— не остался в долгу Гарик. — Вместо того чтобы выручать из лап этого подонка Алену, стоишь на тротуаре, разинув рот!
— Тут я дал маху, — согласился Сорока и надолго замолчал.
Впереди идущая «Волга» включила подфарники. Здесь, за городом, все окрест было белым. Лишь желтели на болоте холмы песка, намытого земснарядом. Снежинки, бешено вращаясь, трассирующими очередями неслись навстречу. Казалось, они должны были залепить все лобовое стекло, но оно было чистым. Справа широким желтым столбом выстлался на рельсах яркий луч. С нарастающим шумом поравнялась с машиной электричка. Какое-то время «Запорожец» и она шли бок о бок, потом электричка стала медленно обгонять. Один за другим не спеша проплывали зеленые, припущенные снегом вагоны с желтыми квадратами окон. Здесь была кривая, и электричка изогнулась наподобие гигантской многочленистой гусеницы. Выйдя на прямую, электричка быстро ушла вперед.
«Жигули» мчались далеко впереди. Сигнальные огни все еще не были включены. Так они миновали Лисий Нос, Разлив, Солнечное! За городом совсем стало мало машин. Иногда с протяжным шумом, окруженные снежным вихрем, проносились красные сверкающие разноцветными огнями туристские автобусы.
Между «Жигулями» и «Запорожцем» ехала черная «Волга». Она свернула в Репино. Теперь их никто не разделял.
Гарик достал сигареты, закурил.
— Дай мне одну, — коротко бросил Сорока. Гарик удивленно посмотрел на него, потом улыбнулся, сам прикурил ему сигарету и неловко сунул в рот.
— Ты же не куришь, — заметил Гарик.
— Если мотор заглохнет… — сказал Сорока. — Нам их будет не достать.
Гарик взглянул на дрожащую почти на нуле стрелку и промолчал. Сорока выжимал из «Запорожца» все возможное. А как известно, при быстрой езде двигатель жрет больше бензина.
Но «Запорожец» их не подвел: бензина хватило.
Миновав Комарово, или, как Алена называла дачный поселок, «Комары», «Жигули» неожиданно свернули к заливу. Узкая неровная дорожка была припорошена снегом. Высокие сосны и ели, соприкасаясь заснеженными ветвями, стояли на обочинах. На берегу виднелись крашеные стандартные дачи с неряшливыми пристройками. Возле одной безобразно громоздилась куча древесного угля. Снег лишь сверху прикрыл ее. Все это они рассмотрели потом. Как только «Жигули» свернули на дорожку, Сорока приткнул «Запорожец» вплотную к обочине и, сказав Гарику, чтобы не вылезал, осторожно закрыл дверцу; вглядываясь в сгущающиеся сумерки, торопливо зашагал по дороге, на которой отчетливо отпечатались ребристые следы протекторов.
«Жигули» остановились у невысокой зеленой ограды приземистой дачи. Сорока видел, как Длинный Боб, торопясь и оглядываясь на свою машину, ключом открывал замок на воротах. Оставив его болтаться в петле запора, он распахнул створы и почти бегом кинулся к «Жигулям». Въехав на территорню дачи, он снова закрыл ворота. Правда, не на замок. На секунду замер, вглядываясь в ту сторону, где за сосной укрылся Сорока, затем повернулся и побежал к машине. Открыл дверцу — и оттуда вылезла Алена, а вслед за ней Глеб. Он не спеша обошел машину, открыл багажник и достал оттуда вместительную сумку. Слышно было, как звякнули бутылки.
У машины происходил какой-то спор, слышался взволнованный голос Алены, глуховатое бормотание Боба. Глеб демонстративно отошел в сторону и, прислонившись к небольтому сарайчику, крытому зеленым шифером, закурил. Весь вид его говорил, что он тут ни при чем, ничего не знает, ничего не слышит…
Сорока, стоя за толстой сосной, с трудом сдерживал себя: ему не терпелось перескочить через невысокий штакетник и броситься к ним. Но девушка совсем не казалась испуганной, наоборот, она сама, судя по отдельным словам, которые сюда доносились, что-то сердито выговаривала Садовскому, а тот, нагнув лобастую голову, оправдывался… Ну, выскочит он из-за укрытия, подбежит к ним, а дальше? Возьмет Алену за ручку и уведет от этого подонка? И потом, еще неизвестно, как она на все это посмотрит. Не хотелось бы Сороке увидеть в ее глазах насмешку… Вот он, мой верный рыцарь, снова явился спасать свою возлюбленную…
Сорока был в нерешительности. Он бы знал, как поступить, если бы они силком потащили девушку в дом, если бы она позвала на помощь…
Борис что-то отрывисто сказал, потом достал из кармана куртки ключи и швырнул Глебу. Тот ловко поймал их и, взяв сумку, направился к даче. Поднялся на низенькое крыльцо и, ссутулившись, стал просовывать ключ в скважину. Борис кивал Алене на дачу, что-то быстро говорил, как обычно жестикулируя длинными руками. Алена вдруг отвернулась от него и пристально посмотрела на ту самую сосну, за которой прятался Сорока, затем кивнула Борису и первой пошла по белой тропинке к даче. Глеб уже открыл парадную и скрылся внутри. Вспыхнули сразу три окна в доме. Видно было, как Глеб одну за другой задернул плотные зеленоватые шторы. Теперь неяркий свет с трудом пробивался в узенькие щели между шторой и окном.
Алена скрылась в коридоре, Длинный Боб, прежде чем закрыть дверь, снова бросил беспокойный взгляд на дорогу. Сороке даже показалось, что он заметил его, потому что в лице его что-то дрогнуло, он отбросил желтую прядь со лба, еще раз внимательно посмотрел на дорогу и лишь после этого закрыл на собой дверь. Слышно было, как в замке скрежетнул ключ.
Больше не таясь, Сорока одним прыжком перемахнул через зеленый штакетник, подбежал к окну, но в этот момент, словно нарочно, кто-то изнутри плотно сомкнул две гардины. Сорока внимательно осмотрелся: в дом можно попасть только через окно. Причем его сначала нужно выбить, так что будет шум, треск, звон — и они успеют принять какие-то меры. На всякий случай он осторожно потянул за железную ручку, дверь заперта. Приложился ухом к холодным доскам, но не услышал ни звука. Если бы дверь открывалась вовнутрь, он с размаху навалился бы на нее и выломал, а так ничего не получится. Оторвется ручка, и все.
Стоять столбом на крыльце и прислушиваться было глупо, надо что-то немедленно предпринимать. Тревога все больше овладевала им.
Сорока обошел небольшой зеленоватый дом кругом. С залива доносился глухой шум. Финский залив давно был скопан льдом, но недавняя оттепель растопила береговую кромку, и темно-свинцовая вода с ледяной шугой набегала на голубоватые торосы, разъедая их будто ржавчина. Здесь, у самого залива, тянул холодный ветер, поскрипывали на ветру высокие деревья. Снежная крупа зло колола лицо.
Увидев прислоненную к веранде лестницу, Сорока взглянул на крышу: кажется, квадратное чердачное окошко чуть-чуть приотворено. Не раздумывая, он забрался наверх и, осторожно ступая по заснеженной железной крыше, подобрался к окну. Отворил его и с трудом протиснулся на чердак.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92
— Тут я дал маху, — согласился Сорока и надолго замолчал.
Впереди идущая «Волга» включила подфарники. Здесь, за городом, все окрест было белым. Лишь желтели на болоте холмы песка, намытого земснарядом. Снежинки, бешено вращаясь, трассирующими очередями неслись навстречу. Казалось, они должны были залепить все лобовое стекло, но оно было чистым. Справа широким желтым столбом выстлался на рельсах яркий луч. С нарастающим шумом поравнялась с машиной электричка. Какое-то время «Запорожец» и она шли бок о бок, потом электричка стала медленно обгонять. Один за другим не спеша проплывали зеленые, припущенные снегом вагоны с желтыми квадратами окон. Здесь была кривая, и электричка изогнулась наподобие гигантской многочленистой гусеницы. Выйдя на прямую, электричка быстро ушла вперед.
«Жигули» мчались далеко впереди. Сигнальные огни все еще не были включены. Так они миновали Лисий Нос, Разлив, Солнечное! За городом совсем стало мало машин. Иногда с протяжным шумом, окруженные снежным вихрем, проносились красные сверкающие разноцветными огнями туристские автобусы.
Между «Жигулями» и «Запорожцем» ехала черная «Волга». Она свернула в Репино. Теперь их никто не разделял.
Гарик достал сигареты, закурил.
— Дай мне одну, — коротко бросил Сорока. Гарик удивленно посмотрел на него, потом улыбнулся, сам прикурил ему сигарету и неловко сунул в рот.
— Ты же не куришь, — заметил Гарик.
— Если мотор заглохнет… — сказал Сорока. — Нам их будет не достать.
Гарик взглянул на дрожащую почти на нуле стрелку и промолчал. Сорока выжимал из «Запорожца» все возможное. А как известно, при быстрой езде двигатель жрет больше бензина.
Но «Запорожец» их не подвел: бензина хватило.
Миновав Комарово, или, как Алена называла дачный поселок, «Комары», «Жигули» неожиданно свернули к заливу. Узкая неровная дорожка была припорошена снегом. Высокие сосны и ели, соприкасаясь заснеженными ветвями, стояли на обочинах. На берегу виднелись крашеные стандартные дачи с неряшливыми пристройками. Возле одной безобразно громоздилась куча древесного угля. Снег лишь сверху прикрыл ее. Все это они рассмотрели потом. Как только «Жигули» свернули на дорожку, Сорока приткнул «Запорожец» вплотную к обочине и, сказав Гарику, чтобы не вылезал, осторожно закрыл дверцу; вглядываясь в сгущающиеся сумерки, торопливо зашагал по дороге, на которой отчетливо отпечатались ребристые следы протекторов.
«Жигули» остановились у невысокой зеленой ограды приземистой дачи. Сорока видел, как Длинный Боб, торопясь и оглядываясь на свою машину, ключом открывал замок на воротах. Оставив его болтаться в петле запора, он распахнул створы и почти бегом кинулся к «Жигулям». Въехав на территорню дачи, он снова закрыл ворота. Правда, не на замок. На секунду замер, вглядываясь в ту сторону, где за сосной укрылся Сорока, затем повернулся и побежал к машине. Открыл дверцу — и оттуда вылезла Алена, а вслед за ней Глеб. Он не спеша обошел машину, открыл багажник и достал оттуда вместительную сумку. Слышно было, как звякнули бутылки.
У машины происходил какой-то спор, слышался взволнованный голос Алены, глуховатое бормотание Боба. Глеб демонстративно отошел в сторону и, прислонившись к небольтому сарайчику, крытому зеленым шифером, закурил. Весь вид его говорил, что он тут ни при чем, ничего не знает, ничего не слышит…
Сорока, стоя за толстой сосной, с трудом сдерживал себя: ему не терпелось перескочить через невысокий штакетник и броситься к ним. Но девушка совсем не казалась испуганной, наоборот, она сама, судя по отдельным словам, которые сюда доносились, что-то сердито выговаривала Садовскому, а тот, нагнув лобастую голову, оправдывался… Ну, выскочит он из-за укрытия, подбежит к ним, а дальше? Возьмет Алену за ручку и уведет от этого подонка? И потом, еще неизвестно, как она на все это посмотрит. Не хотелось бы Сороке увидеть в ее глазах насмешку… Вот он, мой верный рыцарь, снова явился спасать свою возлюбленную…
Сорока был в нерешительности. Он бы знал, как поступить, если бы они силком потащили девушку в дом, если бы она позвала на помощь…
Борис что-то отрывисто сказал, потом достал из кармана куртки ключи и швырнул Глебу. Тот ловко поймал их и, взяв сумку, направился к даче. Поднялся на низенькое крыльцо и, ссутулившись, стал просовывать ключ в скважину. Борис кивал Алене на дачу, что-то быстро говорил, как обычно жестикулируя длинными руками. Алена вдруг отвернулась от него и пристально посмотрела на ту самую сосну, за которой прятался Сорока, затем кивнула Борису и первой пошла по белой тропинке к даче. Глеб уже открыл парадную и скрылся внутри. Вспыхнули сразу три окна в доме. Видно было, как Глеб одну за другой задернул плотные зеленоватые шторы. Теперь неяркий свет с трудом пробивался в узенькие щели между шторой и окном.
Алена скрылась в коридоре, Длинный Боб, прежде чем закрыть дверь, снова бросил беспокойный взгляд на дорогу. Сороке даже показалось, что он заметил его, потому что в лице его что-то дрогнуло, он отбросил желтую прядь со лба, еще раз внимательно посмотрел на дорогу и лишь после этого закрыл на собой дверь. Слышно было, как в замке скрежетнул ключ.
Больше не таясь, Сорока одним прыжком перемахнул через зеленый штакетник, подбежал к окну, но в этот момент, словно нарочно, кто-то изнутри плотно сомкнул две гардины. Сорока внимательно осмотрелся: в дом можно попасть только через окно. Причем его сначала нужно выбить, так что будет шум, треск, звон — и они успеют принять какие-то меры. На всякий случай он осторожно потянул за железную ручку, дверь заперта. Приложился ухом к холодным доскам, но не услышал ни звука. Если бы дверь открывалась вовнутрь, он с размаху навалился бы на нее и выломал, а так ничего не получится. Оторвется ручка, и все.
Стоять столбом на крыльце и прислушиваться было глупо, надо что-то немедленно предпринимать. Тревога все больше овладевала им.
Сорока обошел небольшой зеленоватый дом кругом. С залива доносился глухой шум. Финский залив давно был скопан льдом, но недавняя оттепель растопила береговую кромку, и темно-свинцовая вода с ледяной шугой набегала на голубоватые торосы, разъедая их будто ржавчина. Здесь, у самого залива, тянул холодный ветер, поскрипывали на ветру высокие деревья. Снежная крупа зло колола лицо.
Увидев прислоненную к веранде лестницу, Сорока взглянул на крышу: кажется, квадратное чердачное окошко чуть-чуть приотворено. Не раздумывая, он забрался наверх и, осторожно ступая по заснеженной железной крыше, подобрался к окну. Отворил его и с трудом протиснулся на чердак.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92