Слез у нее уже не осталось.
– Я положу его к вам в сумочку.
Он ослабил ремешок, стягивавший запястье женщины, сунул свидетельство внутрь и вложил ридикюль ей в руку. Крепко прижав сумочку к груди, она закрыла глаза.
Какой-то человек в рубашке с закатанными рукавами и в клетчатой жилетке, туго натянутой на круглом животе, подошел к койке, отирая пот с обрамленных бакенбардами щек. Он равнодушно взглянул на женщину.
– Солнечный удар, – буркнул он и посмотрел на Энн со Стюартом. – Родственники?
– Нет, – ответила Энн. – Думаю, она здесь одна.
– Очередная одиночка. – Он устало поморщился. – Им приходится труднее всех. Люди забыли о благородстве после первого же дня. Теперь каждый – или каждая – думает только о себе. – Он провел намокшим от пота носовым платком под воротником рубашки. – Ее имя?
– Не знаю, – призналась Энн с оттенком грусти.
Он вздохнул и тряхнул головой, в его кривой усмешке было что-то скорбно-циничное.
– Неизвестный мужчина уже умер сегодня от солнечного удара. Мы до сих пор пытаемся отыскать кого-нибудь, кто бы знал его имя. – Тут он, похоже, оживился. – Что ж, вы свое дело сделали. Теперь мой черед помочь ей по мере сил. Хотя особо тут не разбежишься. Я один. Никого больше не осталось. Все хотят участвовать в гонках и получить свой надел – или погибнуть.
Нащупав пульс женщины, он вынул из жилетного кармана золотые часы и открыл их. Энн онемела от такого равнодушия. Где же сострадание, участие? Неужели эти знойные прерии высосали их из него так же, как из тех, кто стоит в очереди?
– Он прав, миссис Морган. Вы больше ничего не сможете для нее сделать. – Джексон Стюарт легонько сжал ее локоть, давая понять, что надо идти.
Она покорно вышла из-под навеса, затем, миновав поддерживавшие его опоры, остановилась, не покидая тени. На нее налетел вихрь, горячий, как печной жар. Мимо брели поселенцы – головы опущены, плечи пригнуты от ветра, лица покрыты слоем пыли.
– Какие странные люди, – проговорила она полушепотом. – Половину из тех, кого я видела в очереди, следовало бы тоже доставить в лазарет. Как они могут выносить подобные условия?
– Говорят, на канзасской границе, в Арканзас-Сити, еще хуже. Там в два, а то и в три раза больше поселенцев. Только за один день пятьдесят человек потеряли сознание от перегрева, шестеро из них умерли до наступления темноты.
– Почему? – Она повернулась к нему. – Почему они на это идут?
Он задумчиво оглядел лагерь. Затем посмотрел на нее.
– Ради того, чтобы получить кусок земли и назвать его своей собственностью, почему же еще? – Уголки его рта опустились в печальной полуулыбке. – Вы бы видели их ночью, вокруг костров, когда, склонившись над картами Чероки-Стрипа, они изучают каждую излучину реки или ручейка, выбирая себе участок. Они прослеживают маршрут и запоминают окрестный рельеф, чтобы не ошибиться, когда начнутся гонки… разумеется, если их не опередит кто-то другой. Они только об этом толкуют и думают, только это и придает им силы.
– Но почему?
Она вспомнила женщину, которую он только что отнес в лазарет, – грязная, ободранная, чуть живая от жары, она, не помня себя, рвалась обратно в очередь. Ей было наплевать на свой неряшливый вид, на пыль и пот, въевшиеся в лицо, на мучительное многочасовое стояние в очереди под палящим солнцем, покуда ей светил этот дурацкий клочок бумаги.
– Почему это для них так важно?
Он смерил ее долгим, пристальным взглядом, затем снова перевел его на окутанный облаком пыли пейзаж.
– Перед вами проигравшие, миссис Морган, проигравшие и нищие. Бывшие рабы с Юга, солдаты Конфедерации, вернувшиеся к выжженным домам, жертвы реконструкции и те, кому не досталось или кто опоздал к раздаче богатых западных земель – Айовы, Канзаса и Миссури. Для них это единственный шанс – единственное место, где мужчина или женщина могут обзавестись собственностью в сто шестьдесят акров по цене всего лишь доллар за акр – в зависимости от месторасположения. Мальчик на побегушках, учительница и подмастерье – все хотят завладеть землей. Эта территория наводнена проигравшими. Им больше некуда податься, и они это знают. Если они не урвут свой клочок сейчас, то скорее всего не смогут уже никогда. Вот почему они так отчаянно цепляются за эту возможность, за свои свидетельства. – Он помолчал. – Хотя это место не для малодушных.
– Да, – рассеянно согласилась она, признавая собственное малодушие.
Поначалу она такой не была. Выходя замуж за Келла, Энн, подобно этим людям, была преисполнена энтузиазма начать новую жизнь на границе, думая, что она будет сплошным долгим приключением.
– Но они не представляют себе, каково здесь жить. Не представляют всего одиночества, однообразия и примитивности этого существования, – заявила она, тоскуя в душе по той жизни, которую оставила в Канзас-Сити.
Джексона Стюарта не удивили скрытые в ее голосе нотки неудовлетворенности и отчаяния. С первого взгляда на нее он понял, что она несчастна и часто чувствует себя одинокой. А тот интерес – вернее, любопытство, – который она проявила к нему у входа в гатринскую гостиницу, лишь подтверждал его догадку. Женщина, довольная жизнью, могла бросить на него восхищенный взгляд, но никогда бы не выказала любопытства. Более того, в ее глазах не было бы такой тоски по общению.
Итак, хозяйка Морганс-Уока была глубоко несчастна и одинока. Что сулило весьма богатые возможности.
– А вы почему здесь? – Энн видела, что он не такой, как другие. Его отношение к происходящему было слишком сдержанным и отстраненным. – Неужели вы тоже добиваетесь земли?
– Наверное, меня привлекает азарт. Высокие ставки.
В этих гонках приз достанется самому быстрому, самому сообразительному и самому удачливому. Для того чтобы заполучить особо лакомые кусочки, например пригородные участки, не обойтись без быстрого коня, головы на плечах и госпожи удачи.
Однако он умолчал о том, что чуть ли не каждый из потенциальных фермеров захватил с собой все свои сбережения и что мешок в его седельной сумке вмещает около двух тысяч долларов, которыми ему удалось разжиться во время дружеского перебрасывания в картишки.
– Так, значит, вот чего вы хотите? Пригородный участок?
– Да.
– И что вы с ним будете делать?
– Скорее всего продам кому-нибудь, кто опоздал к началу записи на гонки – с выгодой, разумеется.
– И не будете на нем строиться?
– Нет.
– А чем вы вообще занимаетесь, мистер Стюарт? – Склонив набок голову, она с любопытством на него смотрела. – Там, в очереди, кто-то назвал вас Стюарт Очко.
– Я профессиональный игрок в «двадцать одно», миссис Морган, игра, известная больше под названием «очко»… Отсюда и прозвище.
– Понятно, – пробормотала она.
– Сомневаюсь, миссис Морган.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117
– Я положу его к вам в сумочку.
Он ослабил ремешок, стягивавший запястье женщины, сунул свидетельство внутрь и вложил ридикюль ей в руку. Крепко прижав сумочку к груди, она закрыла глаза.
Какой-то человек в рубашке с закатанными рукавами и в клетчатой жилетке, туго натянутой на круглом животе, подошел к койке, отирая пот с обрамленных бакенбардами щек. Он равнодушно взглянул на женщину.
– Солнечный удар, – буркнул он и посмотрел на Энн со Стюартом. – Родственники?
– Нет, – ответила Энн. – Думаю, она здесь одна.
– Очередная одиночка. – Он устало поморщился. – Им приходится труднее всех. Люди забыли о благородстве после первого же дня. Теперь каждый – или каждая – думает только о себе. – Он провел намокшим от пота носовым платком под воротником рубашки. – Ее имя?
– Не знаю, – призналась Энн с оттенком грусти.
Он вздохнул и тряхнул головой, в его кривой усмешке было что-то скорбно-циничное.
– Неизвестный мужчина уже умер сегодня от солнечного удара. Мы до сих пор пытаемся отыскать кого-нибудь, кто бы знал его имя. – Тут он, похоже, оживился. – Что ж, вы свое дело сделали. Теперь мой черед помочь ей по мере сил. Хотя особо тут не разбежишься. Я один. Никого больше не осталось. Все хотят участвовать в гонках и получить свой надел – или погибнуть.
Нащупав пульс женщины, он вынул из жилетного кармана золотые часы и открыл их. Энн онемела от такого равнодушия. Где же сострадание, участие? Неужели эти знойные прерии высосали их из него так же, как из тех, кто стоит в очереди?
– Он прав, миссис Морган. Вы больше ничего не сможете для нее сделать. – Джексон Стюарт легонько сжал ее локоть, давая понять, что надо идти.
Она покорно вышла из-под навеса, затем, миновав поддерживавшие его опоры, остановилась, не покидая тени. На нее налетел вихрь, горячий, как печной жар. Мимо брели поселенцы – головы опущены, плечи пригнуты от ветра, лица покрыты слоем пыли.
– Какие странные люди, – проговорила она полушепотом. – Половину из тех, кого я видела в очереди, следовало бы тоже доставить в лазарет. Как они могут выносить подобные условия?
– Говорят, на канзасской границе, в Арканзас-Сити, еще хуже. Там в два, а то и в три раза больше поселенцев. Только за один день пятьдесят человек потеряли сознание от перегрева, шестеро из них умерли до наступления темноты.
– Почему? – Она повернулась к нему. – Почему они на это идут?
Он задумчиво оглядел лагерь. Затем посмотрел на нее.
– Ради того, чтобы получить кусок земли и назвать его своей собственностью, почему же еще? – Уголки его рта опустились в печальной полуулыбке. – Вы бы видели их ночью, вокруг костров, когда, склонившись над картами Чероки-Стрипа, они изучают каждую излучину реки или ручейка, выбирая себе участок. Они прослеживают маршрут и запоминают окрестный рельеф, чтобы не ошибиться, когда начнутся гонки… разумеется, если их не опередит кто-то другой. Они только об этом толкуют и думают, только это и придает им силы.
– Но почему?
Она вспомнила женщину, которую он только что отнес в лазарет, – грязная, ободранная, чуть живая от жары, она, не помня себя, рвалась обратно в очередь. Ей было наплевать на свой неряшливый вид, на пыль и пот, въевшиеся в лицо, на мучительное многочасовое стояние в очереди под палящим солнцем, покуда ей светил этот дурацкий клочок бумаги.
– Почему это для них так важно?
Он смерил ее долгим, пристальным взглядом, затем снова перевел его на окутанный облаком пыли пейзаж.
– Перед вами проигравшие, миссис Морган, проигравшие и нищие. Бывшие рабы с Юга, солдаты Конфедерации, вернувшиеся к выжженным домам, жертвы реконструкции и те, кому не досталось или кто опоздал к раздаче богатых западных земель – Айовы, Канзаса и Миссури. Для них это единственный шанс – единственное место, где мужчина или женщина могут обзавестись собственностью в сто шестьдесят акров по цене всего лишь доллар за акр – в зависимости от месторасположения. Мальчик на побегушках, учительница и подмастерье – все хотят завладеть землей. Эта территория наводнена проигравшими. Им больше некуда податься, и они это знают. Если они не урвут свой клочок сейчас, то скорее всего не смогут уже никогда. Вот почему они так отчаянно цепляются за эту возможность, за свои свидетельства. – Он помолчал. – Хотя это место не для малодушных.
– Да, – рассеянно согласилась она, признавая собственное малодушие.
Поначалу она такой не была. Выходя замуж за Келла, Энн, подобно этим людям, была преисполнена энтузиазма начать новую жизнь на границе, думая, что она будет сплошным долгим приключением.
– Но они не представляют себе, каково здесь жить. Не представляют всего одиночества, однообразия и примитивности этого существования, – заявила она, тоскуя в душе по той жизни, которую оставила в Канзас-Сити.
Джексона Стюарта не удивили скрытые в ее голосе нотки неудовлетворенности и отчаяния. С первого взгляда на нее он понял, что она несчастна и часто чувствует себя одинокой. А тот интерес – вернее, любопытство, – который она проявила к нему у входа в гатринскую гостиницу, лишь подтверждал его догадку. Женщина, довольная жизнью, могла бросить на него восхищенный взгляд, но никогда бы не выказала любопытства. Более того, в ее глазах не было бы такой тоски по общению.
Итак, хозяйка Морганс-Уока была глубоко несчастна и одинока. Что сулило весьма богатые возможности.
– А вы почему здесь? – Энн видела, что он не такой, как другие. Его отношение к происходящему было слишком сдержанным и отстраненным. – Неужели вы тоже добиваетесь земли?
– Наверное, меня привлекает азарт. Высокие ставки.
В этих гонках приз достанется самому быстрому, самому сообразительному и самому удачливому. Для того чтобы заполучить особо лакомые кусочки, например пригородные участки, не обойтись без быстрого коня, головы на плечах и госпожи удачи.
Однако он умолчал о том, что чуть ли не каждый из потенциальных фермеров захватил с собой все свои сбережения и что мешок в его седельной сумке вмещает около двух тысяч долларов, которыми ему удалось разжиться во время дружеского перебрасывания в картишки.
– Так, значит, вот чего вы хотите? Пригородный участок?
– Да.
– И что вы с ним будете делать?
– Скорее всего продам кому-нибудь, кто опоздал к началу записи на гонки – с выгодой, разумеется.
– И не будете на нем строиться?
– Нет.
– А чем вы вообще занимаетесь, мистер Стюарт? – Склонив набок голову, она с любопытством на него смотрела. – Там, в очереди, кто-то назвал вас Стюарт Очко.
– Я профессиональный игрок в «двадцать одно», миссис Морган, игра, известная больше под названием «очко»… Отсюда и прозвище.
– Понятно, – пробормотала она.
– Сомневаюсь, миссис Морган.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117