Отряхнув руки, он спустился вниз и подошел к Бельмондо, сидящему в кресле дежурного, и со смущенной улыбкой сказал:
– Все, сливай воду, красавчик...
Затем вздохнул, покраснел чуточку и, застенчиво пряча глаза, попросил подрагивающим голосом:
– Бабу-то дашь одну? С жизнью проститься?
– А что, нет выхода? – забеспокоился Борис.
– Нет. Бетоном перекрыли... Сантиметров сорок толщина... Как насчет бабы-то?
– А другого выхода нет? Или отверстий каких вентиляционных? Люков?
– Нет. Слышал же, он сам говорил. Дашь женщину?
– А может, подолбить где-нибудь?
– Ну-ну! Я буду бетон долбить, а ты...
– Понимаешь, капитан, я так с ними сроднился! Они мне, ну, прямо как жены.
– Ну ладно, – вздохнул Митрохин. – Давай, что ли, шампанского попьем? Где оно?
– Погоди, напиться мы всегда успеем... Давай сначала соберем всех. Может, кто-нибудь что-нибудь и подскажет. Да, кстати, как ты себя в качестве новоиспеченного фашиста чувствуешь?
– Да ничего вроде... А что?
– Ты смотри у меня! И держись, если при виде еврея или коммуниста найдет на тебя что-нибудь некультурно-варварское! Ты же мент с большой буквы!
– Да меня на них не очень-то и тянет. Может, не действует еще «Бухенвальд». Или обстановка не та.
* * *
Через десять минут все население замурованного подземелья собралось в центральной комнате. Митрохин с Бельмондо хотели было выступить с обращением, но были моментально оттеснены в сторону изголодавшимися по слову коммунистами. Тех, в свою очередь, оттеснили национал-социалисты, полная и безоговорочная победа которых как-то незаметно была узурпирована жириновцами, которые сразу потребовали удалить Митрохина и Бельмондо из зала заседаний. Недоуменно покачав головой, капитан выстрелил в потолок и в наступившей тишине объявил о полном запрете на три дня всех политических партий и течений.
Когда партии рассеялись и течения приостановились, Митрохин задал единственный вопрос:
– Знает ли кто-нибудь о существовании хоть какого-нибудь выхода отсюда на волю?
– Я кое-что знаю! – подняла руку Диана Львовна. – Один из старших охранников говорил, что на тот берег Клязьмы из «Волчьего логова» ведет подземный ход Маловероятно, чтобы этот ход не соединялся с нашим этажом.
– Конечно, соединяется! – раздался из динамика ехидный голос Худосокова – Подойдите к торцовой стене в комнате художника, и вы увидите дверь, прямиком ведущую в этот ход. Но скажу сразу, что дверь эта сделана из стальной плиты толщиной в дюйм, а кнопка, ее открывающая, давно мною заблокирована. Пятнадцать минут назад я также собственноручно блокировал запасную лестницу на первый этаж. Так что, уважаемые заключенные, забудьте о бренной свободе и гуляйте на здоровье!
– А есть еще какой-то подземный бассейн, соединяющийся с Клязьмой, – зашептала Диана Львовна на ухо Митрохину после того, как в комнате воцарилась тишина.
Взглянув ей в глаза, капитан понял, что эту ночь они проведут вместе. И ему сразу стало жалко свою крикливую, но заботливую жену Зиночку. А Бельмондо, взглянув на них, понял, что ему придется до конца своей жизни (целых два с половиной дня!) заниматься тривиальным сексом с одной только бесхитростной Вероникой.
Митрохин похвалил Диану и задумался над ее словами, а также над целесообразностью сохранения в создавшихся условиях супружеской верности. В это время к нему подошел один из белохалатников и, заговорщицки улыбаясь, сказал:
– Меня зовут Джордж Циринский. Вы понимаете?
– Понимаю... Ну и что?
– Нет, молодой человек, вы ничего не понимаете. Меня зовут Циринский, и в молодости я работал в клинике знаменитого профессора Розенкранца.
– Ну и что?
– Это значит, что я был, кхе-кхе, весьма хорошим хирургом. Теперь вы понимаете?
– Нет, – недоуменно пожал плечами капитан. – Ничего не понимаю, хоть убей.
– Ну конечно! – покровительственно улыбнулся Циринский. – Конечно, вы переутомились и нуждаетесь в постоянном наблюдении хорошего врача. И я предлагаю вам свои скромные услуги. В качестве доказательства лояльности я пришью вам на место то, что отрезали некоторые хамы. Я уже подготовил чистую операционную и инструменты... И если, паче чаяния, вы мне не доверяете, можете пригласить вашего друга, так похожего на великого Жан Поля Бельмондо...
Митрохин подозвал Бельмондо и рассказал ему о предложении Циринского.
– А что? Пусть пришивает! – пожав плечами, ответил Борис. – А если что не прирастет или отвалится, я ему такое «дело врачей» устрою, мало не покажется.
* * *
Через час капитан был успешно прооперирован. Когда он пришел в себя после наркоза, над ним склонился улыбающийся Циринский и, поздравив с более чем успешной операцией, сказал, что Митрохин поступит мудро, если поручит ему с коллегами по лаборатории найти за два дня способ выбраться на свободу.
– Нам вполне по силам создать за несколько дней маленькую бомбу, – скромно улыбаясь, сказал Джордж. – И разнести на мелкие кусочки клязьминскую сторону дома...
Немного подумав, капитан назначил Циринского своим доверенным лицом и полномочным представителем. И с чувством исполненного долга сел с Бельмондо и женщинами пить шампанское, которого к этому времени оставалось не так уж много.
Но ни Митрохин, ни Бельмондо особенно не расстраивались – Джордж Циринский успокоил их, сказав, что запасов медицинского спирта в подземелье хватит на неделю практически непрерывного употребления. И тут же ушел к своим коллегам ставить перед ними новую задачу.
9. Ольга киснет, Горошников измывается, а мы с Баламутом чуть не плачем. – Финиш в яме
Киркоров и Макарыч сказали Ольге, что Митрохин вроде бы внедрился и надо подождать чуток. Но Ольга не могла ждать. Черный был в тюрьме, и Баламут был в тюрьме, и надо было что-то делать. Она уже начала доставать оружие и боеприпасы, но никакой конкретный план действий ей в голову не приходил. Она ходила из угла в угол, пробовала курить или напиться, но ничего не помогало.
«Я одна, совсем одна, – думала Ольга, глядя в оплывающее дождем окно. – Когда они были рядом или могли быть рядом, я была сильной и умной. Когда Черный обнимал меня или просто смотрел, я была красивой и всемогущей. А сейчас меня нет. Я – никто и ничто».
Софи пыталась хоть как-нибудь ее отвлечь, но Ольга лишь отмахивалась. И плакала или просто сидела в темной комнате... Появись в доме Макарыч с Киркоровым, они смогли бы успокоить девушку, но их не было – ожидая Митрохина, они сутками пропадали у ставки Худосокова в Болшеве. И однажды Ольга пришла с улицы с десятью дозами героина в сумочке. Она не хотела и не умела страдать...
Ее спас звонок по телефону. Звонил однокашник Митрохина. Он сказал, что через пару дней начнутся судебные заседания, и он знает, как и в какие часы будут возить Чернова с Баламутовым из СИЗО в народный суд и обратно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66