Вот программа максимум. Ничего другого не хочу, и подай мне это, да и все тут, и я буду описывать это и описывать, ища вокруг крупицы этого рая, даже в подворотне, даже в трущобах, даже на войне, где люди бьют друг друга насмерть, вымещая друг на друге беспомощность и злобу за тоску по ненайденному раю. И тогда оборачивается ярость сбитого с толку человека на ученых - куда вы завели нас, ученые люди? Вы придумали самоварчик и керосинку и думаете, что я счастлив, и тем ограничили мои желания, и вот я бью себе подобного насмерть и даже зверье развожу на убой. И тогда вымещают злобу за ненайденный рай на поэтах: зачем пробуждаете неисполнимые желания, зачем соблазняете несбыточными картинками, зачем заставляете тосковать по невозможному? И вот я в пьяной тоске бью свою возлюбленную за то, что она не бессмертна, и одежды ее, которые только и нужны, чтобы срывать их в любовной игре, или уродливы, или прячут увядающее тело. - Споем же песню о Гошке по прозвищу Памфилий, ибо он доказал. - Воспоем же мужчину, силу его и доблесть, нежность его и ярость, чувство локтя и веру. Потому что нет безнадежной битвы, и след в сердцах - это след навеки. Ибо вечно в тревоге сердце человеческое, и нет того, кто бы достиг покоя. Потому что сказал поэт: забвенье - пустой и обманчивый звук, понятный лишь только в могиле. Ни радостей прошлых, ни счастья, ни мук придать мы забвенью не в силе. Что в душу запало - остается в ней. Ни моря нет глубже, ни бездны темней. Споем же песню о Памфилии, потому что он доказал. - Помните, прилетел марсианин? - А потом случилась эта история в лаборатория Алеши. Когда выяснилось, что марсианин-то похож не просто на человека, а на самую плохую его разновидность и что опыт Аносова при всех его благородных намерениях чреват самыми неприятными последствиями. - И так оказалось, что все мы трое, как это бывало уже не раз, были опрокинуты мучительно и на этот раз, видимо, непоправимо. Потому что годы уже не те и надежд все меньше. Сроки, отпущенные на мечты, кончились, и наступили трезвые сумерки. - Мы безнадежно устарели. Моя эллинская красота последний раз сверкнула и вытекла струйкой из горсти. Лешка ударился лбом о проклятый выбор - между научным открытием и его этическим смыслом. А Памфилии вместо встречи с живым идеалом и неземной тающей нежностью увидел большой марсианский кукиш. - ...И мы сидели втроем и дымили сигаретами. И не заметили, как сумерки стали ночью, и тут раздался топот многих ног по лестнице и на улице за открытым окном. И тут нам постучали в стену п зазвонил телефон. - Включите радио! - крикнули нам. - Включите телевизор! - Началось. - Они прилетают. - Они опустились. Первой вышла она. Потом он. - Споем же песню о Гошке Памфилии, ибо он угадал. - Особое понимание, безошибочная тающая нежность и сила, скользящая, как ручей. Кожа под рукой нежная, как ветер. - Засмеялась. - Сейчас, - сказала она. - И приложила руку ко лбу. - Потом она начала медленно говорить. - Толпа замерла, притихла. Она отстранила микрофон, но ничего не изменилось. Звук доходил каким-то другим способом... - Он все угадал, Памфилии, он все угадал, этот проклятый клоун. Он только не угадал, что все выйдет лучше. - Опасения не подтвердились. Не было ни паники, ни атомной ошалелой защиты, никого не сбили из пришельцев, и не надо было расхлебывать кровавую кашу недоразумений. - Просто в черном небе, затмевая свет звезд, возникла светящаяся надпись: - "Мы прилетаем". - Мелькнула мысль - мистификация, и тут же отпала. Расшифровывать не пришлось. Надпись возникла над всеми столицами мира и была на языке этих столиц. - Прилетал ли кто-нибудь до нас? - спросила надпись. - Да, - ответили столицы. - Мы вас слышим... Что с ним? - Все нормально. - Мы летим с дружбой. Не бойтесь, - сказала надпись. - Потом надпись исчезла. - Всю ночь мир ждал. На рассвете они прилетели. - В некоторых странах поднялись в воздух на баражировку атомные ракетоносцы. - Нет, паши не подкачали. Наши показали себя молодцами. Кто первый догадался, точно неизвестно. Говорят, мальчик - радиотехник с московской радиостанции. Он запустил на всю мощность: - ...Мы работники всемирной... великой армии труда... И смолк. Правительство подтвердило: - Продолжать. - Великий гимн ушел в космос. - Мы вас поняли, - пришел ответ. Звездолет осторожно опустился во Внукове. - Гошка лежал ничком на тахте, накрыв голову курткой. Я огляделся. Телевизор не был включен. За стеной орало радио. - Гошка,- позвал я, - машина внизу. Катим во Внуково. - Плечи его вздрагивали. - Ты что, старик? Ведь все как ты хотел!.. - сказал я. - Я наклонился над ним и приподнял куртку. Он обернул ко мне белое лицо. - Никто не поверит, - сказал он. - Никто... Я же все это видел раньше. Никто... Дико зазвонил телефон. - Гошка, - кричал далекий Аносов, - Гошка, немедленно приезжай... Костя, это ты?.. Хватай его и вези сюда... Это она, та самая... которую мы сочинили в детстве из фотографий, которую ты вырубил из дерева... которую нашли в Африке... Гошка, приезжай,-орала трубка. - Ей на вид гораздо меньше двенадцати тысяч лет...
- Когда мы примчались во Внуково, толпа растекалась по аэродрому, в воздухе кружились вертолеты, а с грузовиков лопатами прямо на бетонные плиты вокруг звездолета скидывали цветы. - Пропустите, - сказала она, глядя поверх голов. - Не сразу все поняли. А потом поняли. - И мы поняли только тогда, когда вокруг нас образовалась испуганная пустота, которая стала шириться впереди нас и превратилась в дорогу к звездолету. - Идите, идите, - раздались голоса. - Она зовет. - Гошка стоял, закрыв глаза, старый-старый. Мы взяли его под руки и двинулись втроем. Как на похоронах. - Она сошла по ступенькам. - Двенадцать тысяч лет ты любил меня, - сказала она. - Я пришла. - Гошка открыл глаза, и мы подумали: где мы видели этого человека? И тут же вспомнили. Мы видели его у нас во дворе, на Благуше, много лет назад. - Гошка стоял молодой, семнадцатилетний.
- "Как прекрасно почувствовать единство целого комплекса явлений, которые при непосредственном восприятии кажутся разрозненными", сказал Эйнштейн. - Конечно, это должно производить ошеломляющее впечатление, когда человек вдруг высказывает некое предположение, не имеющее никаких оснований, и все говорят - чушь, а именно оно и подтверждается. И тогда окружающие говорят, что в общем это псе давно известно, и вспоминают тысячу подтверждения. Только почему-то на эти факты никто не обращал внимания, пока кто-то не связал их в своем сознании и не высказал на первый взгляд нелепую мысль. - Дальше пропускаю почти все. Нет ни красок, ни линий, все пока еще дрожит и переливается в перламутровом тумане. - Хочу только рассказать об одном разговоре. Надо рассказать. - Разговор этот происходил в скверике возле Музея изобразительных искусств на Волхонке.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17