Все факты известны. Затем он передал мне тысячу фунтов наличными вдобавок к моим наградным.
– От кого?
– Он не сказал.
– Он упоминал каким-либо образом о догадках Хозяина, связанных со Штевчеком? О шпионе Центра внутри Цирка?
– Факты известны, сказал он, – повторил Джим с нажимом, и в глазах его снова появилась злоба. – Он п р и к а з а л мне ни к кому не соваться и не пытаться сделать так, чтобы об этой истории кто-то заговорил, потому что обо всем позаботились на самом высоком уровне, и я могу только напортачить. Цирк снова входит в нормальную колею. Я могу забыть обо всех этих Кузнецах и Скорняках, о «кротах» и всей прочей ерунде. «Бросай это все, – сказал он мне. – Ты счастливый человек, Джим, – продолжал он мне вдалбливать. – Тебе приказали стать лотофагом (Праздный мечтатель, сибарит; человек, не помнящий прошлого), жить припеваючи и забыть о прошлом!» Я мог забыть об этом, так?
Забыть, понимаешь. Просто делать вид, будто ничего не произошло! – Джим уже кричал, не помня себя. – Что я и делал все это время: подчинялся приказу и забывал потихоньку!
Ночной пейзаж вдруг показался Смайли таким чистым и непорочным, он стал похож на большое полотно, на котором никогда не рисовали ничего дурного или жестокого. Они стояли бок о бок и всматривались в долину, где поверх скоплений огоньков над горизонтом возвышался скалистый пик. На самой его верхушке стояла одинокая башня, и на мгновение она вдруг показалась Смайли символом окончания долгого путешествия.
– Да, – сказал он. – Я тоже пытался кое-что забыть. Значит, Тоби все-таки упоминал о Кузнеце и Скорняке. Каким же образом ему стало известно о той истории, если не… И ни слова от Билла? – продолжал он. – Даже открытки?
– Билл в то время был за границей, – коротко бросил Джим.
– Кто тебе это сказал?
– Тоби.
– Значит, после операции «Свидетель» ты ни разу не видел Билла: твой самый старый, самый близкий друг попросту исчез, да?
– Ты же слышал, что сказал Тоби. Доступ ко мне был закрыт. Карантин.
– Однако Билл не из тех, кто всегда строго следует правилам, разве нет? – сказал Смайли таким тоном, будто напоминая Джиму кое-что.
– А ты никогда не считал его порядочным, – рявкнул Джим.
– Жаль, что ты не застал меня, когда заходил ко мне перед отъездом в Чехию, – заметил Смайли после небольшой паузы. – Хозяин услал меня тогда в Германию с глаз долой, а когда я вернулся… Все-таки, чего ты тогда хотел?
– Ничего. Подумал, что поездка может оказаться веселенькой. Хотел кивнуть тебе на прощание.
– Перед таким заданием? – воскликнул Смайли, слегка ошарашенный. – Перед таким из ряда вон выходящим заданием? – Джим и бровью не повел. – А кому-нибудь еще ты кивнул на прощание? Кажется, мы все тогда были в разъездах. Тоби, Рой… Билл – его ты повидал?
– Никого я не повидал.
– Билл, по-моему, был в отпуске. Но у меня такое подозрение, что он все равно торчал где-то неподалеку.
– Никого я не видел, – упорствовал Придо, приступ боли заставил его приподнять правое плечо и повращать головой. – Никого не было.
– Это ведь очень не похоже на тебя, Джим, – продолжал Смайли все тем же мягким тоном, – обходить всех подряд и жать руки на прощание перед такими ответственными заданиями. Ты, должно быть, становишься сентиментальным, стареешь. Может, ты хотел… – он колебался, – может, ты хотел дать какой-то совет или что-то в этом роде? В конце концов, ты ведь считал это задание бредом собачьим, разве нет? Ты считал, что Хозяин теряет контроль над ситуацией. Возможно, ты чувствовал потребность поделиться с кем-то своей проблемой? Я согласен, это и вправду походило на какое-то сумасшествие…
Изучай факты, любил повторять Стид-Эспри, а затем примеряй все версии, как одежду.
Джим замкнулся в своей молчаливой ярости, и они вернулись к машине.
* * *
В мотеле Смайли вытащил откуда-то из складок своего необъятного пальто двадцать фотографий размером с почтовую открытку и разложил их в два ряда на столике с керамическим покрытием. Некоторые из них выглядели как репортажные снимки, другие были явно портретные; на всех изображены мужчины, и ни один из них не похож на англичанина. С недовольной гримасой Джим выбрал две и передал их Смайли. Он абсолютно уверен в одной из них, пробормотал Джим, и не очень уверен в другой. На первой был изображен русский начальник – седовласый гном. На второй – один из этих откормленных гадов, которые наблюдали из полумрака, пока бандюги терзали Джима. Смайли положил фотографии обратно к себе в карман. И когда он наливал «на посошок», менее измученный наблюдатель, чем Джим, мог бы заметить, что делал он это если и не с видом победителя, то, во всяком случае, с некоторой торжественностью – так, будто скреплял что-то заключительной печатью.
– Так все-таки, когда ты последний раз видел Билла? Так, чтобы поговорить, – спросил Смайли таким тоном, каким спрашивают о старых общих друзьях, с которыми давно не виделись. Он, очевидно, потревожил Джима, погрузившегося в какие-то свои мысли, потому что тот, подняв голову, не сразу понял суть вопроса.
– А-а, да как-то в те дни еще, – ответил он равнодушно. – Столкнулись с ним, по-моему, где-то в коридоре.
– А так, чтобы поговорить? Ну, ладно, ладно. Джим снова ушел в себя.
Он попросил не подвозить его к самой школе. Смайли должен был высадить его в начале асфальтированной дорожки, ведущей через кладбище к церкви. Он там в часовне оставил кое-какие учебники, пояснил он. На мгновение Смайли почувствовал, что склонен усомниться, но не мог понять почему. Возможно, потому, что у него уже сложилось убеждение, что, несмотря на тридцать лет службы, Джим так и не научился как следует врать. Последнее, что ему запомнилось от свидания с Придо, был его черный перекошенный силуэт, шагающий к портику, выстроенному в нормандском стиле, и стук каблуков между могильными плитами, отдающийся звонким эхом, похожим на ружейные выстрелы.
Смайли доехал до Тонтона и сделал несколько звонков из местного отеля «Замок». Несмотря на крайнюю усталость, он спал неспокойно; его сон прерывали картины, в которых Карла сидел с двумя цветными карандашами за столом рядом с Джимом, а атташе по культуре Поляков, он же Викторов, уволенный из соображений безопасности его «крота» Джералда, с нетерпением ждал, когда Джим окончательно сломается в следственной камере; и, наконец, Тоби Эстерхейзи приехал в Саррат вместо отсутствующего Хейдона и радостно посоветовал Джиму забыть обо всем, что касается Кузнеца, Скорняка и их умершего создателя, Хозяина.
* * *
В ту самую ночь Питер Гиллем гнал машину на запад, через всю Англию, в Ливерпуль. Кроме него в автомобиле сидел один лишь Рикки Tapp. Погода была мерзкая, и поездка оказалась очень утомительной.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115
– От кого?
– Он не сказал.
– Он упоминал каким-либо образом о догадках Хозяина, связанных со Штевчеком? О шпионе Центра внутри Цирка?
– Факты известны, сказал он, – повторил Джим с нажимом, и в глазах его снова появилась злоба. – Он п р и к а з а л мне ни к кому не соваться и не пытаться сделать так, чтобы об этой истории кто-то заговорил, потому что обо всем позаботились на самом высоком уровне, и я могу только напортачить. Цирк снова входит в нормальную колею. Я могу забыть обо всех этих Кузнецах и Скорняках, о «кротах» и всей прочей ерунде. «Бросай это все, – сказал он мне. – Ты счастливый человек, Джим, – продолжал он мне вдалбливать. – Тебе приказали стать лотофагом (Праздный мечтатель, сибарит; человек, не помнящий прошлого), жить припеваючи и забыть о прошлом!» Я мог забыть об этом, так?
Забыть, понимаешь. Просто делать вид, будто ничего не произошло! – Джим уже кричал, не помня себя. – Что я и делал все это время: подчинялся приказу и забывал потихоньку!
Ночной пейзаж вдруг показался Смайли таким чистым и непорочным, он стал похож на большое полотно, на котором никогда не рисовали ничего дурного или жестокого. Они стояли бок о бок и всматривались в долину, где поверх скоплений огоньков над горизонтом возвышался скалистый пик. На самой его верхушке стояла одинокая башня, и на мгновение она вдруг показалась Смайли символом окончания долгого путешествия.
– Да, – сказал он. – Я тоже пытался кое-что забыть. Значит, Тоби все-таки упоминал о Кузнеце и Скорняке. Каким же образом ему стало известно о той истории, если не… И ни слова от Билла? – продолжал он. – Даже открытки?
– Билл в то время был за границей, – коротко бросил Джим.
– Кто тебе это сказал?
– Тоби.
– Значит, после операции «Свидетель» ты ни разу не видел Билла: твой самый старый, самый близкий друг попросту исчез, да?
– Ты же слышал, что сказал Тоби. Доступ ко мне был закрыт. Карантин.
– Однако Билл не из тех, кто всегда строго следует правилам, разве нет? – сказал Смайли таким тоном, будто напоминая Джиму кое-что.
– А ты никогда не считал его порядочным, – рявкнул Джим.
– Жаль, что ты не застал меня, когда заходил ко мне перед отъездом в Чехию, – заметил Смайли после небольшой паузы. – Хозяин услал меня тогда в Германию с глаз долой, а когда я вернулся… Все-таки, чего ты тогда хотел?
– Ничего. Подумал, что поездка может оказаться веселенькой. Хотел кивнуть тебе на прощание.
– Перед таким заданием? – воскликнул Смайли, слегка ошарашенный. – Перед таким из ряда вон выходящим заданием? – Джим и бровью не повел. – А кому-нибудь еще ты кивнул на прощание? Кажется, мы все тогда были в разъездах. Тоби, Рой… Билл – его ты повидал?
– Никого я не повидал.
– Билл, по-моему, был в отпуске. Но у меня такое подозрение, что он все равно торчал где-то неподалеку.
– Никого я не видел, – упорствовал Придо, приступ боли заставил его приподнять правое плечо и повращать головой. – Никого не было.
– Это ведь очень не похоже на тебя, Джим, – продолжал Смайли все тем же мягким тоном, – обходить всех подряд и жать руки на прощание перед такими ответственными заданиями. Ты, должно быть, становишься сентиментальным, стареешь. Может, ты хотел… – он колебался, – может, ты хотел дать какой-то совет или что-то в этом роде? В конце концов, ты ведь считал это задание бредом собачьим, разве нет? Ты считал, что Хозяин теряет контроль над ситуацией. Возможно, ты чувствовал потребность поделиться с кем-то своей проблемой? Я согласен, это и вправду походило на какое-то сумасшествие…
Изучай факты, любил повторять Стид-Эспри, а затем примеряй все версии, как одежду.
Джим замкнулся в своей молчаливой ярости, и они вернулись к машине.
* * *
В мотеле Смайли вытащил откуда-то из складок своего необъятного пальто двадцать фотографий размером с почтовую открытку и разложил их в два ряда на столике с керамическим покрытием. Некоторые из них выглядели как репортажные снимки, другие были явно портретные; на всех изображены мужчины, и ни один из них не похож на англичанина. С недовольной гримасой Джим выбрал две и передал их Смайли. Он абсолютно уверен в одной из них, пробормотал Джим, и не очень уверен в другой. На первой был изображен русский начальник – седовласый гном. На второй – один из этих откормленных гадов, которые наблюдали из полумрака, пока бандюги терзали Джима. Смайли положил фотографии обратно к себе в карман. И когда он наливал «на посошок», менее измученный наблюдатель, чем Джим, мог бы заметить, что делал он это если и не с видом победителя, то, во всяком случае, с некоторой торжественностью – так, будто скреплял что-то заключительной печатью.
– Так все-таки, когда ты последний раз видел Билла? Так, чтобы поговорить, – спросил Смайли таким тоном, каким спрашивают о старых общих друзьях, с которыми давно не виделись. Он, очевидно, потревожил Джима, погрузившегося в какие-то свои мысли, потому что тот, подняв голову, не сразу понял суть вопроса.
– А-а, да как-то в те дни еще, – ответил он равнодушно. – Столкнулись с ним, по-моему, где-то в коридоре.
– А так, чтобы поговорить? Ну, ладно, ладно. Джим снова ушел в себя.
Он попросил не подвозить его к самой школе. Смайли должен был высадить его в начале асфальтированной дорожки, ведущей через кладбище к церкви. Он там в часовне оставил кое-какие учебники, пояснил он. На мгновение Смайли почувствовал, что склонен усомниться, но не мог понять почему. Возможно, потому, что у него уже сложилось убеждение, что, несмотря на тридцать лет службы, Джим так и не научился как следует врать. Последнее, что ему запомнилось от свидания с Придо, был его черный перекошенный силуэт, шагающий к портику, выстроенному в нормандском стиле, и стук каблуков между могильными плитами, отдающийся звонким эхом, похожим на ружейные выстрелы.
Смайли доехал до Тонтона и сделал несколько звонков из местного отеля «Замок». Несмотря на крайнюю усталость, он спал неспокойно; его сон прерывали картины, в которых Карла сидел с двумя цветными карандашами за столом рядом с Джимом, а атташе по культуре Поляков, он же Викторов, уволенный из соображений безопасности его «крота» Джералда, с нетерпением ждал, когда Джим окончательно сломается в следственной камере; и, наконец, Тоби Эстерхейзи приехал в Саррат вместо отсутствующего Хейдона и радостно посоветовал Джиму забыть обо всем, что касается Кузнеца, Скорняка и их умершего создателя, Хозяина.
* * *
В ту самую ночь Питер Гиллем гнал машину на запад, через всю Англию, в Ливерпуль. Кроме него в автомобиле сидел один лишь Рикки Tapp. Погода была мерзкая, и поездка оказалась очень утомительной.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115