— Убей его!
Но он потряс головой и указал на север. Юрий с Лиамом бежали к нам на помощь. Убить тюленя было моим долгом и привилегией, о чем не преминул напомнить мне трусишка Бардо. Я обещал, что сделаю это, но теперь не мог.
— Ти мори-се, — сказал Бардо, подав мне каменную палицу. — Давай, паренек. Скорей, пока я не разревелся.
Я размахнулся и опустил палицу на лоб тюленя. Раздался мягкий удар, и тюлень с шумом выпустил воздух, словно благодаря меня за избавление от мучений. Вслед за этим настала тишина. Я заглянул в темные влажные глаза тюленя, но жизнь уже ушла из них.
Юрий и Лиам, отдуваясь, остановились на краю аклии. Юрий, оглядев тюленя, тут же помолился за его душу.
— Пела Нункианима, ми алашария ля шантих деваки. Никогда еще, Мэллори, не видел я такого тюленя. Это дед всех тюленей, пращур всех тюленей. Чудо, что вам с Бардо удалось вытянуть его вдвоем.
Прибежал Соли, за ним Висент и вся прочая Манвелина. Они окружили тюленя, тыкая его унтами и трогая его темную шкуру. Лиам, оттянув свою толстую нижнюю губу, заявил:
— Это тюлень на четырех человек. Когда я был мальчишкой, мой отец, Висент и Джайве вытянули тюленя втроем, и он был самым большим из всех, которых я видел. — Посмотрев на меня и Бардо со смесью зависти и почтения, он спросил: — Как это вы сумели вытащить тюленя, который требует четырех человек?
— У Бардо сил хватит на двоих, — объяснил ему Юрий, — а Мэллори нынче убил своего доффеля — поэтому не удивляйся, что они вдвоем вытащили из моря праотца всех тюленей. — Но и Юрий еще долго смотрел на распростертую на снегу огромную тушу, словно сам не понимал, как это мы ухитрились.
Я убил тюленя.
Я сунул в рот пригоршню снега и раскрыл тюленю пасть. От него шел крепкий бродильный дух. Я пустил струйку талой воды ему в рот, дав ему напиться, чтобы он не испытывал жажды, совершая путь на ту сторону.
Соли, перехватив мой взгляд, слегка кивнул. У алалоев охотники, добывшие зверя, наедаются досыта тут же на месте. Тюленя убил я, и привилегия разделать его тоже принадлежала мне — но я медлил, чувствуя, как Соли прямо-таки сверлит меня взглядом. Потом я взял нож, вспорол тюленю брюхо и вырезал печень. Это была страшная, кровавая работа. Пурпурную, дымящуюся печенку я, как и обещал, вручил Лиаму. Он угрюмо разрезал ее на куски и раздал всем охотникам, сказав:
— Мэллори посчастливилось.
Я съел свой кусок — сочный, железистый и вкусный. Мне не верилось, что я убил тюленя.
— Мэллори Тюленебой принес нам удачу, — сказал Юрий. — Бардо Силач и Мэллори Тюленебой, они оба принесли нам удачу. Я думаю, завтра мы добудем много тюленей.
Все улыбались и казались счастливыми — не улыбался только Джиндже, сын двоюродного брата Юрия, приземистый неприглядный парень. Он отморозил себе ноги, карауля тюленя, который так и не появился. Юрий помог ему снять унты и засунул его волосатые побелевшие ступни в тушу тюленя, чтобы отогреть, а Лиам дал Джиндже кусок печенки, который тот сглотнул, как голодный пес.
Охотники набросились на тюленя с ножами, отрезая самые лакомые части. Чокло, младший сын Висента, вскрыл желудок, набитый нототенией, окунем и другой рыбой. Еще не достигший возмужания, с безбородой бесовской мордочкой и маленькими руками, он, однако, очень ловко орудовал рыбным ножом. В один миг он очистил окуня, выпотрошил его и нашел в нем другую рыбку, поменьше. Он очистил и ее, отрезал ей голову и проглотил целиком. Все вокруг усердно резали и глотали. Снег около тюленя стал скользким от жира и крови. Голодные мужчины — страшное зрелище. В животах у них урчало, когда они раздирали зубами огромные куски мяса. Просто удивительно, сколько способен съесть один человек. Я сам съел большую часть сердца — алалои верят, что именно там помещается душа. Мы, пятнадцать охотников, умяли не меньше ста фунтов мяса. Животы у нас раздулись, и теплая кровь стыла на бородах. Поглощение мяса было серьезным делом, и мы занимались им молча, без передышки. Челюсти работали, губы причмокивали, а Бардо состязался с Чокло, кто громче рыгнет. Мы, словно звери, первым делом съели самое вкусное и лишь потом перешли к остальному. Лиам, которому не терпелось, отломил ребро, разгрыз его своими крепкими зубами и стал сосать мозг, как грудной младенец сосет молоко. Мы ели долго и прервались только потому, что приближались сумерки, а ночью на открытом месте оставаться нельзя.
Все вернулись к своим аклиям, чтобы построить снежные хижины на ночь. Мы трое, собрав нарты вместе, покормили собак потрохами, ворванью и легким. Потом мы с Соли тоже принялись ставить хижину. Я резал снег, а Соли укладывал кирпичи, заполняя трещины снежной пылью. Бардо держался за живот и смотрел, как мы работаем.
— Ох, мой бедный желудок, — стонал он, — что я с тобой сделал! Я знаю, это эгоистично с моей стороны сидеть сложа руки, но вы и без меня хорошо справляетесь.
Соли действительно управлялся с кладкой не хуже любого алалоя. Скоро хижина была готова, и мы разложили внутри спальные шкуры. Северный ветер гнал поземку по темнеющему морю. Мы молча повернулись на юг и отлили на сон грядущий. Бардо тут же улегся, а мы с Соли привязали Тусу у входа в хижину — авось он поднимет лай, если медведь почует убитого тюленя и решит им заняться.
Некоторое время мы смотрели на звезды. Соли туго завязал капюшон своей парки.
— Тебе повезло убить тюленя — необычайно повезло.
— Хорошо везение — убить большого благородного зверя.
— Но на удачу все время рассчитывать нельзя. В один прекрасный день она обернется против тебя. Дом рухнет тебе на голову или бедный хариджан, с которым ты встретишься на темной ледянке, окажется спеллером, пришедшим за твой плазмой. А может, ты захочешь пройти за внутреннюю оболочку Вильда и пропадешь там…
— Я в случай не верю.
— Ну еще бы — как я мог забыть. Мэллори следует велению своей судьбы.
— А вам не кажется странным, что тюлень выбрал именно мою аклию? По-вашему, это простое совпадение?
— О нет, нет. Душа тюленя нашла твою аклию, чтобы твоя судьба осуществилась. Каково это — быть убийцей?
Я смахнул каплю с носа и сказал:
— Это… естественно. — Я сказал ему правду, но умолчал о том, как это жутко — занять свое место в естественном порядке вещей.
— Неужели?
Я прикрыл лицо рукавицами и потому говорил невнятно. Мне не хотелось обсуждать с ним свои страхи, поэтому я спросил:
— Вы ведь тихист, верно?
— Кто тебе сказал?
— Я слышал, что все старые пилоты придерживаются таких убеждений.
Он потер виски и сказал:
— Верно. Пилоты, полагающие, что им уготована особая судьба, теряют бдительность и до старости не доживают.
— Но вы рисковали еще больше, чем я. Кадеты в Ресе прозвали вас Соли-Счастливчик.
— Я всегда просчитывал свой риск.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161
Но он потряс головой и указал на север. Юрий с Лиамом бежали к нам на помощь. Убить тюленя было моим долгом и привилегией, о чем не преминул напомнить мне трусишка Бардо. Я обещал, что сделаю это, но теперь не мог.
— Ти мори-се, — сказал Бардо, подав мне каменную палицу. — Давай, паренек. Скорей, пока я не разревелся.
Я размахнулся и опустил палицу на лоб тюленя. Раздался мягкий удар, и тюлень с шумом выпустил воздух, словно благодаря меня за избавление от мучений. Вслед за этим настала тишина. Я заглянул в темные влажные глаза тюленя, но жизнь уже ушла из них.
Юрий и Лиам, отдуваясь, остановились на краю аклии. Юрий, оглядев тюленя, тут же помолился за его душу.
— Пела Нункианима, ми алашария ля шантих деваки. Никогда еще, Мэллори, не видел я такого тюленя. Это дед всех тюленей, пращур всех тюленей. Чудо, что вам с Бардо удалось вытянуть его вдвоем.
Прибежал Соли, за ним Висент и вся прочая Манвелина. Они окружили тюленя, тыкая его унтами и трогая его темную шкуру. Лиам, оттянув свою толстую нижнюю губу, заявил:
— Это тюлень на четырех человек. Когда я был мальчишкой, мой отец, Висент и Джайве вытянули тюленя втроем, и он был самым большим из всех, которых я видел. — Посмотрев на меня и Бардо со смесью зависти и почтения, он спросил: — Как это вы сумели вытащить тюленя, который требует четырех человек?
— У Бардо сил хватит на двоих, — объяснил ему Юрий, — а Мэллори нынче убил своего доффеля — поэтому не удивляйся, что они вдвоем вытащили из моря праотца всех тюленей. — Но и Юрий еще долго смотрел на распростертую на снегу огромную тушу, словно сам не понимал, как это мы ухитрились.
Я убил тюленя.
Я сунул в рот пригоршню снега и раскрыл тюленю пасть. От него шел крепкий бродильный дух. Я пустил струйку талой воды ему в рот, дав ему напиться, чтобы он не испытывал жажды, совершая путь на ту сторону.
Соли, перехватив мой взгляд, слегка кивнул. У алалоев охотники, добывшие зверя, наедаются досыта тут же на месте. Тюленя убил я, и привилегия разделать его тоже принадлежала мне — но я медлил, чувствуя, как Соли прямо-таки сверлит меня взглядом. Потом я взял нож, вспорол тюленю брюхо и вырезал печень. Это была страшная, кровавая работа. Пурпурную, дымящуюся печенку я, как и обещал, вручил Лиаму. Он угрюмо разрезал ее на куски и раздал всем охотникам, сказав:
— Мэллори посчастливилось.
Я съел свой кусок — сочный, железистый и вкусный. Мне не верилось, что я убил тюленя.
— Мэллори Тюленебой принес нам удачу, — сказал Юрий. — Бардо Силач и Мэллори Тюленебой, они оба принесли нам удачу. Я думаю, завтра мы добудем много тюленей.
Все улыбались и казались счастливыми — не улыбался только Джиндже, сын двоюродного брата Юрия, приземистый неприглядный парень. Он отморозил себе ноги, карауля тюленя, который так и не появился. Юрий помог ему снять унты и засунул его волосатые побелевшие ступни в тушу тюленя, чтобы отогреть, а Лиам дал Джиндже кусок печенки, который тот сглотнул, как голодный пес.
Охотники набросились на тюленя с ножами, отрезая самые лакомые части. Чокло, младший сын Висента, вскрыл желудок, набитый нототенией, окунем и другой рыбой. Еще не достигший возмужания, с безбородой бесовской мордочкой и маленькими руками, он, однако, очень ловко орудовал рыбным ножом. В один миг он очистил окуня, выпотрошил его и нашел в нем другую рыбку, поменьше. Он очистил и ее, отрезал ей голову и проглотил целиком. Все вокруг усердно резали и глотали. Снег около тюленя стал скользким от жира и крови. Голодные мужчины — страшное зрелище. В животах у них урчало, когда они раздирали зубами огромные куски мяса. Просто удивительно, сколько способен съесть один человек. Я сам съел большую часть сердца — алалои верят, что именно там помещается душа. Мы, пятнадцать охотников, умяли не меньше ста фунтов мяса. Животы у нас раздулись, и теплая кровь стыла на бородах. Поглощение мяса было серьезным делом, и мы занимались им молча, без передышки. Челюсти работали, губы причмокивали, а Бардо состязался с Чокло, кто громче рыгнет. Мы, словно звери, первым делом съели самое вкусное и лишь потом перешли к остальному. Лиам, которому не терпелось, отломил ребро, разгрыз его своими крепкими зубами и стал сосать мозг, как грудной младенец сосет молоко. Мы ели долго и прервались только потому, что приближались сумерки, а ночью на открытом месте оставаться нельзя.
Все вернулись к своим аклиям, чтобы построить снежные хижины на ночь. Мы трое, собрав нарты вместе, покормили собак потрохами, ворванью и легким. Потом мы с Соли тоже принялись ставить хижину. Я резал снег, а Соли укладывал кирпичи, заполняя трещины снежной пылью. Бардо держался за живот и смотрел, как мы работаем.
— Ох, мой бедный желудок, — стонал он, — что я с тобой сделал! Я знаю, это эгоистично с моей стороны сидеть сложа руки, но вы и без меня хорошо справляетесь.
Соли действительно управлялся с кладкой не хуже любого алалоя. Скоро хижина была готова, и мы разложили внутри спальные шкуры. Северный ветер гнал поземку по темнеющему морю. Мы молча повернулись на юг и отлили на сон грядущий. Бардо тут же улегся, а мы с Соли привязали Тусу у входа в хижину — авось он поднимет лай, если медведь почует убитого тюленя и решит им заняться.
Некоторое время мы смотрели на звезды. Соли туго завязал капюшон своей парки.
— Тебе повезло убить тюленя — необычайно повезло.
— Хорошо везение — убить большого благородного зверя.
— Но на удачу все время рассчитывать нельзя. В один прекрасный день она обернется против тебя. Дом рухнет тебе на голову или бедный хариджан, с которым ты встретишься на темной ледянке, окажется спеллером, пришедшим за твой плазмой. А может, ты захочешь пройти за внутреннюю оболочку Вильда и пропадешь там…
— Я в случай не верю.
— Ну еще бы — как я мог забыть. Мэллори следует велению своей судьбы.
— А вам не кажется странным, что тюлень выбрал именно мою аклию? По-вашему, это простое совпадение?
— О нет, нет. Душа тюленя нашла твою аклию, чтобы твоя судьба осуществилась. Каково это — быть убийцей?
Я смахнул каплю с носа и сказал:
— Это… естественно. — Я сказал ему правду, но умолчал о том, как это жутко — занять свое место в естественном порядке вещей.
— Неужели?
Я прикрыл лицо рукавицами и потому говорил невнятно. Мне не хотелось обсуждать с ним свои страхи, поэтому я спросил:
— Вы ведь тихист, верно?
— Кто тебе сказал?
— Я слышал, что все старые пилоты придерживаются таких убеждений.
Он потер виски и сказал:
— Верно. Пилоты, полагающие, что им уготована особая судьба, теряют бдительность и до старости не доживают.
— Но вы рисковали еще больше, чем я. Кадеты в Ресе прозвали вас Соли-Счастливчик.
— Я всегда просчитывал свой риск.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161