Придя в комнату короля, она отвесила поклон, подвела меня к королю и ушла. Первое, что я увидела, разумеется, был король. Но почти тотчас же я заметила какого-то странного человека, который был с королем в этой огромной комнате. Вообразите себе старика в каком-то рубище — одеянье его было разорвано, вероятно, терновником, выжжено солнцем, когда-то оно, вероятно, было лимонного цвета, как одежды бонз. На лбу его, гладком, как слоновая кость, была татуировка: три белых полосы и глаз Шивы. Когда я вошла, он стоял перед королем на коленях. Увидев меня, он сразу поднялся и пал ниц к моим ногам, целуя их.
— Это она, — сказал король. — Ты скажешь твоему господину, что мой предшественник и я сдержали свое слово.
А старик, все еще распростертый, не переставал целовать мои ноги, что-то бормоча, смеясь и плача в одно и то же время.
— Это она! Да дарует Шива жизнь и торжество ее высочеству принцессе Манипурской!
Изумленная, испуганная, я смотрела на короля. Он наблюдал за мной, растроганно улыбаясь.
— Бутсомали, — сказал он, наконец, — встань! Пройди в соседнюю комнату. Там ты останешься с ней, сколько понадобится. Скажешь ей все, что она должна знать. Только, отец мой, пощади ее юность.
Сказав это, он позвонил и велел слуге отвести нас в другую комнату. Я поклонилась королю, отвесив глубокий поклон, и каково же было мое удивление, когда он ответил мне столь же почтительно. Я и старый Бутсомали очутились в маленькой гостиной с диванами и позолоченными столиками, на которых стояли замороженные сиропы, варенья, лежали папиросы. Я села. Шиваитский священник склонился передо мной так же, как он это делал у ног короля, и начал говорить. И по мере того, как он говорил, прошлое все больше и больше вскрывалось передо мною. Теперь мне казалось, что сцена, на которой до сих пор развертывалась моя жизнь, все расширяется. И постепенно приподнимается завеса, приоткрывая неведомые глубины прошлого. И вот, будучи в одно и то же время актрисой и зрительницей, я видела в них мое прошлое и будущее.
Приблизительно полтора века тому назад одному герою, который по своим добродетелям был ближе к богам, чем к людям, удалось превратить одну древнюю страну, лежащую между Сиамом и Индией, в могущественную империю. Героя этого звали Аломпра, а государство, им основанное, было могущественное королевство Бирма. Могущественное и, увы, эфемерное! Его окружали ожесточенные враги, и очень скоро вслед за его расцветом последовала гибель.
Каковы были причины ненависти, окружавшей его? Его богатство. Кто хочет иметь представление о земном рае, должен спуститься в долину Иррауди. Там сотни городов — и достаточно увидеть один из них, чтобы получить понятие о славе страны. Ава — называют городом драгоценных камней; Ама-рапура — город бессмертия; Мандалап — столица, в ней сады еще более пышные, чем в Персии, а крыши из массивного золота. Пиган — в нем девять тысяч девятьсот девяносто девять храмов, больше, чем где-либо на земле; Могунг — город рубинов; Мульмейн, наконец, Рангун, вторая столица, — ее пагода самая прекрасная в мире.
В течение ста лет в Бирме, после смерти великого Аломпры, успехи чередовались с несчастиями.
Вслед за мрачной эпохой, во время которой было пролито много крови, эта великолепная и несчастная страна с нетерпением ожидала, что настанет наконец ее благоденствие. Старый король Мин-Гун умер. Но он все же успел избрать себе наследника из своих сорока восьми сыновей: наиболее достойным престола он счел сына своего принца Тхи-Бо.
Новый король был такой необычайной красоты, такого светлого ума, что без труда можно было угадать происхождение его от божественного Аломпры. Храбрость его равнялась его Доброте. В первые шестьдесят дней его царствования все были Уверены, что для Бирманского государства вернулся золотой век. Безрассудные мечты, жалкие надежды, которые рассеялись самым прискорбным образом!
Однажды король охотился со своими придворными в дремучем бирманском лесу, окружавшем столицу, где возвышаются ослепительно белые султаны «thi-see» — лаврового дерева. Они заехали довольно далеко в погоне за кабаном. Им почти удалось загнать животное, и юный повелитель спешил нанести ему последний удар, как вдруг из логовища, вырытого между корнями бананового дерева, выскочил человек. Очевидцы этой сцены еще долго потом спорили о том, кто был этот человек. Одни говорили, что это был отшельник, другие — что простой нищий. И возраст его оставался спорным. Но все в один голое утверждали, что он был прокаженный. Человек этот, схватив лошадь короля за поводья, попросил у властителя милостыню. Испуганная лошадь встала на дыбы, и этого момента было достаточно, чтобы кабан исчез в густой лесной чаще.
Король сначала онемел от изумления. Затем, не будучи в состоянии сдержать свой гнев, ударил старика хлыстом по лицу. По рассказам охотников, король вернулся крайне мрачным с этой охоты. Вначале некоторые военачальники пытались рассеять грусть короля шутками, но безуспешно. Затем все замолчали, и когда печальное шествие достигло дворца, королем овладела невероятная тоска, которая его больше не покидала.
Уже на следующий день можно было предвидеть грозящую катастрофу. В одну неделю тот, кто служил примером всем повелителям, сделался самым жестоким деспотом. Казалось, будто его охватил какой-то вихрь яростного безумия. Слухи о происшествии на охоте быстро распространились по всему королевству, о нем с ужасом говорили в стране, где нищие всегда считались священными. Но был ли тот, которого необдуманно оскорбил принц, обыкновенным нищим? В этом уже сомневались. Недобрые слухи ходили среди населения. Не простой смертный был тот, кого ударил нечестивый хлыст Тхи-Бо, нет, это был сам бог разрушения и смерти, самое страшное из всех наших божеств, бог Шива в излюбленном им образе, образе лесного отшельника — он избирает его всегда, когда хочет испытать благочестие своих сынов. В таком виде его изображает статуя на террасе Ангкор-Вата, где мы только что с вами были. Подумайте только — все эти слухи распространялись среди самых больших фанатиков. Они всячески варьировались, умножались, становились правдоподобными. Бонзы уже открыто намекали на них в пагодах. Показывали друг другу с ужасом изображения божества, его лицо, сделавшееся гневным и оставшееся таковым с момента отвратительного святотатства. Отныне проклятие Шивы лежало на всей стране, и последовавшие за этим события дали самые ужасные подтверждения этим мрачным слухам.
Тхи-Бо был окончательно выведен из себя этими все возраставшими слухами и стал обвинять в заговоре против государства своих братьев и сестер — сорок восемь принцев и шестьдесят принцесс. Он заточил их в одном из дворцовых зданий, и здесь-то и совершилось самое гнусное преступление.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48
— Это она, — сказал король. — Ты скажешь твоему господину, что мой предшественник и я сдержали свое слово.
А старик, все еще распростертый, не переставал целовать мои ноги, что-то бормоча, смеясь и плача в одно и то же время.
— Это она! Да дарует Шива жизнь и торжество ее высочеству принцессе Манипурской!
Изумленная, испуганная, я смотрела на короля. Он наблюдал за мной, растроганно улыбаясь.
— Бутсомали, — сказал он, наконец, — встань! Пройди в соседнюю комнату. Там ты останешься с ней, сколько понадобится. Скажешь ей все, что она должна знать. Только, отец мой, пощади ее юность.
Сказав это, он позвонил и велел слуге отвести нас в другую комнату. Я поклонилась королю, отвесив глубокий поклон, и каково же было мое удивление, когда он ответил мне столь же почтительно. Я и старый Бутсомали очутились в маленькой гостиной с диванами и позолоченными столиками, на которых стояли замороженные сиропы, варенья, лежали папиросы. Я села. Шиваитский священник склонился передо мной так же, как он это делал у ног короля, и начал говорить. И по мере того, как он говорил, прошлое все больше и больше вскрывалось передо мною. Теперь мне казалось, что сцена, на которой до сих пор развертывалась моя жизнь, все расширяется. И постепенно приподнимается завеса, приоткрывая неведомые глубины прошлого. И вот, будучи в одно и то же время актрисой и зрительницей, я видела в них мое прошлое и будущее.
Приблизительно полтора века тому назад одному герою, который по своим добродетелям был ближе к богам, чем к людям, удалось превратить одну древнюю страну, лежащую между Сиамом и Индией, в могущественную империю. Героя этого звали Аломпра, а государство, им основанное, было могущественное королевство Бирма. Могущественное и, увы, эфемерное! Его окружали ожесточенные враги, и очень скоро вслед за его расцветом последовала гибель.
Каковы были причины ненависти, окружавшей его? Его богатство. Кто хочет иметь представление о земном рае, должен спуститься в долину Иррауди. Там сотни городов — и достаточно увидеть один из них, чтобы получить понятие о славе страны. Ава — называют городом драгоценных камней; Ама-рапура — город бессмертия; Мандалап — столица, в ней сады еще более пышные, чем в Персии, а крыши из массивного золота. Пиган — в нем девять тысяч девятьсот девяносто девять храмов, больше, чем где-либо на земле; Могунг — город рубинов; Мульмейн, наконец, Рангун, вторая столица, — ее пагода самая прекрасная в мире.
В течение ста лет в Бирме, после смерти великого Аломпры, успехи чередовались с несчастиями.
Вслед за мрачной эпохой, во время которой было пролито много крови, эта великолепная и несчастная страна с нетерпением ожидала, что настанет наконец ее благоденствие. Старый король Мин-Гун умер. Но он все же успел избрать себе наследника из своих сорока восьми сыновей: наиболее достойным престола он счел сына своего принца Тхи-Бо.
Новый король был такой необычайной красоты, такого светлого ума, что без труда можно было угадать происхождение его от божественного Аломпры. Храбрость его равнялась его Доброте. В первые шестьдесят дней его царствования все были Уверены, что для Бирманского государства вернулся золотой век. Безрассудные мечты, жалкие надежды, которые рассеялись самым прискорбным образом!
Однажды король охотился со своими придворными в дремучем бирманском лесу, окружавшем столицу, где возвышаются ослепительно белые султаны «thi-see» — лаврового дерева. Они заехали довольно далеко в погоне за кабаном. Им почти удалось загнать животное, и юный повелитель спешил нанести ему последний удар, как вдруг из логовища, вырытого между корнями бананового дерева, выскочил человек. Очевидцы этой сцены еще долго потом спорили о том, кто был этот человек. Одни говорили, что это был отшельник, другие — что простой нищий. И возраст его оставался спорным. Но все в один голое утверждали, что он был прокаженный. Человек этот, схватив лошадь короля за поводья, попросил у властителя милостыню. Испуганная лошадь встала на дыбы, и этого момента было достаточно, чтобы кабан исчез в густой лесной чаще.
Король сначала онемел от изумления. Затем, не будучи в состоянии сдержать свой гнев, ударил старика хлыстом по лицу. По рассказам охотников, король вернулся крайне мрачным с этой охоты. Вначале некоторые военачальники пытались рассеять грусть короля шутками, но безуспешно. Затем все замолчали, и когда печальное шествие достигло дворца, королем овладела невероятная тоска, которая его больше не покидала.
Уже на следующий день можно было предвидеть грозящую катастрофу. В одну неделю тот, кто служил примером всем повелителям, сделался самым жестоким деспотом. Казалось, будто его охватил какой-то вихрь яростного безумия. Слухи о происшествии на охоте быстро распространились по всему королевству, о нем с ужасом говорили в стране, где нищие всегда считались священными. Но был ли тот, которого необдуманно оскорбил принц, обыкновенным нищим? В этом уже сомневались. Недобрые слухи ходили среди населения. Не простой смертный был тот, кого ударил нечестивый хлыст Тхи-Бо, нет, это был сам бог разрушения и смерти, самое страшное из всех наших божеств, бог Шива в излюбленном им образе, образе лесного отшельника — он избирает его всегда, когда хочет испытать благочестие своих сынов. В таком виде его изображает статуя на террасе Ангкор-Вата, где мы только что с вами были. Подумайте только — все эти слухи распространялись среди самых больших фанатиков. Они всячески варьировались, умножались, становились правдоподобными. Бонзы уже открыто намекали на них в пагодах. Показывали друг другу с ужасом изображения божества, его лицо, сделавшееся гневным и оставшееся таковым с момента отвратительного святотатства. Отныне проклятие Шивы лежало на всей стране, и последовавшие за этим события дали самые ужасные подтверждения этим мрачным слухам.
Тхи-Бо был окончательно выведен из себя этими все возраставшими слухами и стал обвинять в заговоре против государства своих братьев и сестер — сорок восемь принцев и шестьдесят принцесс. Он заточил их в одном из дворцовых зданий, и здесь-то и совершилось самое гнусное преступление.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48