Эти люди-звери изучали его, копались, в его душе, молча искали слабости в поведении, постоянно готовые наброситься. Вся ситуация действовала Роджеру на нервы. Конечно, раньше или позже, наверняка они попытаются освободиться. Но как?
Такая неопределенность может длиться часами. Действие и противодействие, угроза и ответная опасность, рычание и кнут, молчание и настороженность в глазах. Как долго?
Вдруг толстяк разразился целым потоком слов на родном языке.
– Прекратить! – рявкнул Конвей, нервы которого были на пределе. – Если хочешь что-то сказать, говори по-английски. Еще раз – и получишь по уху вот этим пистолетом.
Но толстяк нарочито вызывающе опять заговорил на своем языке.
Роджер спрыгнул со стола, словно с раскаленной плиты. Он замахнулся на толстяка, а тот нагло уставился на него.
И тут это случилось.
План был великолепно прост.
На мгновение Роджер забыл, что только у Мариуса связаны руки. Ноги гиганта оставались свободными. Наклонившись к толстяку, Роджер легко поймался на приманку. Остальные поняли план действий. Спина Роджера оказалась вполоборота к Мариусу. Конвей услышал движение позади себя, но даже не успел обернуться. Ноги гиганта врезались ему в спину с такой страшной силой, что сломали бы позвоночник, если бы удар пришелся по нему. Но удар пришелся в бок, место тоже весьма уязвимое, и Роджер со стоном рухнул на пол.
Толстяк и длинный набросились на него, выбили из рук пистолет, сильно ударили в челюсть. Ничего не видя от боли, Конвей не мог ни вскрикнуть – к горлу подкатила тошнота, ни вдохнуть воздуха.
– Скорее развяжи меня, идиот! – прошипел Мариус.
Толстяк кинулся исполнять приказание, попутно бормоча бесконечные извинения.
Мариус резко оборвал его:
– Поговорим о твоем наказании позже, Отто. Возможно, вы несколько искупили свое слабоумие. А теперь свяжи его этой веревкой.
Роджер лежал не шевелясь. Непонятно почему, он был в сознании, но не мог пошевелить пальцем, ничего не видел. Только почувствовал, как связали руки. В разбитой голове гудело, и каждый удар пульса отдавался страшной болью; все тело его было сплошная боль с центром в точке, куда пришелся удар, а от этой точки к каждой мышце тянулись железные щупальца; разум его как бы висел высоко и в стороне над грохочущей чернотой. Он слышал и запоминал каждое сказанное слово.
– Поищи еще веревку, Германн! – приказал Мариус.
Длинный вышел и вернулся. Ноги Роджера тоже связали.
Потом Мариус подошел к телефону.
– Междугородная?.. Бурее... – Немного подождав, тихо чертыхнулся. – Нарушена связь? Скажите, когда будет восстановлена? Это вопрос жизни и смерти... Завтра?.. Боже правый! А телеграмму сегодня доставят в Бурее?
Новая пауза.
– Да. Я хочу знать, будет ли сегодня доставлена телеграмма в Бурее... Бурее, Суффолк... Думаете, нет?.. Уверены в этом?.. Спасибо. Нет, не стану посылать.
Он повесил трубку, тут же снял снова и, на этот раз по номеру «Вестминстер», 99-99, принялся быстро отдавать распоряжения, смысл которых Роджер не понял. Похоже, это были подробные инструкции, потому что времени они заняли немало.
Но наконец Мариус с облегчением дал отбой, повернулся и пнул презрительно Роджера.
– Ты останешься здесь, свинья, как залог того, что твои друзья будут вести себя хорошо. – Потом он обратился к длинному на языке, показавшемся Роджеру сплошной тарабарщиной: – Германн, ты остаешься стеречь его. Я дам тебе пистолет. Погоди, какой тут номер телефона... – Он прочитал номер на аппарате. – Если мне что-нибудь понадобится, позвоню. Без моего разрешения отсюда не уходить... Отто, отправишься со мной. Поедем за Темплером на машине. На дороге есть мои люди, я их проинструктировал. Если они не окажутся такими же беспомощными, как вы, он живым в Бурее не попадет. Но в этом мне надо убедиться самому, поедем... Да, еще погоди. Эта лежащая на полу свинья звонила своему дружку в Мейденхед, чтобы тот приехал. Схвати его и свяжи. Смотри не ошибись, Германн!
– Ошибки не будет.
– Хорошо! Пошли, Отто!
Роджер слышал, как они ушли, а потом ревущая чернота навалилась и погасила слабую искорку его сознания.
Он потерял всякое представление о времени, и когда открыл глаза, то не мог определить, сколько времени находился без сознания – пять минут или пять дней, но тут увидел часы на стене и понял: прошло минут двадцать.
Германн сидел в кресле напротив и листал журнал. Посмотрев на Конвея, заметил, что тот пришел в сознание. Отложив журнал, он подошел к Роджеру и плюнул ему в лицо:
– Скоро, английская свинья, ты сдохнешь. И страна твоя...
Неимоверным усилием Роджер сдержал рвущиеся слова. Он обнаружил, что может дышать. Железные обручи, стягивавшие его грудь, несколько ослабели, а боль во всем теле уменьшилась. По-прежнему каждый удар пульса болезненно отдавался в голове и в спине, но все же стало немного лучше. И он не хотел усугублять положение, напрашиваться на новые неприятности – пока по крайней мере.
– Доктор – великий человек, – продолжал Германн. – Самый великий человек в мире. Ты бы видел, как он в две минуты решает самые сложные проблемы. Это потрясающе. Он – новый Наполеон. Он сделает нашу страну самой великой державой в мире. А вы, дураки, пытаетесь с ним бороться...
Речь его стала нечленораздельной, но Роджер понял достаточно, понял самое главное: человек, которому слуги так фанатично преданы, – не мелкая сошка. И еще подумал: «А есть ли у Святого шансы убедить хоть кого-нибудь, что Мариус не исповедует ни патриотизм, ни национализм, а поклоняется только своим богам – власти и деньгам».
Краска бессильного гнева схлынула с лица Роджера. Он молча лежал связанный и прокручивал в мозгу возможные действия и контрдействия. Германн, не сумевший спровоцировать его насмешками, дважды ударил Конвея по лицу, но тот не шевельнулся, тогда он снова плюнул ему в лицо.
– Я так и знал. У вас, английских собак, нет ни капли мужества. Вы храбрые только тогда, когда вас много на одного.
– Ну, кончено, – устало сказал Роджер.
Германн с ненавистью посмотрел на него:
– Если бы это ты меня ударил...
Д-з-з-з-и-н-ь...
Резкий звонок неожиданно прозвучал на всю квартиру. Германн замолчал на середине фразы и замер. На лице его появилась злобная улыбка.
– Сейчас я поприветствую твоего дружка, свинья!
Роджер тяжело вздохнул и подумал: «Наверное, я не очень осторожен. Что делать! Хитрить не умею. А может, Германн ждал бессознательно какого-то моего действия?»
– Попытаешься предупредить его, англичанин? – поинтересовался Германн и приблизился к Роджеру с пистолетом в руке.
Роджер знал: надо решаться. Если он не закричит, то потеряет единственный шанс на спасение. И Норман Кент пропадет. Если крикнет, его вырубят. Но и если не крикнет, все равно вырубят.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51
Такая неопределенность может длиться часами. Действие и противодействие, угроза и ответная опасность, рычание и кнут, молчание и настороженность в глазах. Как долго?
Вдруг толстяк разразился целым потоком слов на родном языке.
– Прекратить! – рявкнул Конвей, нервы которого были на пределе. – Если хочешь что-то сказать, говори по-английски. Еще раз – и получишь по уху вот этим пистолетом.
Но толстяк нарочито вызывающе опять заговорил на своем языке.
Роджер спрыгнул со стола, словно с раскаленной плиты. Он замахнулся на толстяка, а тот нагло уставился на него.
И тут это случилось.
План был великолепно прост.
На мгновение Роджер забыл, что только у Мариуса связаны руки. Ноги гиганта оставались свободными. Наклонившись к толстяку, Роджер легко поймался на приманку. Остальные поняли план действий. Спина Роджера оказалась вполоборота к Мариусу. Конвей услышал движение позади себя, но даже не успел обернуться. Ноги гиганта врезались ему в спину с такой страшной силой, что сломали бы позвоночник, если бы удар пришелся по нему. Но удар пришелся в бок, место тоже весьма уязвимое, и Роджер со стоном рухнул на пол.
Толстяк и длинный набросились на него, выбили из рук пистолет, сильно ударили в челюсть. Ничего не видя от боли, Конвей не мог ни вскрикнуть – к горлу подкатила тошнота, ни вдохнуть воздуха.
– Скорее развяжи меня, идиот! – прошипел Мариус.
Толстяк кинулся исполнять приказание, попутно бормоча бесконечные извинения.
Мариус резко оборвал его:
– Поговорим о твоем наказании позже, Отто. Возможно, вы несколько искупили свое слабоумие. А теперь свяжи его этой веревкой.
Роджер лежал не шевелясь. Непонятно почему, он был в сознании, но не мог пошевелить пальцем, ничего не видел. Только почувствовал, как связали руки. В разбитой голове гудело, и каждый удар пульса отдавался страшной болью; все тело его было сплошная боль с центром в точке, куда пришелся удар, а от этой точки к каждой мышце тянулись железные щупальца; разум его как бы висел высоко и в стороне над грохочущей чернотой. Он слышал и запоминал каждое сказанное слово.
– Поищи еще веревку, Германн! – приказал Мариус.
Длинный вышел и вернулся. Ноги Роджера тоже связали.
Потом Мариус подошел к телефону.
– Междугородная?.. Бурее... – Немного подождав, тихо чертыхнулся. – Нарушена связь? Скажите, когда будет восстановлена? Это вопрос жизни и смерти... Завтра?.. Боже правый! А телеграмму сегодня доставят в Бурее?
Новая пауза.
– Да. Я хочу знать, будет ли сегодня доставлена телеграмма в Бурее... Бурее, Суффолк... Думаете, нет?.. Уверены в этом?.. Спасибо. Нет, не стану посылать.
Он повесил трубку, тут же снял снова и, на этот раз по номеру «Вестминстер», 99-99, принялся быстро отдавать распоряжения, смысл которых Роджер не понял. Похоже, это были подробные инструкции, потому что времени они заняли немало.
Но наконец Мариус с облегчением дал отбой, повернулся и пнул презрительно Роджера.
– Ты останешься здесь, свинья, как залог того, что твои друзья будут вести себя хорошо. – Потом он обратился к длинному на языке, показавшемся Роджеру сплошной тарабарщиной: – Германн, ты остаешься стеречь его. Я дам тебе пистолет. Погоди, какой тут номер телефона... – Он прочитал номер на аппарате. – Если мне что-нибудь понадобится, позвоню. Без моего разрешения отсюда не уходить... Отто, отправишься со мной. Поедем за Темплером на машине. На дороге есть мои люди, я их проинструктировал. Если они не окажутся такими же беспомощными, как вы, он живым в Бурее не попадет. Но в этом мне надо убедиться самому, поедем... Да, еще погоди. Эта лежащая на полу свинья звонила своему дружку в Мейденхед, чтобы тот приехал. Схвати его и свяжи. Смотри не ошибись, Германн!
– Ошибки не будет.
– Хорошо! Пошли, Отто!
Роджер слышал, как они ушли, а потом ревущая чернота навалилась и погасила слабую искорку его сознания.
Он потерял всякое представление о времени, и когда открыл глаза, то не мог определить, сколько времени находился без сознания – пять минут или пять дней, но тут увидел часы на стене и понял: прошло минут двадцать.
Германн сидел в кресле напротив и листал журнал. Посмотрев на Конвея, заметил, что тот пришел в сознание. Отложив журнал, он подошел к Роджеру и плюнул ему в лицо:
– Скоро, английская свинья, ты сдохнешь. И страна твоя...
Неимоверным усилием Роджер сдержал рвущиеся слова. Он обнаружил, что может дышать. Железные обручи, стягивавшие его грудь, несколько ослабели, а боль во всем теле уменьшилась. По-прежнему каждый удар пульса болезненно отдавался в голове и в спине, но все же стало немного лучше. И он не хотел усугублять положение, напрашиваться на новые неприятности – пока по крайней мере.
– Доктор – великий человек, – продолжал Германн. – Самый великий человек в мире. Ты бы видел, как он в две минуты решает самые сложные проблемы. Это потрясающе. Он – новый Наполеон. Он сделает нашу страну самой великой державой в мире. А вы, дураки, пытаетесь с ним бороться...
Речь его стала нечленораздельной, но Роджер понял достаточно, понял самое главное: человек, которому слуги так фанатично преданы, – не мелкая сошка. И еще подумал: «А есть ли у Святого шансы убедить хоть кого-нибудь, что Мариус не исповедует ни патриотизм, ни национализм, а поклоняется только своим богам – власти и деньгам».
Краска бессильного гнева схлынула с лица Роджера. Он молча лежал связанный и прокручивал в мозгу возможные действия и контрдействия. Германн, не сумевший спровоцировать его насмешками, дважды ударил Конвея по лицу, но тот не шевельнулся, тогда он снова плюнул ему в лицо.
– Я так и знал. У вас, английских собак, нет ни капли мужества. Вы храбрые только тогда, когда вас много на одного.
– Ну, кончено, – устало сказал Роджер.
Германн с ненавистью посмотрел на него:
– Если бы это ты меня ударил...
Д-з-з-з-и-н-ь...
Резкий звонок неожиданно прозвучал на всю квартиру. Германн замолчал на середине фразы и замер. На лице его появилась злобная улыбка.
– Сейчас я поприветствую твоего дружка, свинья!
Роджер тяжело вздохнул и подумал: «Наверное, я не очень осторожен. Что делать! Хитрить не умею. А может, Германн ждал бессознательно какого-то моего действия?»
– Попытаешься предупредить его, англичанин? – поинтересовался Германн и приблизился к Роджеру с пистолетом в руке.
Роджер знал: надо решаться. Если он не закричит, то потеряет единственный шанс на спасение. И Норман Кент пропадет. Если крикнет, его вырубят. Но и если не крикнет, все равно вырубят.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51