Тьма поглотила его, а я стоял и в смятении глядел ему вслед, пока не сообразил, что напрасно теряю время, которое мне необходимо, чтобы вовремя добраться до Рима. Я быстро покинул свое убежище, бегом добрался до ворот и вышел на шоссе. Всю дорогу до Сорренто я думал о незнакомце. Был ли он примитивным вором-домушником или же был как-то связан с Элен? Вопросы, вопросы, и все без ответа. Единственное утешение – этот тип меня не заметил.
Я добрался до Сорренто в 21.10 и выяснил, что последний поезд на Неаполь ушел десять минут назад. До отхода поезда Неаполь – Рим оставалось немногим более часа. Я взял из камеры хранения свой чемодан, стараясь держать голову таким образом, чтобы служащий не смог меня разглядеть. Потом вышел на темную привокзальную площадь, где стояло одинокое такси. Шофер дремал, должно быть, потеряв всякую надежду подцепить клиента, и очухался только тогда, когда я уже сидел в машине и объяснял, что мне надо успеть в Неаполь на такой-то экспресс и что он получит двойную плату и пять тысяч лир чаевых, если доставит меня туда к 11 часам вечера.
Нет в мире более шизанутых, более необузданных и опасных водителей, чем итальянские. А если еще и бросить им вызов, как это сделал я, то остается лишь усесться поудобнее, закрыть глаза и молиться.
Таксист даже не оглянулся, чтобы посмотреть на меня. Он впился в баранку, врубил стартер и выжал сцепление. И машина с ревом и скрежетом вылетела с площади на двух колесах.
На протяжении примерно двадцати миль дорога из Сорренто извивается змеей. Здесь полным-полно крутых поворотов и узких мест, в которых, чтобы разминуться, надо ехать с черепашьей скоростью и все время высовываться из окна, чтобы проверить – находятся ли колеса все еще на твердом грунте.
Мой водитель гнал по этому серпантину, как будто это было нечто совершенно прямое и ровное, вроде взлетно-посадочной полосы. Конечно, он включил все огни и непрерывно сигналил, но были моменты, когда я прощался с жизнью. Счастье, что рейсовые автобусы уже не ходили, а то наверняка бы в какой-нибудь из них врезались.
Ближе к Неаполю пошла уже нормальная автострада, и я несколько расслабился. Встречных машин почти не было, и мы с ревом неслись по бетонке, делая восемьдесят пять миль в час.
Пригородов Неаполя мы достигли в пять минут одиннадцатого. Тут-то и начался самый страх, ибо движение в Неаполе всегда оживленное, в любое время суток. А мой безумный и необузданный «водила», казалось, был совершенно равнодушен как к жизни отдельно взятого человека, так и к судьбе его конечностей.
Он рассек транспортный поток, как горячий нож кусок масла. Его безудержный напор и грубость были таковы, что заставили удивиться всех остальных итальянских водителей. Итальянский водитель, вообще-то, даже и не подумает вот так запросто уступить дорогу, но тут они расступались как миленькие. И к вокзалу мы мчались подобно комете, хвост которой состоял из визга тормозов, жуткого скрипа истязаемых покрышек, скрежета, рева клаксонов и яростных проклятий.
Я только удивлялся – почему полиция никак не реагирует. Наверно, потому, что наше такси исчезало из виду раньше, чем регулировщик успевал поднести свисток ко рту.
У вокзала мы появились в 23.05. Водитель напоследок ударил по тормозам, машина взбрыкнулась и замерла. Наступила тишина.
Шофер с широкой ухмылкой обернулся ко мне.
Шляпу свою я надвинул почти на самые глаза, в кабине было темно. Я знал, что он не узнает меня.
– Ну как, синьор? – спросил он, очень довольный собой.
– Кошмар! – выдохнул я и впихнул в его ладонь пригоршню мятых тысячелировых банкнотов. – Хорошая работа, спасибо!
Я схватил чемодан и припустил к зданию вокзала. Купил билет и бросился к платформе, где стоял поезд.
Через четыре минуты в полном одиночестве в грязном вагоне третьего класса я наблюдал исчезающие вдали огни Неаполя.
Я ехал в Рим!
II
Когда Джина увидела меня на пороге конторы, она широко раскрыла глаза и воскликнула:
– Эд? Вот это да!
– Доброе утро, Джина.
Я закрыл дверь, подошел к ее столу и присел на край. Отрадно было снова оказаться в знакомой обстановке. Чистый и аккуратный кабинет внушал мне чувство безопасности и уверенности. Я провел шесть ужаснейших часов у себя в квартире. Сидеть совершенно одному и думать о смерти Элен.
Джина взволнованно спросила:
– Так что же случилось?
Мне страшно хотелось пожаловаться ей, как у меня все плохо, но я и думать об этом не смел и поэтому пробормотал, что у меня все хорошо.
– Я позвонил в одно агентство, где мне сказали, что я вряд ли отыщу на такой срок помещение в Венеции, и что об этом нужно было думать заранее. Ну, и тогда я решил – черт с ней, с Венецией, и что неплохо будет, если я воспользуюсь свободным временем и сдвину, наконец, с мертвой точки мой роман. Сел и до того увлекся, что проработал до трех часов ночи.
– Но ведь вы в отпуске!
Джина смотрела на меня одновременно с любопытством и недоверчиво. Было видно, что она верит мне лишь наполовину.
– А если вы не поедете в Венецию, то тогда куда же?
– Не терзайте меня.
Мне было трудно выдержать шутливый тон, и я уже жалел, что пришел к Джине так скоро после смерти Элен. Я давно заметил, что Джина наделена так называемым шестым чувством, позволявшим ей досконально знать, что творится в моей голове. Вот и сейчас было видно – она догадывается, что у меня что-то неладно.
– Я решил, что мог бы податься в Монако. Но мой паспорт, наверное, находится здесь, у себя я не мог его отыскать.
В это время дверь отворилась, и вошел Максвелл. Он остановился на пороге и довольно неласково посмотрел на меня.
– Вот как! Привет… Что, тянет в контору? Полагаешь, я здесь не справлюсь без тебя?
Я был не в том настроении, когда можно было бы благодушно выслушивать его сарказмы.
– Ты не был бы здесь, если бы я так считал, – сказал я суховато. – Я приехал за своим паспортом. Пытался забронировать комнату в Венеции, но все отели переполнены.
Он немного отошел, но я видел, что мой приход его нервирует.
– А заранее об этом подумать нельзя было? Что же ты делал вчера?
– Работал над своим романом, – ответил я, небрежно закуривая.
Лицо у него сразу окаменело.
– Что за чушь? Не станешь же ты утверждать, что принялся за сочинительство?
– Все журналисты рано или поздно принимаются за это. Я рассчитываю сколотить на книге состояние. Советую и тебе об этом подумать. Я не боюсь конкуренции.
– Свободное время я могу провести и поинтересней. Ну, ладно, меня ждет работа. Ты взял свой паспорт?
– Иначе говоря, я тебе мешаю, и ты вежливо предлагаешь мне убраться?
– Мне нужно надиктовать несколько писем.
Джина подошла к столу и достала из ящика мой паспорт. Максвелл ушел в свой кабинет, предупредив на пороге:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50