— вот я и загорелся. Исколесил всю Германию, даже и до Парижа довела меня дорога, но обо всем этом поговорим как-нибудь в другой раз, попозже. Сейчас скажу лишь, что, когда я праздно шатался по чужбине, бывая в новом и интересном окружении, в моей памяти напрочь затуманился образ девушки, имя которой Вирве. Затем уже бывало и так, что порою я не вспоминал о ней по целому дню. И знаешь что? Я не жалел об этом, и вовсе не считал себя каким-нибудь вероломным изменником, мотыльком-однодневкой, или как там в таких случаях говорят. Нет, как раз напротив. Сознание, что я все же способен забыть эту особу, импонировало мне, укрепляло меня… ведь, пересекая границу, я был как тяжело больной… по крайней мере, мне так казалось.
По прошествии некоторого времени я пришел к заключению, что Вирве Киви стала мне почти безразлична, мои чувства к ней остыли точно так же, как когда-то в юности — к одной другой девушке… Гм, ты и сам понимаешь, к кому.
Странно, как еще плохо знал я тогда самого себя. Едва я вернулся на родину, а затем сюда, в Тарту, как огонь, который вроде бы уже погас, вспыхнул с новой силой. Да, да, вспыхнул, вспыхнул… Ты, старый холостяк, не обращай особого внимания, если я иной раз в своем рассказе употреблю чересчур поэтическое выражение, эпитет или какую-нибудь поговорку, хотя я отнюдь не пишу книгу, а рассказываю просто-напросто, как выйдет.
— Ну что об этом говорить! — Леста дотрагивается до руки друга. — Не думаешь же ты, в самом деле, будто я охочусь за какой-нибудь новой темой?
— Пусть будет так, — Тали глубоко вздыхает. — Едва я вернулся назад в Тарту, началась все та же прежняя игра, словно бы за прошедшее время настроение мое вовсе и не менялось. И мне сразу же не только показалось странным, но и больно меня задело, что Вирве ничуть не интересовал тот отрезок времени, когда я отсутствовал; она даже и того не спросила, где я был, чем занимался. Все выглядело так, будто я расстался с нею не далее как вчера и вот теперь явился на самое что ни на есть обычное свидание. Лишь один раз она так… между прочим коснулась периода моего отсутствия. «Это случилось в то время, — сказала, — когда тебя в Тарту не было видно». И это все. А ведь я, по моему мнению, выкинул, так сказать, большой номер — путешествовал по чужим странам! Правда, спустя несколько лет она заводила об этом более подробные разговоры. «Любой другой кавалер, будучи джентльменом, и меня взял бы с собой в такое путешествие, — упрекала Вирве, — а ты отправился один, хотел продемонстрировать, какая ты сильная личность. Хотел уязвить меня в самое сердце, и это тебе полностью удалось».
Но это — позже, когда мы уже состояли в так называемом браке. Такова уж моя старая манера: забегать вперед естественного хода событий… нетерпение, или как это назвать.
Затем я встретил на улице Ханнеса Ниголя и… испугался. Всегда такой модный молодой господин был в тот раз до того убого одет, что я намеренно хотел пройти мимо него, не произнеся ни слова, но он поздоровался со мною, остановился и завел разговор.
— Где же это вы пропадали, господин Тали? Вас уже давненько не было видно. — И, не ожидая моего ответа, продолжал: — Я в последнее время немного того… ну, как бы получше выразиться… немного опустился или как это… даже небритый, одежда в плачевном состоянии, ботинки прохудились. Но не беда — бывает, небось времена исправятся. Ведь такое с Ханнесом Ниголем — не в первый раз, когда он…» Ну и все в том же духе — путано, перескакивая с одного на другое, дыша мне в лицо едким водочным перегаром. В конце концов Ниголь занял у меня денег и — словно бы в благодарность: «Как поживаем барышня Вирве?»
Да, так он спросил, этот отвратный тип. Я хотел было довольно резко ему ответить, но махнул рукой и пошел своей дорогой. Придя немного в себя я даже позлорадствовал, что этот парень опустился настолько низко: таким он, во всяком случае, не мог сблизиться с Вирве; теперь хотя бы он был выбит из ряда моих соперников.
Однако спустя несколько дней я встречаю его снова и пугаюсь еще больше, чем в предыдущий раз. Что я вижу.» Оживленная и веселая, шагает рядом с ним не кто иная, как — Вирве! Но на сей раз внешность Ханнеса Ниголя и полном ажуре, и никак не верится, что это тот самый господин, который совсем недавно порядком смахивал на босяка. «Ба, господин Тали! — восклицает он жизнерадостно. — Куда же вы теперь с таким серьезным видом? Если у вас есть время, пойдемте вместе с нами. Побродим немножко так… без забот».
А Вирве — ни одного слова; смотрит с безразличным видом куда-то в сторону, словно бы ее не касается, пойду я с ними или же нет. Из-под ее синей шляпки выбивается светлый локон, девушка красивее и желаннее, чем когда-либо прежде. И как только мог я на чужбине не вспоминать о ней целыми днями?!
Разумеется, я бы побродил с ними без забот, если бы меня пригласила и Вирве тоже, но она этого не сделала, и я счел за лучшее пойти своей дорогой — с заботами. «Черт бы их побрал!» — подумал я, так… больше для поддержания собственного мужского достоинства. И сразу же вспомнилась мне доморощенная «истина» времен моего отъезда за границу: женщин надобно покорять стремительно, бурно, как это делает Ханнес Ниголь, а не робкой и деликатной осадой… как свойственно мне. «Ну а если я не владею этим современным искусством покорения?» — спрашивал я сам себя. «Тогда помалкивай!» — отвечал кто-то другой внутри меня. Ну не странно ли? Со мною вообще бывает так: время от времени в памяти моей прозревается какой-нибудь эпизодик пустее пустого, какое-нибудь когда-то услышанное слово, какой-нибудь украдкой подмеченный взгляд, тогда как множество гораздо более значительных вещей частично, а то и полностью, забываются. Не знаю, как обстоит дело с другими людьми, а со мною так.
Мою домашнюю жизнь того времени ты и сам видел… по крайней мере, с внешней стороны — мы ведь с тобой жили в одной и той же комнате, а нашим соседом по квартире тогда был господин Киппель. Даже и наш бывший соученик Лутс, по-видимому, знал — хотя тоже извне — этот период моей жизни… иначе как бы он смог написать свое «Лето». Но о моем внутреннем мире и об отношениях с Вирве я никому не рассказывал — из опасения сделаться объектом насмешек. Лутс, правда, предпринимал попытки проникнуть поглубже, но…
Что же касается университетских занятий, то в результате моих блужданий по заграницам я потерял всего лишь около половины учебного года. Потом наверстал и это Вообще учеба давалась мне легко, и я наверняка мог бы закончить университет cum laude, если бы хоть немного поднапрягся. Однако меня не интересовали ни почет, ни похвала, ибо все мое существо было заполнено лишь барышней Вирве.
Теперь… да, теперь я не кажусь смешным не только тебе, но и себе самому.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82
По прошествии некоторого времени я пришел к заключению, что Вирве Киви стала мне почти безразлична, мои чувства к ней остыли точно так же, как когда-то в юности — к одной другой девушке… Гм, ты и сам понимаешь, к кому.
Странно, как еще плохо знал я тогда самого себя. Едва я вернулся на родину, а затем сюда, в Тарту, как огонь, который вроде бы уже погас, вспыхнул с новой силой. Да, да, вспыхнул, вспыхнул… Ты, старый холостяк, не обращай особого внимания, если я иной раз в своем рассказе употреблю чересчур поэтическое выражение, эпитет или какую-нибудь поговорку, хотя я отнюдь не пишу книгу, а рассказываю просто-напросто, как выйдет.
— Ну что об этом говорить! — Леста дотрагивается до руки друга. — Не думаешь же ты, в самом деле, будто я охочусь за какой-нибудь новой темой?
— Пусть будет так, — Тали глубоко вздыхает. — Едва я вернулся назад в Тарту, началась все та же прежняя игра, словно бы за прошедшее время настроение мое вовсе и не менялось. И мне сразу же не только показалось странным, но и больно меня задело, что Вирве ничуть не интересовал тот отрезок времени, когда я отсутствовал; она даже и того не спросила, где я был, чем занимался. Все выглядело так, будто я расстался с нею не далее как вчера и вот теперь явился на самое что ни на есть обычное свидание. Лишь один раз она так… между прочим коснулась периода моего отсутствия. «Это случилось в то время, — сказала, — когда тебя в Тарту не было видно». И это все. А ведь я, по моему мнению, выкинул, так сказать, большой номер — путешествовал по чужим странам! Правда, спустя несколько лет она заводила об этом более подробные разговоры. «Любой другой кавалер, будучи джентльменом, и меня взял бы с собой в такое путешествие, — упрекала Вирве, — а ты отправился один, хотел продемонстрировать, какая ты сильная личность. Хотел уязвить меня в самое сердце, и это тебе полностью удалось».
Но это — позже, когда мы уже состояли в так называемом браке. Такова уж моя старая манера: забегать вперед естественного хода событий… нетерпение, или как это назвать.
Затем я встретил на улице Ханнеса Ниголя и… испугался. Всегда такой модный молодой господин был в тот раз до того убого одет, что я намеренно хотел пройти мимо него, не произнеся ни слова, но он поздоровался со мною, остановился и завел разговор.
— Где же это вы пропадали, господин Тали? Вас уже давненько не было видно. — И, не ожидая моего ответа, продолжал: — Я в последнее время немного того… ну, как бы получше выразиться… немного опустился или как это… даже небритый, одежда в плачевном состоянии, ботинки прохудились. Но не беда — бывает, небось времена исправятся. Ведь такое с Ханнесом Ниголем — не в первый раз, когда он…» Ну и все в том же духе — путано, перескакивая с одного на другое, дыша мне в лицо едким водочным перегаром. В конце концов Ниголь занял у меня денег и — словно бы в благодарность: «Как поживаем барышня Вирве?»
Да, так он спросил, этот отвратный тип. Я хотел было довольно резко ему ответить, но махнул рукой и пошел своей дорогой. Придя немного в себя я даже позлорадствовал, что этот парень опустился настолько низко: таким он, во всяком случае, не мог сблизиться с Вирве; теперь хотя бы он был выбит из ряда моих соперников.
Однако спустя несколько дней я встречаю его снова и пугаюсь еще больше, чем в предыдущий раз. Что я вижу.» Оживленная и веселая, шагает рядом с ним не кто иная, как — Вирве! Но на сей раз внешность Ханнеса Ниголя и полном ажуре, и никак не верится, что это тот самый господин, который совсем недавно порядком смахивал на босяка. «Ба, господин Тали! — восклицает он жизнерадостно. — Куда же вы теперь с таким серьезным видом? Если у вас есть время, пойдемте вместе с нами. Побродим немножко так… без забот».
А Вирве — ни одного слова; смотрит с безразличным видом куда-то в сторону, словно бы ее не касается, пойду я с ними или же нет. Из-под ее синей шляпки выбивается светлый локон, девушка красивее и желаннее, чем когда-либо прежде. И как только мог я на чужбине не вспоминать о ней целыми днями?!
Разумеется, я бы побродил с ними без забот, если бы меня пригласила и Вирве тоже, но она этого не сделала, и я счел за лучшее пойти своей дорогой — с заботами. «Черт бы их побрал!» — подумал я, так… больше для поддержания собственного мужского достоинства. И сразу же вспомнилась мне доморощенная «истина» времен моего отъезда за границу: женщин надобно покорять стремительно, бурно, как это делает Ханнес Ниголь, а не робкой и деликатной осадой… как свойственно мне. «Ну а если я не владею этим современным искусством покорения?» — спрашивал я сам себя. «Тогда помалкивай!» — отвечал кто-то другой внутри меня. Ну не странно ли? Со мною вообще бывает так: время от времени в памяти моей прозревается какой-нибудь эпизодик пустее пустого, какое-нибудь когда-то услышанное слово, какой-нибудь украдкой подмеченный взгляд, тогда как множество гораздо более значительных вещей частично, а то и полностью, забываются. Не знаю, как обстоит дело с другими людьми, а со мною так.
Мою домашнюю жизнь того времени ты и сам видел… по крайней мере, с внешней стороны — мы ведь с тобой жили в одной и той же комнате, а нашим соседом по квартире тогда был господин Киппель. Даже и наш бывший соученик Лутс, по-видимому, знал — хотя тоже извне — этот период моей жизни… иначе как бы он смог написать свое «Лето». Но о моем внутреннем мире и об отношениях с Вирве я никому не рассказывал — из опасения сделаться объектом насмешек. Лутс, правда, предпринимал попытки проникнуть поглубже, но…
Что же касается университетских занятий, то в результате моих блужданий по заграницам я потерял всего лишь около половины учебного года. Потом наверстал и это Вообще учеба давалась мне легко, и я наверняка мог бы закончить университет cum laude, если бы хоть немного поднапрягся. Однако меня не интересовали ни почет, ни похвала, ибо все мое существо было заполнено лишь барышней Вирве.
Теперь… да, теперь я не кажусь смешным не только тебе, но и себе самому.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82