Когда они думали, что уже почти все из него вытянули, русский вдруг притих. Он взял карандаш и ближе к северо-западу обозначил еще пять бараков с двойным забором со сторожевыми псами. Вот так-то. Эти бараки – новые, сказал Стэнли, их построили буквально за последние несколько месяцев.
К ним можно проехать по охраняемой дороге; он как-то раз увидел их с вершины холма, когда прогуливался там со своим инструктором Милошем. По словам Милоша (который был д р у ж к о м Стэнли, сказала Конни, явно намекая на что-то), там было расквартировано особое учебное подразделение, недавно основанное Карлой для подготовки войсковых офицеров к диверсионной работе.
– Итак, дорогой мой, вот что мы имели, – воскликнула Конни. – Г о д а м и ходили слухи, что Карла пытается создать свою частную армию внутри Московского Центра, но у бедняги не хватало силенок. Известно было, что его агентами нашпигован весь земной шар, и, е с т е с т в е н н о , он беспокоится, что, достигнув почтенного возраста, будет не в состоянии управлять ими в одиночку. Известно было также, что, как и любой другой на его месте, он б е з у м н о ревнив и не переносит мысли о том, чтобы передать свою агентуру в руки резидентов в странах-противниках. И, е с т е с т в е н н о , он бы этого не сделал:ты знаешь, как он ненавидит резидснтуры – они, мол, ненадежны, у них раздуты штаты. Точно также, как он ненавидел старую гвардию. Слишком приземленные, так он о них отзывался. Что на самом деле довольно справедливо. Итак, теперь он обладал властью и начал делать что-то такое, на что никто больше не решился бы. Это было в марте 63-го, – повторила она на тот случай, если Смайли забыл.
И ничего из этого, конечно, не вышло.
– Обычное дело: не высовывайся, занимайся своими делами, жди у моря погоды.
Она и не высовывалась три года, пока майора Михаила Федоровича Комарова, помощника военного атташе советского посольства в Токио, не поймали с поличным при передаче ему шести катушек пленки с совершенно секретной разведывательной информацией высокопоставленным чиновником Министерства обороны Японии. Комаров был героем ее второй сказки: не перебежчик, но солдат с погонами артиллериста.
– А наград, Бог ты мой! Вся грудь в орденах! Сам Комаров вынужден был покинуть Токио так быстро, что его собака осталась запертой в квартире, и ее потом нашли подохшей с голоду, чего Конни ему до сих пор не могла простить.
В то же время японский агент Комарова был, конечно же, надлежащим образом допрошен, и, к счастью, Цирку удалось купить отчет об этом допросе у своих коллег из Страны восходящего солнца.
– Кстати, Джордж, если подумать, это ведь ты организовал ту сделку!
С характерной для профессионала гримасой тщеславия Смайли признал, что, вполне возможно, так оно и есть.
Суть рапорта была проста. Японский военный чиновник работал «кротом».
Он был завербован перед самой войной во время японского вторжения в Маньчжурию неким Мартином Брандтом, немецким журналистом, якобы связанным с Коминтерном. Брандт, сказала Конни, было одним из имен Карлы в 30-е годы.
Сам Комаров никогда не состоял в резидентуре внутри посольства в Токио; он работал в одиночку с одним связным и имел прямую связь с Карлой, с которым вместе служил во время войны. Более того, перед тем как прибыть в Токио, он прошел специальную подготовку в новой школе под Москвой, основанной исключительно для учеников, отобранных лично Карлой.
– Короче говоря, – пропела Конни, – братец Комаров был для нас первым и, увы, не самым выдающимся выпускником школы Карлы. Его расстреляли, беднягу, – добавила она, драматически понизив голос. – Они никогда не церемонятся, заметь, не нужны им ни судебные, ни похоронные церемонии: слишком торопятся, гады.
Теперь Конни почувствовала, что может за что-то зацепиться. Зная, по каким приметам искать, она проштудировала досье Карлы. Она потратила три недели в Уайтхолле вместе с армейскими специалистами по Москве, переворошив сводки Советской Армии с непонятными назначениями, пока не посчитала, что из уймы подозреваемых может выделить трех учеников Карлы. Все трое были военными, все трое были лично знакомы с Карлой, все трое были лет на десять-пятнадцать моложе его. Она произнесла их имена как Бардин, Стоковский и Викторов.
При упоминании третьего имени на лице Смайли отразилась скука, его глаза вдруг стали такими усталыми, будто он из последних сил борется с дремотой.
– Ну и что с ними со всеми было дальше? – спросил он.
– Бардин превратился в Соколова, затем в Русакова. Стал членом советской делегации в Организации Объединенных Наций в Нью-Йорке. Никаких явных контактов с местной резидентурой, никак прямо не замешан в конкретных операциях, никаких резких движений, попыток кого-нибудь завербовать, хорошая, солидная «крыша». Все еще работает там, насколько мне известно.
– Стоковский?
– Нелегально выехал за рубеж, организовал фотобизнес в Париже под именем Гродсску, французского румына Основал филиал в Бонне; предполагается, что там он руководит одним из западногерманских источников Карлы.
– Ну а третий, Викторов? – Пропал бесследно.
– О Господи, – сказал Смайли, казалось, умирая от скуки.
– Прошел подготовку, а затем испарился. Моги умереть, конечно. Мы иногда почему-то с к л о н н ы забывать о естественных причинах.
– О да, конечно, – согласился Смайли. – Разумеется.
Он обладал особым искусством, выработанным за долгие годы скрытной жизни, искусством умения слушать некой внешней частью мозга, позволяя излагаемым событиям разворачиваться прямо перед его мысленным взором, в то время как другая, совершенно отдельная часть его сознания в спешном порядке устанавливала временные связи, В данном случае связь вела от Тарра к Ирине, от Ирины к ее бедному возлюбленному, так гордившемуся тем, что его зовут Лапин и что он обслуживает некоего полковника Григория Викторова, «который работает в посольстве под именем Поляков». В его памяти эти вещи были сродни картинкам из детства, он бы никогда этого не забыл.
– А были у вас какие-нибудь фотографии, Кон-ни? – спросил он хмуро. – Сумела ли ты обзавестись приметами этих троих?
– Бардина из ООН – естественно. Стоковского – возможно. У нас есть старое газетное фото времен его солдатской службы, но мы так и не установили, подлинное ли оно.
– А Викторов, который бесследно пропал? – Здесь могло быть любое другое имя. – Ни одной приличной фотографии, что ли? – спросил Смайли и направился в другой конец комнаты, чтобы вновь наполнить стаканы.
– Викторов, полковник Грегор, – повторила Конни с мечтательной улыбкой.
– Воевал под Сталинградом, как простой солдат… Нет, у нас никогда не было его фото. Жаль. Говорили, он намного превосходил всех остальных.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115
К ним можно проехать по охраняемой дороге; он как-то раз увидел их с вершины холма, когда прогуливался там со своим инструктором Милошем. По словам Милоша (который был д р у ж к о м Стэнли, сказала Конни, явно намекая на что-то), там было расквартировано особое учебное подразделение, недавно основанное Карлой для подготовки войсковых офицеров к диверсионной работе.
– Итак, дорогой мой, вот что мы имели, – воскликнула Конни. – Г о д а м и ходили слухи, что Карла пытается создать свою частную армию внутри Московского Центра, но у бедняги не хватало силенок. Известно было, что его агентами нашпигован весь земной шар, и, е с т е с т в е н н о , он беспокоится, что, достигнув почтенного возраста, будет не в состоянии управлять ими в одиночку. Известно было также, что, как и любой другой на его месте, он б е з у м н о ревнив и не переносит мысли о том, чтобы передать свою агентуру в руки резидентов в странах-противниках. И, е с т е с т в е н н о , он бы этого не сделал:ты знаешь, как он ненавидит резидснтуры – они, мол, ненадежны, у них раздуты штаты. Точно также, как он ненавидел старую гвардию. Слишком приземленные, так он о них отзывался. Что на самом деле довольно справедливо. Итак, теперь он обладал властью и начал делать что-то такое, на что никто больше не решился бы. Это было в марте 63-го, – повторила она на тот случай, если Смайли забыл.
И ничего из этого, конечно, не вышло.
– Обычное дело: не высовывайся, занимайся своими делами, жди у моря погоды.
Она и не высовывалась три года, пока майора Михаила Федоровича Комарова, помощника военного атташе советского посольства в Токио, не поймали с поличным при передаче ему шести катушек пленки с совершенно секретной разведывательной информацией высокопоставленным чиновником Министерства обороны Японии. Комаров был героем ее второй сказки: не перебежчик, но солдат с погонами артиллериста.
– А наград, Бог ты мой! Вся грудь в орденах! Сам Комаров вынужден был покинуть Токио так быстро, что его собака осталась запертой в квартире, и ее потом нашли подохшей с голоду, чего Конни ему до сих пор не могла простить.
В то же время японский агент Комарова был, конечно же, надлежащим образом допрошен, и, к счастью, Цирку удалось купить отчет об этом допросе у своих коллег из Страны восходящего солнца.
– Кстати, Джордж, если подумать, это ведь ты организовал ту сделку!
С характерной для профессионала гримасой тщеславия Смайли признал, что, вполне возможно, так оно и есть.
Суть рапорта была проста. Японский военный чиновник работал «кротом».
Он был завербован перед самой войной во время японского вторжения в Маньчжурию неким Мартином Брандтом, немецким журналистом, якобы связанным с Коминтерном. Брандт, сказала Конни, было одним из имен Карлы в 30-е годы.
Сам Комаров никогда не состоял в резидентуре внутри посольства в Токио; он работал в одиночку с одним связным и имел прямую связь с Карлой, с которым вместе служил во время войны. Более того, перед тем как прибыть в Токио, он прошел специальную подготовку в новой школе под Москвой, основанной исключительно для учеников, отобранных лично Карлой.
– Короче говоря, – пропела Конни, – братец Комаров был для нас первым и, увы, не самым выдающимся выпускником школы Карлы. Его расстреляли, беднягу, – добавила она, драматически понизив голос. – Они никогда не церемонятся, заметь, не нужны им ни судебные, ни похоронные церемонии: слишком торопятся, гады.
Теперь Конни почувствовала, что может за что-то зацепиться. Зная, по каким приметам искать, она проштудировала досье Карлы. Она потратила три недели в Уайтхолле вместе с армейскими специалистами по Москве, переворошив сводки Советской Армии с непонятными назначениями, пока не посчитала, что из уймы подозреваемых может выделить трех учеников Карлы. Все трое были военными, все трое были лично знакомы с Карлой, все трое были лет на десять-пятнадцать моложе его. Она произнесла их имена как Бардин, Стоковский и Викторов.
При упоминании третьего имени на лице Смайли отразилась скука, его глаза вдруг стали такими усталыми, будто он из последних сил борется с дремотой.
– Ну и что с ними со всеми было дальше? – спросил он.
– Бардин превратился в Соколова, затем в Русакова. Стал членом советской делегации в Организации Объединенных Наций в Нью-Йорке. Никаких явных контактов с местной резидентурой, никак прямо не замешан в конкретных операциях, никаких резких движений, попыток кого-нибудь завербовать, хорошая, солидная «крыша». Все еще работает там, насколько мне известно.
– Стоковский?
– Нелегально выехал за рубеж, организовал фотобизнес в Париже под именем Гродсску, французского румына Основал филиал в Бонне; предполагается, что там он руководит одним из западногерманских источников Карлы.
– Ну а третий, Викторов? – Пропал бесследно.
– О Господи, – сказал Смайли, казалось, умирая от скуки.
– Прошел подготовку, а затем испарился. Моги умереть, конечно. Мы иногда почему-то с к л о н н ы забывать о естественных причинах.
– О да, конечно, – согласился Смайли. – Разумеется.
Он обладал особым искусством, выработанным за долгие годы скрытной жизни, искусством умения слушать некой внешней частью мозга, позволяя излагаемым событиям разворачиваться прямо перед его мысленным взором, в то время как другая, совершенно отдельная часть его сознания в спешном порядке устанавливала временные связи, В данном случае связь вела от Тарра к Ирине, от Ирины к ее бедному возлюбленному, так гордившемуся тем, что его зовут Лапин и что он обслуживает некоего полковника Григория Викторова, «который работает в посольстве под именем Поляков». В его памяти эти вещи были сродни картинкам из детства, он бы никогда этого не забыл.
– А были у вас какие-нибудь фотографии, Кон-ни? – спросил он хмуро. – Сумела ли ты обзавестись приметами этих троих?
– Бардина из ООН – естественно. Стоковского – возможно. У нас есть старое газетное фото времен его солдатской службы, но мы так и не установили, подлинное ли оно.
– А Викторов, который бесследно пропал? – Здесь могло быть любое другое имя. – Ни одной приличной фотографии, что ли? – спросил Смайли и направился в другой конец комнаты, чтобы вновь наполнить стаканы.
– Викторов, полковник Грегор, – повторила Конни с мечтательной улыбкой.
– Воевал под Сталинградом, как простой солдат… Нет, у нас никогда не было его фото. Жаль. Говорили, он намного превосходил всех остальных.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115