– Лаша… Лашарела… – только сорвалось с ее жарких уст.
Еще не пели первые петухи, когда Георгий встал, тихо поцеловал спящую Лилэ и перешел в отведенную ему комнату. Какую-то необычайную приподнятость чувствовал он, – скольких женщин знал, но ни с кем не испытывал такого блаженства. Оказалось, что раньше в нем говорила лишь страсть, которая не затрагивала души. Потому-то и было доныне таким кратковременным наслаждение, исчезавшее вместе с утоленным желанием.
Только теперь постиг царь на себе самом смысл слышанной им не раз притчи о том, что разделенные надвое души в этом мире стремятся к первозданному единству, стремятся снова слиться в одно целое. Душа человеческая прекрасна, ее влечет к себе все прекрасное и совершенное. Но, только обнаружив за прекрасной внешностью красоту духовную, она стремится слиться с ней – тогда-то и приходит истинная любовь.
Сколько раз, увлеченный красотой, Лаша считал себя влюбленным. Однако душа его не находила отклика в душе возлюбленной, и самое великое увлечение угасало с той же быстротой, что и возгоралось.
Да, его душа долго блуждала в поисках родственной души, и вот теперь она обрела свою потерянную когда-то половину.
Так размышлял царь, лежа в своей постели.
Близость не только не умалила чувства, возникшего при первой встрече с Лилэ, но еще более усилила его. Необычайный аромат ее нежного тела и сейчас влек Лашу к себе, опьянял, одурманивал царя, избалованного самыми тонкими и дорогими благовониями. Каким изящным было каждое движение Лилэ, каким уместным было каждое слово!
Нет, никогда Лаша не был так счастлив. Ни в одном роскошном дворце не испытывал он такого блаженства, какое суждено было ему познать в этом скромном доме, где на всем лежала печать присутствия Лилэ, ее чистоты и очарования.
Запели петухи, послышались шаги и тихие голоса во дворе.
Лаша спал мертвым сном, утомленный избытком счастья.
Солнце стояло довольно высоко, когда Лилэ проснулась.
Она сразу вспомнила все и только одного не могла восстановить в памяти: когда Лаша покинул ее и как он вышел из комнаты.
Она ощущала необычное чувство покоя. Наконец обрела она того, с кем самим провидением предопределено ей быть единой духом и плотью. А муж!.. Как молния, пронзила ее вдруг мысль о Лухуми, страх и жалость охватили ее. Мысленно окинула Лилэ дни и ночи, прожитые с Лухуми. Бесцветными и тусклыми показались ей они. И она удивилась, как можно было считать счастливым хоть единое мгновение в той, пройденной жизни, как могла она принимать за любовь свою преданность мужу! До вчерашнего дня, до встречи с Лашой, не знала она ни любви, ни счастья.
Сладки были эти утренние грезы, но солнце поднялось уже высоко, во дворе хлопотала прислуга, было слышно, как колют дрова, точат ножи.
Лилэ быстро оделась и вышла на балкон.
Царя нигде не было видно. Должно быть, он еще спал.
Во дворе Лухуми, вернувшийся на рассвете, свежевал молодую нетель, подвешенную за ногу к ветке орехового дерева.
Лилэ не спешила встретиться с мужем. Она пошла умываться и дольше обычного задержалась перед зеркалом.
Особенно внимательно разглядывала она сегодня каждую черточку своего лица. Ей хотелось предстать перед царем такой прекрасной и совершенной, чтобы первое впечатление от ее красоты поблекло перед сегодняшним.
Еще раз окинула взглядом она свое отражение и, шурша парчовым платьем, спустилась по лестнице.
Царские слуги замерли, завидев Лилэ. Они проводили ее восторженными взглядами, словно мимо них пролетела некая диковинная птица.
На кухне Лилэ столкнулась с Кетеван. Всю ее радость как рукой сняло. Она остановилась, виновато потупила голову и нерешительно поздоровалась с ней:
– Доброе утро, мама!
– Здравствуй, дочка! Лухуми вернулся, ты видела его?
Лухуми услышал голоса матери и жены, повернулся в их сторону. Сияя здоровым глазом, он с нежностью смотрел на жену.
Как бы хотелось Лилэ избежать сейчас встречи с ним! Но это было невозможно, и Лилэ медленно направилась к нему.
– Не подходи близко, дорогая, запачкаешься! – Крепкие волосатые руки Лухуми были забрызганы кровью заколотой телки, в руке он держал длинный окровавленный нож.
Лилэ остановилась:
– Почему ты не вернулся вчера вечером?
Лухуми показалось, что жена соскучилась по нему, а у Лилэ мелькнула мысль, что Лухуми сам виноват в случившемся: не приехал вовремя, вот и пеняй теперь на себя!
– Я только под утро узнал, что царь приехал, и сразу же поспешил домой, – оправдывался Лухуми. Потом, подойдя к жене, он тихо произнес: Ну, что? Добилась своего?..
Лилэ вздрогнула. Кровь медленно отливала от сердца. Она испуганно подняла глаза: Лухуми улыбался ей с прежним добродушием.
– Видишь, как быстро сбылось твое желание. Царь таки приехал к нам, теперь постараемся как следует принять его!
Лилэ глубоко, с облегчением, вздохнула, заставила себя улыбнуться Лухуми и пошла к дому.
Знатный пир задал Лухуми в честь приезда царя. Всех именитых людей Кахети пригласил он к себе.
Тамадой за столом был эристави Бакур.
Не успел он вступить в дом, как сразу же догадался обо всем. Он хорошо знал, что царь не остался бы без особой на то причины ночевать у своего велисцихского слуги. Знал он и то, что Лухуми этой ночью не было дома. Но и без того ему все было ясно, ибо каждый мимолетный взгляд, которым обменивались Лилэ и царь, выдавал их с головой.
Бакур знал, как ему действовать. Он назначил Лухуми своим помощником и не давал ему передохнуть, передавая то полный рог, то чашу.
Лухуми, в радости от пребывания царя в его доме, совсем потерял власть над собой и осушал чашу за чашей.
Хмель быстро разбирал его. Он уже ничего не слышал, кроме возгласов тамады, и ничего не видел, кроме протянутых к нему рогов с вином. Не замечал он, как обожаемый им царь и его нежная Лилэ пожирали друг друга глазами, как менялись они в лице и как переговаривались друг с другом на безмолвном языке влюбленных.
Вслед за тостами в честь царя, его великих предков, его сестры Русудан, эристави Бакур поднял чашу за здоровье Кетеван – матери Лухуми и хозяйки дома.
Кетеван целый день хлопотала по хозяйству. Утомленная, подошла она к столу, чтобы поблагодарить гостей за здравицу, и первое, что она увидела, было то, чего не видел ослепленный восторгом и вином Лухуми.
В страшной тревоге заметалась Кетеван. Она больше не отходила от стола, отсылала Лилэ то за тем, то за другим.
Эристави поднял огромную чашу за здоровье Лилэ. Он долго говорил о ее уме, красоте, о добродетелях.
– Такая супруга, дорогой Лухуми, могла бы украсить не только твой дом, но и дом любого эристави и даже царский дворец! – провозгласил, улыбаясь, Бакур.
Царь взял из рук тамады чашу и, многозначительно глянув на Лилэ, негромко произнес:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90