, увидел в ее руке пистолет. При виде цветов она заплакала — так неуместны были здесь эти цветы, когда она ожидала...
Вдруг его взгляд переместился влево к лестнице, и еще до того, как он схватился за кобуру на плече, она знала, что они в доме! Неизвестно как, но они снова проникли в дом.
Пружина выбросила пистолет ему в ладонь.
Она вскочила из кресла в тот момент, когда он начал стрелять.
Должно быть, он попал в одного из них — она услышала вопль, повернулась к лестнице — оттуда раздались выстрелы. Она выставила свой кольт 38-го калибра перед собой, как это делали женщины-полицейские по телевизору, держа его двумя руками и целясь. Урод был ранен и, шатаясь, шел на Уиллиса, стреляя и спотыкаясь в гостиной. Красавчик с револьвером в руке был слева от него. Она быстро выстрелила. Пуля прошла низко, хотя она целила ему в грудь. Но Мэрилин была уверена, что ранила его, потому что заметила, как на кармане пиджака вдруг появилось темное пятно. Вначале ей показалось, что это кровь, но пятно было светлее, чем можно было ожидать. И вдруг он начал вопить. Его вопли удивили ее, но не было времени раздумывать над их причиной. Было время только для стрельбы, потому что ранение не остановило его, и он все еще надвигался на нее, вопя не своим голосом. Его красивое лицо исказилось от злобы и боли. А громила продолжал угрожать Уиллису. Оба бандита наступали. И красавчик, и урод — в одной впечатляющей упаковке для фейерверка!
Уиллис держал пистолет прямо перед собой — точь-в-точь, как она видела по телевизору, правда, он не был настоящим детективом и не был Доном Джонсоном. Он тщательно целился в грудь урода, выждав время, потому что оно — деньги! Он выстрелил одновременно с громилой. И она тоже выстрелила. И увидела, что красавчик вскинул руки, опять точь-в-точь, как в кино, и полетел на спину, как от удара футбольным мячом. Но, кажется, пятно на его кармане росло, а из груди вдруг брызнула кровь.
Так же, как и у нее.
Сначала она не поняла, что ранена.
А потом увидела кровь, увидела, как ее блузка краснеет, увидела, как кровь брызжет из раны в груди, заливая ткань, отчего вся блузка становится красной. Она поняла, что ранена тяжело, и сразу же почувствовала боль, тут же исчезло возбуждение от всей этой стрельбы. Ей показалось, что боль, как громадный слон, наступила на ее грудную клетку, и она подумала: «О, Боже, он убил меня!» и совсем не к месту о том, что уже почти неделя, как она обещала позвонить Эйлин Берк. И тут она рухнула на пол с открытым ртом, а из груди по-прежнему струилась кровь.
Уиллис остановился над громилой, все еще держа обеими руками пистолет, целясь в его трепаную голову, готовый разнести ее на клочки, если он только моргнет. Но никто не моргал, оба были повержены. Он молниеносно повернулся к Мэрилин.
И увидел, что она лежит на персидском ковре, вся залитая кровью.
Увидел, что кровь струится из ее груди.
Ее сердце выкачивало кровь.
И подумал: «Нет, о Боже!»
И подбежал к ней.
И упал на колени подле нее.
И произнес:
— Мэрилин!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80
Карлос просто кивнул.
Он привык, что люди затыкались, когда он говорил им, чтоб они заткнулись.
А когда назойливая болтовня прекратилась, он сказал по-испански:
— Я не верю ей. А ты?
— Красивым женщинам никогда нельзя верить, — сказал Рамон.
Он по-прежнему был вне себя от того, что она его порезала.
Руки его были пропитаны лекарством и забинтованы. Большая часть ран уже затянулась. Но есть раны, которые никогда не залечить. Нельзя резать руки таким красивым существам, как Рамон Кастаньеда! Не позволено даже касаться Рамона Кастаньеды, если он не дал вам на это разрешения! Эта белокурая шлюха еще заплатит за свой неблагоразумный поступок! Сразу, как только вернет деньги.
— Почему у нее дома? — спросил Карлос.
— Потому что она — дура, — ответил Рамон.
— Нет, она очень умная, по крайней мере, в этом надо отдать ей должное.
— Это я ей отдам! — сказал Рамон и показал на свои гениталии.
— Да, — улыбнувшись, согласился Карлос. — После того, как получим деньги.
— А потом — это! — сказал Рамон и вынул из кармана маленькую бутылочку со стеклянной пробкой. Бутылочка была доверху наполнена какой-то бледно-желтой жидкостью. Это была азотная кислота. Рамон надеялся, что у Мэрилин еще будет куча детей и внуков, так что она сможет всем им рассказать о том, почему ее лицо так безобразно. Не надо было резать таких людей, как Рамон Кастаньеда, нет, не надо!
— Убери, — сказал Карлос.
Рамон спрятал бутылочку.
— Так почему у нее дома? — спросил Карлос. — А если там будет полиция? Не предупредила ли она полицию?
— Твоего дядю убила она, — напомнил ему Рамон.
— Да, еще и это.
— Если б ты кого-то убил, ты бы вызвал полицию?
— Аргентинская полиция ее не разыскивает.
— Правильно. Но она этого не знает. Карлос, поверь мне, она не вызвала полицию!
— Тогда почему у нее дома?
— Я тебе говорил, что она — дура! — вновь промолвил Рамон. — Все красивые женщины — дуры!
— Может, она приготовила ловушку?
— Глупые люди не умеют расставлять ловушек!
— По-моему, нам надо быть очень осторожными.
— А в чем дело? Мы пройдемся по ней, как танком. Берем деньги, имеем ее, выплескиваем кислоту ей в лицо, — сказал Рамон и одобрительно кивнул, как бы подтверждая, что ничего проще быть не может.
Но Карлоса все еще не покидала тревога.
— Так почему, ты думаешь, она выбрала свой дом? — опять спросил он. — Почему не какое-нибудь людное место?
— Она сказала тебе, почему. Боится нести все деньги на улицу.
— Для нее людное место было бы безопаснее.
— Эти женщины думают, что их дом — самое безопасное место в мире! Думают, что их дома — крепость!
— В своей крепости она будет вооружена, — пришел к выводу Карлос.
— Определенно! В последний раз у нее было оружие.
Они замолчали.
Карлос посмотрел на часы.
Пятнадцать минут четвертого.
Внезапно он ухмыльнулся. А когда ухмылялся, становился особенно страшным.
— Помнишь, как мы вошли в тот раз?
Рамон тоже осклабился.
* * *
Она услышала, как ровно в три часа двадцать минут повернулся ключ в замке входной двери. Ключи от этого дома были только у двоих людей. Наверное, входную дверь открывает...
— Мэрилин?
Это голос Уиллиса! Он зовет ее из прихожей. А она в это время сидит в красном кожаном кресле лицом к арочному входу в гостиную, со своим «кольтом» 38-го калибра в руке.
Как раз тогда, когда она не ждала. Уиллис уже дома, а тех двоих все еще нет! Все-таки Уиллис окажется втянутым в эту историю! А ведь именно его она хотела оставить в стороне, чистым от всего!
— Привет, зайка! — сказал он и, войдя в комнату с букетом цветов, обернутым в белую бумагу, увидел в ее руке пистолет. При виде цветов она заплакала — так неуместны были здесь эти цветы, когда она ожидала...
Вдруг его взгляд переместился влево к лестнице, и еще до того, как он схватился за кобуру на плече, она знала, что они в доме! Неизвестно как, но они снова проникли в дом.
Пружина выбросила пистолет ему в ладонь.
Она вскочила из кресла в тот момент, когда он начал стрелять.
Должно быть, он попал в одного из них — она услышала вопль, повернулась к лестнице — оттуда раздались выстрелы. Она выставила свой кольт 38-го калибра перед собой, как это делали женщины-полицейские по телевизору, держа его двумя руками и целясь. Урод был ранен и, шатаясь, шел на Уиллиса, стреляя и спотыкаясь в гостиной. Красавчик с револьвером в руке был слева от него. Она быстро выстрелила. Пуля прошла низко, хотя она целила ему в грудь. Но Мэрилин была уверена, что ранила его, потому что заметила, как на кармане пиджака вдруг появилось темное пятно. Вначале ей показалось, что это кровь, но пятно было светлее, чем можно было ожидать. И вдруг он начал вопить. Его вопли удивили ее, но не было времени раздумывать над их причиной. Было время только для стрельбы, потому что ранение не остановило его, и он все еще надвигался на нее, вопя не своим голосом. Его красивое лицо исказилось от злобы и боли. А громила продолжал угрожать Уиллису. Оба бандита наступали. И красавчик, и урод — в одной впечатляющей упаковке для фейерверка!
Уиллис держал пистолет прямо перед собой — точь-в-точь, как она видела по телевизору, правда, он не был настоящим детективом и не был Доном Джонсоном. Он тщательно целился в грудь урода, выждав время, потому что оно — деньги! Он выстрелил одновременно с громилой. И она тоже выстрелила. И увидела, что красавчик вскинул руки, опять точь-в-точь, как в кино, и полетел на спину, как от удара футбольным мячом. Но, кажется, пятно на его кармане росло, а из груди вдруг брызнула кровь.
Так же, как и у нее.
Сначала она не поняла, что ранена.
А потом увидела кровь, увидела, как ее блузка краснеет, увидела, как кровь брызжет из раны в груди, заливая ткань, отчего вся блузка становится красной. Она поняла, что ранена тяжело, и сразу же почувствовала боль, тут же исчезло возбуждение от всей этой стрельбы. Ей показалось, что боль, как громадный слон, наступила на ее грудную клетку, и она подумала: «О, Боже, он убил меня!» и совсем не к месту о том, что уже почти неделя, как она обещала позвонить Эйлин Берк. И тут она рухнула на пол с открытым ртом, а из груди по-прежнему струилась кровь.
Уиллис остановился над громилой, все еще держа обеими руками пистолет, целясь в его трепаную голову, готовый разнести ее на клочки, если он только моргнет. Но никто не моргал, оба были повержены. Он молниеносно повернулся к Мэрилин.
И увидел, что она лежит на персидском ковре, вся залитая кровью.
Увидел, что кровь струится из ее груди.
Ее сердце выкачивало кровь.
И подумал: «Нет, о Боже!»
И подбежал к ней.
И упал на колени подле нее.
И произнес:
— Мэрилин!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80