Оттянув затвор, он вытащил обойму, а затем защелкнул ее обратно.
— Счастливого Рождества. — Марино протянул мне его ручкой вперед.
— Нет, спасибо, — сказала я, стараясь быть вежливой, насколько возможно.
— Пять выстрелов твоим револьвером — и ты выбываешь.
— Если я промахнусь.
— Черт, док. Все иногда промахиваются. Недостаток твоего «Руджера» — малое количество зарядов.
— Уж лучше пусть будет мало зарядов, но зато х-оро-шее попадание. А все эти штуки только разбрызгивают свинец.
— У них чертовски большая огневая мощь, — сказал Марино.
— Я знаю. С пятидесяти футов примерно на сто футо-фунтов больше, чем из моего, если я использую патроны «силвертипс».
— Не говоря уже о том, что выстрелов в три раза больше, — добавил Марино.
Я стреляла раньше из девятимиллиметровых, и они мне не понравились. Они были не столь точны, как мой тридцать восьмой, не настолько безопасны и к тому же давали осечки. Я не из тех людей, которые меняют качество на количество, и, по моему глубокому убеждению, никакая огневая мощь не может заменить знания и практику.
— Тебе понадобится только один выстрел, — сказала я, надевая звукоизолирующие наушники.
— Да. Если этот выстрел — промеж его чертовых глаз.
Уравновесив револьвер левой рукой, я спустила курок и выстрелила один раз в голову манекена и три раза в грудную клетку, пятая пуля задела левое плечо. На все это потребовалось несколько секунд, голова и торс слетели с коробки и безжизненно громыхнули о стальную стену.
Ни слова ни говоря, Марино положил девятимиллиметровый пистолет на стол и из кобуры под мышкой достал свой триста пятьдесят седьмой. Похоже, я задела его за живое. Без сомнения, ему было совсем не просто найти для меня автоматический пистолет. Он думал, что я обрадуюсь.
— Спасибо, Марино, — сказала я.
Защелкнув барабан, он медленно поднял свой револьвер.
Я хотела было добавить. Что ценю его заботу, но он, скорее всего, не слышал меня.
Я отпрянула назад, когда Марино выпустил шесть патронов по голове манекена, которая бешено запрыгала по полу. Щелкнув резервным барабаном, он приступил к торсу. В воздухе витал едкий запах пороха, и я подумала: «Не дай Бог, чтобы он когда-нибудь смертельно возненавидел меня».
— Ничто не может сравниться со стрельбой по лежачему, — заметила я.
— Ты права. — Он вынул из ушей затычки, — ничто не может сравниться с этим.
Выдвинув деревянную раму, мы повесили на нее бумажную мишень для подсчета очков. Когда обойма опустела, я, удовлетворившись тем, что все еще вполне прилично стреляю, выпустила парочку «силвертипсов», чтобы прочистить канал ствола перед тем, как взяться за него с тряпкой и растворителем, запах которого всегда напоминал мне Квантико.
— Хочешь знать мое мнение? — спросил Марино, также занимаясь чисткой своего оружия. — Что тебе действительно нужно дома, так это автомат.
Я молча укладывала «Руджер» в футляр.
— Знаешь, что-то типа самозарядного «Ремингтона». Ты нажимаешь на курок и выпускаешь в придурка пятнадцать пуль тридцать второго калибра, три раза нажала — выпустила три раза по пятнадцать пуль. Речь идет о сорока пяти чертовых кусках свинца. И он больше никогда не вернется.
— Марино, — сказала я спокойно, — со мной все в порядке, договорились? Мне совершенно не нужен склад оружия.
Он сурово посмотрел на меня:
— Можешь представить себе, что ты стреляешь в парня, а он продолжает идти на тебя?
— Нет, не могу.
— Ну, а я прекрасно представляю. Как-то раз, еще в Нью-Йорке, я разрядил свой револьвер в такое животное, накачавшееся наркотиками. Всадил ублюдку четыре пули в верхнюю часть туловища, и это его даже не притормозило. Как в кошмаре Стивена Кинга — парень шел на меня, словно чертов живой мертвец.
В карманах моего лабораторного халата я нашла кое-какие тряпки и принялась вытирать с рук ружейное масло и растворитель.
— Псих, который гонял Берил по ее дому, док, точно такой же, как тот лунатик, о котором я только что рассказывал. Что бы им ни двигало, он не остановится, если уж начал.
— Тот человек в Нью-Йорке, он умер?
— О да. В реанимации. Мы оба ехали в госпиталь в одной машине «скорой помощи». Вот это было путешествие!
— Ты был сильно ранен?
Марино ответил с непроницаемым лицом:
— Нет. Семьдесят восемь швов. Поверхностные раны. Ты никогда не видела меня без рубашки. У парня был нож.
— Какой ужас, — пробормотала я.
— Я не люблю ножи, док.
— И я тоже.
Мы направились к выходу. Я чувствовала себя перемазанной ружейным маслом и пороховой сажей. Стрельба гораздо более грязное занятие, чем воображают многие люди.
Не останавливаясь, Марино достал свой бумажник и вручил мне маленькую белую карточку.
— Я не заполняла заявление, — сказала я, с изумлением уставившись в лицензию на право ношения личного оружия.
— Да, но судья Рейнхард весьма расположен ко мне.
— Спасибо, Марино, — поблагодарила я. Придерживая для меня дверь, он улыбнулся.
* * *
Несмотря на указания Уэсли и Марино, а также вопреки собственному благоразумию, я-таки задержалась в здании до темноты. Стоянка к этому времени уже опустела. Я махнула рукой на свой рабочий стол, но взгляд на календарь почти доконал меня.
Роза систематически занималась реорганизацией моей жизни. Встречи переносились на недели вперед или отменялись, а лекции и показательные вскрытия передавались Филдингу. Член комиссии по делам здравоохранения, мой непосредственный босс, трижды пытался связаться со мной и, в конце концов, заинтересовался, не заболела ли я?
Филдинг стал настоящим специалистом по части замещения меня. Роза печатала для него протоколы вскрытии и микро-распоряжения. Теперь она работала на него. Солнце вставало и садилось, отдел продолжал работать без помех, потому что я прекрасно подобрала и натренировала свой персонал. Интересно, думала я, как чувствовал себя Бог, создав мир, который посчитал, что не нуждается в своем Создателе?
Я не отправилась сразу же домой, а поехала в «Уютные сады». На стенках лифта висели все те же самые устаревшие объявления. Я поднималась наверх с изнуренной маленькой женщиной, не отрывавшей от меня унылых глаз, которая держалась за костыли, как птица, уцепившаяся за сук.
Я не предупредила миссис Мактигю о своем визите. Когда после нескольких громких стуков дверь с номером 378 наконец открылась, она недоуменно выглянула из своей комнаты, заполненной мебелью и громким шумом телевизора.
— Миссис Мактигю? — Я снова представилась, совсем не уверенная, что она вспомнит меня.
Дверь открылась шире, и ее лицо просветлело:
— Да. Ну конечно же! Как замечательно, что вы зашли. Входите, пожалуйста!
Она была одета в розовый стеганый халат и такого же цвета шлепанцы. Когда я прошла за ней в гостиную, она выключила телевизор и убрала плед с дивана, где она, очевидно, ужинала кексом с соком и смотрела вечерние новости.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88
— Счастливого Рождества. — Марино протянул мне его ручкой вперед.
— Нет, спасибо, — сказала я, стараясь быть вежливой, насколько возможно.
— Пять выстрелов твоим револьвером — и ты выбываешь.
— Если я промахнусь.
— Черт, док. Все иногда промахиваются. Недостаток твоего «Руджера» — малое количество зарядов.
— Уж лучше пусть будет мало зарядов, но зато х-оро-шее попадание. А все эти штуки только разбрызгивают свинец.
— У них чертовски большая огневая мощь, — сказал Марино.
— Я знаю. С пятидесяти футов примерно на сто футо-фунтов больше, чем из моего, если я использую патроны «силвертипс».
— Не говоря уже о том, что выстрелов в три раза больше, — добавил Марино.
Я стреляла раньше из девятимиллиметровых, и они мне не понравились. Они были не столь точны, как мой тридцать восьмой, не настолько безопасны и к тому же давали осечки. Я не из тех людей, которые меняют качество на количество, и, по моему глубокому убеждению, никакая огневая мощь не может заменить знания и практику.
— Тебе понадобится только один выстрел, — сказала я, надевая звукоизолирующие наушники.
— Да. Если этот выстрел — промеж его чертовых глаз.
Уравновесив револьвер левой рукой, я спустила курок и выстрелила один раз в голову манекена и три раза в грудную клетку, пятая пуля задела левое плечо. На все это потребовалось несколько секунд, голова и торс слетели с коробки и безжизненно громыхнули о стальную стену.
Ни слова ни говоря, Марино положил девятимиллиметровый пистолет на стол и из кобуры под мышкой достал свой триста пятьдесят седьмой. Похоже, я задела его за живое. Без сомнения, ему было совсем не просто найти для меня автоматический пистолет. Он думал, что я обрадуюсь.
— Спасибо, Марино, — сказала я.
Защелкнув барабан, он медленно поднял свой револьвер.
Я хотела было добавить. Что ценю его заботу, но он, скорее всего, не слышал меня.
Я отпрянула назад, когда Марино выпустил шесть патронов по голове манекена, которая бешено запрыгала по полу. Щелкнув резервным барабаном, он приступил к торсу. В воздухе витал едкий запах пороха, и я подумала: «Не дай Бог, чтобы он когда-нибудь смертельно возненавидел меня».
— Ничто не может сравниться со стрельбой по лежачему, — заметила я.
— Ты права. — Он вынул из ушей затычки, — ничто не может сравниться с этим.
Выдвинув деревянную раму, мы повесили на нее бумажную мишень для подсчета очков. Когда обойма опустела, я, удовлетворившись тем, что все еще вполне прилично стреляю, выпустила парочку «силвертипсов», чтобы прочистить канал ствола перед тем, как взяться за него с тряпкой и растворителем, запах которого всегда напоминал мне Квантико.
— Хочешь знать мое мнение? — спросил Марино, также занимаясь чисткой своего оружия. — Что тебе действительно нужно дома, так это автомат.
Я молча укладывала «Руджер» в футляр.
— Знаешь, что-то типа самозарядного «Ремингтона». Ты нажимаешь на курок и выпускаешь в придурка пятнадцать пуль тридцать второго калибра, три раза нажала — выпустила три раза по пятнадцать пуль. Речь идет о сорока пяти чертовых кусках свинца. И он больше никогда не вернется.
— Марино, — сказала я спокойно, — со мной все в порядке, договорились? Мне совершенно не нужен склад оружия.
Он сурово посмотрел на меня:
— Можешь представить себе, что ты стреляешь в парня, а он продолжает идти на тебя?
— Нет, не могу.
— Ну, а я прекрасно представляю. Как-то раз, еще в Нью-Йорке, я разрядил свой револьвер в такое животное, накачавшееся наркотиками. Всадил ублюдку четыре пули в верхнюю часть туловища, и это его даже не притормозило. Как в кошмаре Стивена Кинга — парень шел на меня, словно чертов живой мертвец.
В карманах моего лабораторного халата я нашла кое-какие тряпки и принялась вытирать с рук ружейное масло и растворитель.
— Псих, который гонял Берил по ее дому, док, точно такой же, как тот лунатик, о котором я только что рассказывал. Что бы им ни двигало, он не остановится, если уж начал.
— Тот человек в Нью-Йорке, он умер?
— О да. В реанимации. Мы оба ехали в госпиталь в одной машине «скорой помощи». Вот это было путешествие!
— Ты был сильно ранен?
Марино ответил с непроницаемым лицом:
— Нет. Семьдесят восемь швов. Поверхностные раны. Ты никогда не видела меня без рубашки. У парня был нож.
— Какой ужас, — пробормотала я.
— Я не люблю ножи, док.
— И я тоже.
Мы направились к выходу. Я чувствовала себя перемазанной ружейным маслом и пороховой сажей. Стрельба гораздо более грязное занятие, чем воображают многие люди.
Не останавливаясь, Марино достал свой бумажник и вручил мне маленькую белую карточку.
— Я не заполняла заявление, — сказала я, с изумлением уставившись в лицензию на право ношения личного оружия.
— Да, но судья Рейнхард весьма расположен ко мне.
— Спасибо, Марино, — поблагодарила я. Придерживая для меня дверь, он улыбнулся.
* * *
Несмотря на указания Уэсли и Марино, а также вопреки собственному благоразумию, я-таки задержалась в здании до темноты. Стоянка к этому времени уже опустела. Я махнула рукой на свой рабочий стол, но взгляд на календарь почти доконал меня.
Роза систематически занималась реорганизацией моей жизни. Встречи переносились на недели вперед или отменялись, а лекции и показательные вскрытия передавались Филдингу. Член комиссии по делам здравоохранения, мой непосредственный босс, трижды пытался связаться со мной и, в конце концов, заинтересовался, не заболела ли я?
Филдинг стал настоящим специалистом по части замещения меня. Роза печатала для него протоколы вскрытии и микро-распоряжения. Теперь она работала на него. Солнце вставало и садилось, отдел продолжал работать без помех, потому что я прекрасно подобрала и натренировала свой персонал. Интересно, думала я, как чувствовал себя Бог, создав мир, который посчитал, что не нуждается в своем Создателе?
Я не отправилась сразу же домой, а поехала в «Уютные сады». На стенках лифта висели все те же самые устаревшие объявления. Я поднималась наверх с изнуренной маленькой женщиной, не отрывавшей от меня унылых глаз, которая держалась за костыли, как птица, уцепившаяся за сук.
Я не предупредила миссис Мактигю о своем визите. Когда после нескольких громких стуков дверь с номером 378 наконец открылась, она недоуменно выглянула из своей комнаты, заполненной мебелью и громким шумом телевизора.
— Миссис Мактигю? — Я снова представилась, совсем не уверенная, что она вспомнит меня.
Дверь открылась шире, и ее лицо просветлело:
— Да. Ну конечно же! Как замечательно, что вы зашли. Входите, пожалуйста!
Она была одета в розовый стеганый халат и такого же цвета шлепанцы. Когда я прошла за ней в гостиную, она выключила телевизор и убрала плед с дивана, где она, очевидно, ужинала кексом с соком и смотрела вечерние новости.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88