– Заблокировали и профессиональную память?
– Почему? Была ведь отдушина. Помнишь наши математические олимпиады? Как решали дифуры в десятом классе и мечтали сконструировать кибера с электрозарядкой от обыкновенной розетки?
– Детские забавы.
– Не знаю. Может быть, мне подключили какие-то знания, каких у тебя не было, может, развили заложенные, но за девять с лишним годков работы в Би-центре я стал математиком, от которого не отказался бы сам Колмогоров. В моей лаборатории – туда никто не войдет, кроме меня, – я уже подхожу к проблеме их силового поля. Математически я его вижу, не хватает немного, чтоб рассчитать. Заходи, покажу тебе такие уравнения – ахнешь. Издашь в Москве – скажут, советский Бурбаки.
– Как же зайти, когда, кроме тебя, никому хода нет?
– Сбрей эту дурацкую бороду – пройдешь. Ни одно зеркало не остановит. Ты ведь на это и рассчитывал?
– Рассчитывал.
– Подменить? Смысла не имеет. Вдвоем лучше получится.
– А почему ты работаешь с этой камарильей? – нахмурился Зернов.
– Я работаю с вычислительными машинами. Понятия не имею о том, что происходит в Городе.
– Была у меня такая страстишка, – задумчиво произнес Зернов: изучая свое второе «я», он словно оценивал сам себя, свою молодость, свои ошибки и промахи, – научное червячество. Я-то освободился от нее, а у тебя ее гипертрофировали.
– Вероятно, надеялись, что преданность науке все определит и направит.
– Направить направило, – усмехнулся Зернов. – На запасной путь. В тупичок. Никчемный вышел из тебя социолог. Кстати (хотя то, что он спросил, было совсем некстати), из твоего Би-центра можно закрыть вход в континуум, лишить Город продовольствия?
– Можно, – согласился Зернов-дубль, – есть такая Энд-камера. Между прочим, даже я туда не могу войти. Этим правом обладает только один человек в Городе.
– Ну что ж, – вздохнул Зернов, – подумаем, поразмыслим.
О чем он хотел поразмыслить, я так и не понял, но его дубль догадался. Он понимающе улыбнулся, встал и, не прощаясь, пошел к выходу.
– Искать меня не надо. Найдешь, когда вспомнишь.
– Знаю.
Мартин угрожающе шагнул навстречу.
– Пропустить? – спросил он.
– Конечно, – сказал Зернов, – ведь это – я.
Долго длилось молчание, в котором только мы с Мартином участвовали из вежливости. Для жителей Города, никогда не видавших своих земных аналогов, было даже страшновато наблюдать эту встречу. Но она освободила каждого от гнездившегося где-то в сознании чувства неполноценности. Сейчас они убедились в том, что их земные предшественники и они сами, в общем-то, живут и развиваются по-разному, биологически идентичные, но психологически независимые, каждый со своим миром, своими мыслями и своим путем в жизни. Никто не спросил Зернова, о чем они говорили, – все понимали, что разговор был личный и не враждебный, но несомненно важный, потому что Зернов – это было ясно для каждого – что-то подсчитывал или рассчитывал в уме: даже губы его шевелились.
– Что-нибудь важное? – спросил Томпсон.
– Очень. Он напомнил мне о том, что может способствовать или помешать нашей победе.
Я-то знал, но другие переглянулись, не понимая.
– О Вычислительном центре, – сказал Зернов.
37. СУДЬБА ОНЭ
Я вернулся в городок за колючей проволокой, не повидавшись с Корсоном Бойлом, но выполнив его первый приказ. Одиннадцать водителей и тридцать четыре возчика, педантично подобранные Фляшем – целый отряд разведчиков, – уже просачивались на территорию лагеря. Непрерывная связь с руководством Сопротивления уже была обеспечена.
Оливье в своей обычной доверительной и скромной манере изложил новости. Они были не из приятных, но, как заметил заглянувший в кабинет во время нашего разговора Онэ, вполне типичных для рудничного лагеря. В шахте «Эльза» вагонеткой с углем раздавило рабочего. Шахтеры потребовали немедленного исправления уклона пути; вмешались стражники. В столкновении были убиты и тяжело ранены несколько человек. Четверо уже умерли в местной больнице. На лесоповале и в открытых карьерах медного рудника понизилась выработка. В каменоломнях нашли заваленный камнями труп убитого провокатора или информатора, как их здесь называли: он уже три дня назад исчез из барака. Блок-боссы вместо плеток вооружились стальными прутьями. Формально их нельзя было упрекнуть: я запретил плетки, а не телесные наказания, и они тут же меня перехитрили. Трудно быть комендантом-гуманистом, да еще в лагере с территорией, почти в два раза превышающей освенцимовскую.
Онэ с каменным выражением чиновничьей послушливости положил передо мной списки информаторов – несколько страниц, мелко исписанных ровным писарским почерком, – перечень кличек и лагерных номеров. «Кто работает непосредственно на Бойла?» – поинтересовался я. Онэ с деланным недоумением пожал плечами: не знает. Я сунул списки в стол, что позволило Онэ, уходя, елейно заметить: списки, мол, должны храниться в сейфе и никто в лагере, кроме меня и его, не должен знать об их существовании. Через секунду он вернулся и доложил, что в приемной ожидает вызванный мною Джемс.
Он и сейчас глядел на меня волк волком, даже отросшие его волосы по-волчьи топорщились. Письмо отца он прочел внимательно, вглядываясь в каждую букву, даже на свет посмотрел.
– Где написано? – спросил он.
– У меня в номере. Думаешь, подделка?
– Нет, просто я знаю цвет чернил в «Омоне».
– Все еще не веришь?
– Чему? То, что ты связан с Сопротивлением, я знал еще в Городе. Но в степень твоей искренности – прости…
Я оставил яд реплики без внимания.
– Содержание письма мне известно. Ты должен связать меня с руководством подпольщиков.
– Ничего я не должен. Совет отца – это еще не приказ комитета.
Тогда я сказал, подчеркивая каждое слово:
– В ясный день друзья улыбаются, юноша.
Джемс качнулся на стуле, заметно побледнел и вскочил.
– Как ты…
– Отзыв! – гаркнул я.
Он сник и тихо, еле слышно ответил:
– Улыбка друга радует и в ненастье.
Улыбки я не увидел, но на этом пароль и отзыв уже не настаивали.
– Когда и где? – спросил я.
– В заброшенной каменоломне у Голубой рощи. Там есть заросшие бурьяном карьеры. А вот когда… – Он задумался.
– Сегодня.
– Лучше завтра. Трудно собрать всех за один день.
– Начнешь работать с Онэ. Не спускай с него глаз. Я подозреваю его в работе на Бойла. Связи с Городом у него нет, но он будет ее искать. Единственный телефон у меня в кабинете. Следи в оба, когда меня нет.
– Хорошо.
– Узнай по всем секциям, с кем связан Бойл вовремя его инспекций. Кто из администрации навещает его. Мне нужны клички и номера к встрече с комитетчиками.
– Хорошо.
Я вызвал Онэ:
– Этот юноша – сын моего друга, редактора. Я хочу облегчить его жизнь. Введите его в курс дела, Онэ, и не ссорьтесь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85