— И все равно мечтал бросить их в концентрационный лагерь, — сказала она. — Так?
Основой для этой самой что ни на есть гадючьей выдумки стал мой рассказ в церкви, как мы с дедушкой катались на его автомобиле как-то утром в воскресенье, в Мидленд Сити. Я был тогда еще совсем маленький. Это дед, а вовсе не я, стал издеваться над всеми религиозными конфессиями. Когда мы проезжали мимо католического собора, он, помнится, сказал:
— Считаешь, твой папа — отличный химик? Вот здесь превращают пресные хлебцы в мясо. Твой папа сумел бы, а?
Потом мы проезжали молитвенный дом пятидесятников, и он сказал:
— А тут — гиганты мысли, полагающие, что каждое слово в книжке, составленной горсткой проповедников через 300 лет после Рождества Христова, — святая истина. Надеюсь, ты не станешь так тупо верить любому печатному слову, когда подрастешь.
А много позже я узнаю, к слову сказать, что та самая женщина, с которой у отца была любовь, когда я учился в старшем классе, и из-за которой он выпрыгнул из окна в спущенных штанах, запутался в бельевой веревке, и его покусала собака и так далее, — была прихожанкой как раз того храма, пятидесятников.
* * *
А то, что он сказал в то утро про Евреев, было всего-навсего очередной насмешкой над Христианством. Ему пришлось мне сначала объяснить
— а мне пришлось растолковывать Кимберли, — что Библия состоит из 2 отдельных частей, из Нового Завета и Ветхого Завета. Правоверные Евреи принимают, как канонические, только книги, касающиеся их собственной истории, то есть Ветхий Завет, а Христиане всерьез принимают обе части Библии.
— Жаль мне Евреев, — сказал дедушка. — Норовят всю жизнь прожить с уполовиненной Библией.
И добавил:
— Это все равно что пытаться проехать отсюда в Сан-Франциско с дорожной картой, которая кончается в Дюбеке, штат Айова.
* * *
Тут я разозлился не на шутку.
— Кимберли, — сказал я, — ты случайно не ляпнула Попечительскому Совету, что я все это говорил? Они меня поэтому вызывают?
— Мало ли, — сказала она. Она хотела показать, какая она умница. А я решил, что это дурацкий ответ. Как оказалось, ответ был правильный. Попечительский Совет хотел поговорить со мной еще о многом, кроме перевранных фраз из моей лекции в церкви.
Я смотрел на нее с гадливостью и жалостью. Она думала, какая она героиня, а я — гад ползучий! Теперь, когда я понял, что она затеяла, ее так и подмывало показать мне, что она гордится собой и ничуть меня не боится. Откуда ей было знать, что я как-то раз выбросил с вертолета мужчину, потяжелее, чем она. Что мне мешает выбросить ее из окна колокольни? Это мне и пришло в голову. Я был так зол на нее! Я ей покажу, что значит меня разозлить!
* * *
Человек, которого я сбросил с вертолета, плюнул мне в лицо и укусил за руку. Я ему показал, что значит меня разозлить!
Ее было жалко, потому что она была слабоумная девчонка из блестящей семьи, и она думала, что наконец-то совершила что-то выдающееся, разоблачив носителя преступных идей. Я тогда еще не знал, что ее отец. Стипендиат Родса, имевший ключ Фи Бета Каппа из Принстона, подучил ее. Я думал, что она просто переняла убеждения своего папаши, то и дело высказываемые в его статьях или в его ТВ-шоу — конечно, и дома тоже — что есть учителя, которые так ненавидят свою страну, что по их вине молодежь теряет веру в светлое будущее и ведущую роль нашей страны во всем мире.
Я думал, что она решила совершенно самостоятельно обнаружить такого негодяя и устроить, чтобы его вышвырнули с работы, — чтобы доказать отцу, что она не такая уж дурочка, а достойная дочурка своего Папочки.
Ошибочка.
— Кимберли, — сказал я вместо того, чтобы вышвырнуть ее из окна. — Это же просто смешно. Ошибочка.
* * *
— Ну ладно, — сказал я. — Мы в 2 счета с этим покончим.
Ошибочка.
Я представлял себе, как решительно войду в зал собрания, развернув плечи, горя праведным гневом — ведь я самый популярный учитель, единственный, имеющий награды за вьетнамскую войну. Вот в том-то и дело — именно за это они меня и вышвырнули, хотя я не думаю, чтобы они отдавали себе в этом отчет: я был живым свидетелем постыдной и позорной авантюры — Войны во Вьетнаме.
Никто из членов Совета на этой войне не бывал, отец Кимберли в том числе, и ни один из них не допустил, чтобы его сын или дочь туда попали. А на том берегу озера, в тюрьме, и внизу, в городке, было множество чужих сыновей, которых туда загнали. Ясное дело.
12

* * *
Проходя через квадратную лужайку к Самоза-Холлу, я встретил 2 человек. Одна из них была Профессор Мэрилин Шоу, возглавлявшая отделение Биологических Наук. Она, единственная из преподавателей, тоже служила во Вьетнаме, сестрой милосердия. Второй — Норман Эверетт, старый садовник, вроде моего деда. У него был сын, который не владел ногами — подорвался на мине во Вьетнаме, — и постоянно находился в Центре реабилитации Ветеранов в Скенектеди.
Старшекурсники со своими родичами и остальные преподаватели были приглашены на ленч в Павильоне. Каждому достался омар, сваренный заживо.
* * *
За Мэрилин, хотя она была достаточно привлекательна и одинока, я никогда не пытался ухаживать. Сам не понимаю, почему. Может быть, тут действовало что-то вроде табу, запрещающего кровосмешение, как будто мы с ней были брат и сестра, потому что оба побывали во Вьетнаме.
Теперь она уже умерла и зарыта возле конюшни, куда достигает тень Мушкет-горы на закате. Ее сразило шальной пулей. Кто в здравом уме стал бы целиться в нее?
Сейчас, когда я ее вспоминаю, мне кажется, что я был в нее влюблен, хотя мы старались как можно меньше разговаривать друг с другом.
* * *
Может быть, мне следует вписать ее в очень, очень коротенький список: список женщин, которых я любил. В нем была бы Мэрилин, и Маргарет, в первые 4 года нашего брака, до того, как я вернулся домой с сифилисом. Я был очень увлечен и Гарриет Гаммер, военной корреспонденткой «Демойнского архивариуса» у которой, как выяснилось, родился сын после нашего романа на Маниле. Думаю, можно назвать любовью и то, что я чувствовал к Зузу Джонсон, муж которой был распят. И я был связан глубокой, взаимной и многогранной дружбой с Мюриэл Пэк, которая еще была барменшей в кафе «Черный Кот» в тот день, когда меня уволили, а позднее стала преподавательницей английского.
Вот и весь список.
Мюриэл зарыта там же, возле конюшни, куда достигает тень Мушкет-горы на закате.
Гарриэт Гаммер тоже умерла, только в Айове, далеко отсюда.
Ждите меня, девочки, ждите.
* * *
Я вовсе не собираюсь ставить рекорды, достойные книги Гиннеса, по числу женщин, с которыми я занимался любовью, неважно, любил я их или нет. Насколько я знаю, мировой рекорд поставил Жорж Сименон, французский мастер детектива, и вряд ли я ему составлю конкуренцию.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71