— Он показал рукой. — Они не берут пленных! А если и берут, — сказал он, припомнив слова Радисовика, — то только каталистов!
— Да? — Джорам устремил изумленный взгляд на Гаральда.
— Да! Я видел сам! Знатные люди, их жены, дети приехали в своих сверкающих повозках, взяв с собой вино и еду, чтобы посмотреть на игру. Эти твари убили их! — Гаральд снова увидел перед собой перевернутое на спину тело и оскал обожженного черепа. — Значит, так они воюют там, за Гранью? — гневно спросил он. — Убивают беззащитных?
— Нет, — ответил Джорам, и глубокая тревога отразилась на его лице. — Они не дикие кентавры. Они не любят убивать. Они солдаты. У них есть свои законы войны, которые соблюдаются уже много веков. Я ничего не понимаю. Они же хотели брать пленных... — Он замолк, лицо его помрачнело. — Разве что... — Он не продолжил.
Гаральд покачал головой.
— Объясни хоть что-то!
— Если бы я мог! — прошептал Джорам словно бы самому себе. — Я думал, что знаю их. А теперь вижу, что они предали меня. Неужели они могут...
Гаральд пристально смотрел на него, слыша в голосе Джорама знакомые горькие нотки — и что-то еще. Эхо боли и утраты.
— Тем более мы должны сразиться с ними! — внезапно сказал Джорам, и голос его был холоден, как студеное дыхание ледяной стены. — Мы должны им показать, что они не захватят этот мир так просто, как им представлялось! Мы должны напугать их так, чтобы они ушли и никогда не вернулись.
— Но каким оружием мы будем биться? — беспомощно спросил Гаральд. — Льдом?
— Льдом, воздухом, огнем. Магией, друг мой, — ответил Джорам. — Жизнь. Жизнь будет нашим оружием... и Смерть.
Он достал из-за спины Темный Меч.
— Много лет прошло с тех пор, как я его сделал. И все же я часто вспоминал ту ночь — ночь в кузне, когда я ковал металл, а Сарьон дал ему Жизнь, — Джорам повернул Меч, внимательно рассматривая его. Он больше подходил руке теперешнего мужчины, чем прежнего юнца, но все же оружие это было неуклюжим, тяжелым, несбалансированным, им было трудно действовать. — Помните? — спросил он Гаральда, и на губах его мелькнула полуулыбка. — Помните тот день, когда мы с вами встретились? Когда я напал на вас в лощине? Вы сказали, что уродливее этого меча ничего в жизни не видели.
Взгляд Джорама скользнул по мечу принца. Солнце сверкало на узорчатой серебряной рукояти. Но на металле Темного Меча не было ни единого блика. Он вздохнул.
— Хотя я не знал ничего о Пророчестве, я понимал, что с этим мечом принес в мир какое-то зло. Сарьон знал об этом — он говорил мне, чтобы я его уничтожил прежде, чем Меч уничтожит меня. С тех пор я много об этом думал и понял, что не я главный источник зла в этом мире. — Он окинул взглядом оружие, погладил его грубую, бесформенную рукоять. — Этот меч и есть зло.
— Зачем тогда позволять ему существовать? — вздрогнув, глянул на клинок Гаральд.
— Поскольку он, как и все мечи, обоюдоострый, — ответил Джорам. — Теперь же, будь на то воля Олмина, я смогу с его помощью спасти всех нас. Будете ли вы сражаться, ваше высочество?
Принц все еще медлил.
— Почему ты помогаешь нам, Джорам? Если, как ты сказал, мы сами навлекли на себя беду, то тебе-то какое дело? После того, что мы с тобой сделали...
— Вы называли меня Мертвым! — пробормотал Джорам, повторив те последние слова, с которыми он ушел за Грань. — Но это вы мертвы. Этот мир мертв.
Он уставился на меч в своей руке — темный и угрожающий.
— Меня не было десять лет. Я вернулся, думая, что мир изменился, я намеревался... — Он осекся, нахмурился. — Не имеет значения. Сейчас это не важно. Довольно сказать, что я вернулся и увидел, что вы — этот мир — не изменились. В попытке получить власть, вы подвергли мукам беспомощное существо. Я забыл о своих замыслах, своих надеждах и пошел по земле в скорби, видя повсюду признаки тирании и несправедливости. В гневе своем я захотел вернуться за Грань, когда увидел все это. И увидел, что и она предала меня. — Горькая усмешка скользнула по его губам. — У меня, похоже, нет мира. Я хотел оставить вас, всех вас, — он обвел взглядом всех, даже и железных тварей, что пытались пробиться сквозь стену льда, — оставить на волю судьбы, не думая о том, победите вы или проиграете. Затем один очень мудрый человек напомнил мне кое о чем, что я успел забыть. Он сказал: «Ненавидеть легче, чем любить». — Джорам замолчал взгляд его устремился к блистающей стене льда, деревьям, зеленым холмам, синему небу, яркому солнцу. — Я понял, что этот мир — мой дом. Эти люди — мой народ. И потому я не могу говорить о них во втором лице. Я сказал — вы терзали Сарьона, но мне следовало сказать — я терзал этого доброго человека. Не будь меня, он не страдал бы.
Джорам с отсутствующим видом провел рукой по своим спутанным черным волосам.
— Есть и другая причина, — сказал он, и невыразимая печаль покрыла тенью его лицо. — Из всех десяти лет, что я пробыл в ином мире, и дня не прошло, чтобы я не вспоминал красоту Мерилона. — Он вопросительно посмотрел на Гаральда. — Ненавидеть легче, чем любить. Я никогда не шел легким путем. Так мы будем биться за этот мир... ваше высочество?
— Будем, — сказал принц. — И зови меня Гаральдом, — добавил он с кривой усмешкой. — Я слышу, что слова «ваше высочество» до сих пор застревают у тебя в горле.
ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ
АНГЕЛ СМЕРТИ
Потом те, кто выжил, рассказывали, что их вел в битву сам Ангел Смерти.
Смутные слухи о Джораме стали расходиться среди сражавшихся за свою жизнь магов внутри крепости изо льда и камня. Мало кто знал истинную историю — только Мосия, Гаральд, Радисовик и колдунья. И все. Куда большее количество народу знали какие-то ее обрывки и торопливым шепотом пересказывали их соседям во время коротких передышек в ходе боя, развернувшегося после возведения ледяной стены. Император Ксавьер успел перед смертью сказать достаточно, чтобы люди сумели сложить кусочки всей истории вместе, как осколки разбитой статуи. К несчастью, это было похоже на то, как если бы складывать из осколков статую, которой никто никогда прежде в целом виде не видел.
Несколько каталистов, находившихся в крепости, присутствовали во время суда над Джорамом. Те, кто стоял рядом с принцем Гаральдом, слышали, как он назвал это имя, и вспомнили об этом. Слова Ксавьера — «Пророчество свершилось. Настал конец мира» — повторяли шепотом повсюду, как и рассказы всех каталистов о том, что произошло в тот ужасный день на берегу, когда все они видели, как этот человек — Джорам — ушел за Грань.
— Он Мертвый...
— У него меч тьмы, который высасывает Жизнь из своих жертв...
— Он убил бесчисленное количество людей, но, как я слышал, только мерзавцев. Его несправедливо обвинили, и теперь он вернулся из мертвых, чтобы отомстить...
— Ксавьер упал к его ногам!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91
— Да? — Джорам устремил изумленный взгляд на Гаральда.
— Да! Я видел сам! Знатные люди, их жены, дети приехали в своих сверкающих повозках, взяв с собой вино и еду, чтобы посмотреть на игру. Эти твари убили их! — Гаральд снова увидел перед собой перевернутое на спину тело и оскал обожженного черепа. — Значит, так они воюют там, за Гранью? — гневно спросил он. — Убивают беззащитных?
— Нет, — ответил Джорам, и глубокая тревога отразилась на его лице. — Они не дикие кентавры. Они не любят убивать. Они солдаты. У них есть свои законы войны, которые соблюдаются уже много веков. Я ничего не понимаю. Они же хотели брать пленных... — Он замолк, лицо его помрачнело. — Разве что... — Он не продолжил.
Гаральд покачал головой.
— Объясни хоть что-то!
— Если бы я мог! — прошептал Джорам словно бы самому себе. — Я думал, что знаю их. А теперь вижу, что они предали меня. Неужели они могут...
Гаральд пристально смотрел на него, слыша в голосе Джорама знакомые горькие нотки — и что-то еще. Эхо боли и утраты.
— Тем более мы должны сразиться с ними! — внезапно сказал Джорам, и голос его был холоден, как студеное дыхание ледяной стены. — Мы должны им показать, что они не захватят этот мир так просто, как им представлялось! Мы должны напугать их так, чтобы они ушли и никогда не вернулись.
— Но каким оружием мы будем биться? — беспомощно спросил Гаральд. — Льдом?
— Льдом, воздухом, огнем. Магией, друг мой, — ответил Джорам. — Жизнь. Жизнь будет нашим оружием... и Смерть.
Он достал из-за спины Темный Меч.
— Много лет прошло с тех пор, как я его сделал. И все же я часто вспоминал ту ночь — ночь в кузне, когда я ковал металл, а Сарьон дал ему Жизнь, — Джорам повернул Меч, внимательно рассматривая его. Он больше подходил руке теперешнего мужчины, чем прежнего юнца, но все же оружие это было неуклюжим, тяжелым, несбалансированным, им было трудно действовать. — Помните? — спросил он Гаральда, и на губах его мелькнула полуулыбка. — Помните тот день, когда мы с вами встретились? Когда я напал на вас в лощине? Вы сказали, что уродливее этого меча ничего в жизни не видели.
Взгляд Джорама скользнул по мечу принца. Солнце сверкало на узорчатой серебряной рукояти. Но на металле Темного Меча не было ни единого блика. Он вздохнул.
— Хотя я не знал ничего о Пророчестве, я понимал, что с этим мечом принес в мир какое-то зло. Сарьон знал об этом — он говорил мне, чтобы я его уничтожил прежде, чем Меч уничтожит меня. С тех пор я много об этом думал и понял, что не я главный источник зла в этом мире. — Он окинул взглядом оружие, погладил его грубую, бесформенную рукоять. — Этот меч и есть зло.
— Зачем тогда позволять ему существовать? — вздрогнув, глянул на клинок Гаральд.
— Поскольку он, как и все мечи, обоюдоострый, — ответил Джорам. — Теперь же, будь на то воля Олмина, я смогу с его помощью спасти всех нас. Будете ли вы сражаться, ваше высочество?
Принц все еще медлил.
— Почему ты помогаешь нам, Джорам? Если, как ты сказал, мы сами навлекли на себя беду, то тебе-то какое дело? После того, что мы с тобой сделали...
— Вы называли меня Мертвым! — пробормотал Джорам, повторив те последние слова, с которыми он ушел за Грань. — Но это вы мертвы. Этот мир мертв.
Он уставился на меч в своей руке — темный и угрожающий.
— Меня не было десять лет. Я вернулся, думая, что мир изменился, я намеревался... — Он осекся, нахмурился. — Не имеет значения. Сейчас это не важно. Довольно сказать, что я вернулся и увидел, что вы — этот мир — не изменились. В попытке получить власть, вы подвергли мукам беспомощное существо. Я забыл о своих замыслах, своих надеждах и пошел по земле в скорби, видя повсюду признаки тирании и несправедливости. В гневе своем я захотел вернуться за Грань, когда увидел все это. И увидел, что и она предала меня. — Горькая усмешка скользнула по его губам. — У меня, похоже, нет мира. Я хотел оставить вас, всех вас, — он обвел взглядом всех, даже и железных тварей, что пытались пробиться сквозь стену льда, — оставить на волю судьбы, не думая о том, победите вы или проиграете. Затем один очень мудрый человек напомнил мне кое о чем, что я успел забыть. Он сказал: «Ненавидеть легче, чем любить». — Джорам замолчал взгляд его устремился к блистающей стене льда, деревьям, зеленым холмам, синему небу, яркому солнцу. — Я понял, что этот мир — мой дом. Эти люди — мой народ. И потому я не могу говорить о них во втором лице. Я сказал — вы терзали Сарьона, но мне следовало сказать — я терзал этого доброго человека. Не будь меня, он не страдал бы.
Джорам с отсутствующим видом провел рукой по своим спутанным черным волосам.
— Есть и другая причина, — сказал он, и невыразимая печаль покрыла тенью его лицо. — Из всех десяти лет, что я пробыл в ином мире, и дня не прошло, чтобы я не вспоминал красоту Мерилона. — Он вопросительно посмотрел на Гаральда. — Ненавидеть легче, чем любить. Я никогда не шел легким путем. Так мы будем биться за этот мир... ваше высочество?
— Будем, — сказал принц. — И зови меня Гаральдом, — добавил он с кривой усмешкой. — Я слышу, что слова «ваше высочество» до сих пор застревают у тебя в горле.
ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ
АНГЕЛ СМЕРТИ
Потом те, кто выжил, рассказывали, что их вел в битву сам Ангел Смерти.
Смутные слухи о Джораме стали расходиться среди сражавшихся за свою жизнь магов внутри крепости изо льда и камня. Мало кто знал истинную историю — только Мосия, Гаральд, Радисовик и колдунья. И все. Куда большее количество народу знали какие-то ее обрывки и торопливым шепотом пересказывали их соседям во время коротких передышек в ходе боя, развернувшегося после возведения ледяной стены. Император Ксавьер успел перед смертью сказать достаточно, чтобы люди сумели сложить кусочки всей истории вместе, как осколки разбитой статуи. К несчастью, это было похоже на то, как если бы складывать из осколков статую, которой никто никогда прежде в целом виде не видел.
Несколько каталистов, находившихся в крепости, присутствовали во время суда над Джорамом. Те, кто стоял рядом с принцем Гаральдом, слышали, как он назвал это имя, и вспомнили об этом. Слова Ксавьера — «Пророчество свершилось. Настал конец мира» — повторяли шепотом повсюду, как и рассказы всех каталистов о том, что произошло в тот ужасный день на берегу, когда все они видели, как этот человек — Джорам — ушел за Грань.
— Он Мертвый...
— У него меч тьмы, который высасывает Жизнь из своих жертв...
— Он убил бесчисленное количество людей, но, как я слышал, только мерзавцев. Его несправедливо обвинили, и теперь он вернулся из мертвых, чтобы отомстить...
— Ксавьер упал к его ногам!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91