.. это убьет меня! Голосом души своей говорю - уйди! Они жадные... им ничто не дорого... они готовы всё пожрать...
Надежда (встает). Зачем же вы говорите на ты? Это вовсе невежливо...
Доктор. Не уходи! Послушай... ты, как земля, богата силой творческой... ты носишь в себе великую любовь... дай же мне частицу ее! Я весь изломан, раздавлен страстью... Я буду любить тебя, как огонь, и всю жизнь!
Надежда. Ах, господи... ну если вы мне совсем не нравитесь! Вы посмотрите на себя - какой же вы любовник? Даже смешно это...
Доктор. Смотри же... помни! Я лягу на твоем пути, - увидишь! Один уже убит тобой... Я буду вторым... Как только я увижу, что этот прохвост овладел тобой...
Надежда (с легкой досадой). Вы, право, очень глупый человек! Как это можно овладеть мною, если я не хочу? И все это совсем не касается вас... Какой вы досадный... даже нестерпимо!
Веселкина (бежит). Вы можете представить, какая неожиданная новость? Вдруг - приехала Анна Федоровна... Я ничего не понимаю! Значит, - они не разошлись? Или снова сошлись? А как же тогда Лидия Павловна? Ведь он в нее влюблен...
(Доктор отходит к столу и тяжело смотрит на Надежду.)
Надежда (медленно). Как это интересно... Только я не верю... что он влюбился в Лидию Павловну...
Веселкина. Что вы! Весь город знает это...
Надежда. Этого нельзя знать, милая, потому что это - в сердце.
Веселкина. И в глазах, и в голосе...
Надежда (задумчиво). А вот зачем она приехала... его жена? Зачем? Хотя она и неопасная противница...
Доктор. Кому?
Надежда (не сразу, медленно). А вам какое дело?
Веселкина (доктору). Вы нездоровы? У вас лицо...
Доктор (негромко, как эхо). А вам какое дело?
Веселкина. Фу, как невежливо! Пойдемте, дорогая, посмотрим, как все это будет...
(Идут. Из-за деревьев является Монахов, подходит к доктору с усмешкой.)
Монахов. Что, батя, а?
Доктор. Сто раз я слышал этот умный вопрос... Что вы хотите знать? Ну?
Монахов. Шш! Эк вы... Мне ничего не надо знать... я знаю все, что надо...
Доктор (зло). Вы знаете, что я... люблю вашу жену?
Монахов (тихо, с усмешкой). Кто этого не знает, батя?
Доктор (хочет уйти). Ну... и ступайте к черту!
Монахов (хватает его за рукав). Тс! Зачем ругаться? Мы рождены не для волнений, сказал поэт... и не люблю я ничего драматического...
Доктор (резко, тихо). Что вам нужно?
Монахов (таинственно). Чтобы она - несчастье испытала... чтобы удар дали... но - не я! И не вы, батя... Вас мне жалко... я ведь - добрый... и я вижу... все вижу. От удара она мягче будет... несчастье смягчает... поняли, батя?
Доктор. Вы... пьяны? Или вы...
Монахов (с усмешкой). Выпил... все выпили! Разве это не приятно? Это очень приятно...
Доктор (злобно). Вы просто... гадина! (Быстро идет прочь. Монахов подходит к столу - на лице его жалкая, странная улыбка. Наливает вина. Бормочет.)
Монахов. Да... тебе, брат, больно? А мне - не больно?
Притыкина (идет, за ней Дробязгин, Веселкина). Маврикий Осипович, слышал, а?
Монахов. Что именно?
Веселкина. К Черкуну жена воротилась...
Монахов (как всегда). Уже воротилась? Н-да... как же к этому происшествию нужно отнестись?
Притыкина. Сам-то не понимаешь, батюшка?
Веселкина. Ведь он влюбился в Лидию Павловну...
Дробязгин (торопливо). По-моему, они очень подходят друг к другу...
Монахов. Вот и прекрасно...
Притыкина. Что же тут прекрасного? (Дробязгин оглянулся, взял со стола грушу и незаметно ест ее.)
Монахов. Всё. И что они подходят, и что она воротилась... и вы все прекрасные люди, и я хороший человек... Главное - не надо нам мешать друг другу... (Смеется и идет.)
Притыкина. А верно, хороший он... только мало понимает...
Веселкина. Ему некогда понимать, нужно за женой следить...
Дробязгин. Надежда Поликарповна - скромная женщина...
Веселкина. Вы всегда всё знаете! Она только и ждет, как бы влюбиться в кого-нибудь...
Дробязгин. Этого все желают... даже курицы...
Притыкина (вздыхая). Вот уж верно... все желают!
Веселкина. Вы, Пелагея Ивановна, Архипа Фомича любите?
Притыкина. Я-то его очень, да он-то меня не особенно... Ну, что ж делать? Сама виновата: не ходи сорок за двадцать... Вон - голова идет... и сама рожденница с ним... очень милая женщина!
(Идут Богаевская, Редозубов с сыном, Павлин. Дробязгин подтягивается, принимая скромный вид. Гриша делает ему дружеские гримасы, Веселкина смеется, видя это.)
Павлин. Я говорю ей: монастырь - это, девушка, не трудно, а ты вот гнусного родителя твоего возьми и пригрей, - это ноша, это, говорю, крест...
Редозубов. Слышишь, Гришка?
Гриша. Слышу... Ведь я в монастырь не хочу... чего же?
Редозубов. Эх... дурак!
Притыкина. Уж как все хорошо у вас, Татьяна Николаевна! Всего-то много, и все вкусное, все редкое... ох, дорогая вы моя, как это приятно!
Богаевская. Ну, я рада, коли угодила... Жарко вот очень...
Притыкина. А вы лимонаду с коньячком... меня Сергей Николаевич научил лимонад с коньяком пить... освежает!
Редозубов (тоскливо). Татьяна Николаевна! Зачем ты меня позвала? Сидел бы я дома... Вон Павлин говорит - это, говорит, Валтасаров пир...
Богаевская. Оставь детей и уходи, коли не нравится... А Павлин глупости говорит, хоть он и старик...
Редозубов (задумчиво). Заглотал он меня... Что хочет, то и делаю... Это - я?
Богаевская. Зато глупостей меньше делать стал. Давно уж тебя, батюшка, следовало ограничить...
Редозубов. Столбы сломал я... Семь лет за них держался, сколько денег убил по судам...
Павлин. Столбов - жалко. Очень украшали они улицу.
Богаевская. Ну и врешь...
Притыкина. Ездить стеснительно было... а так - ничего! Все-таки каждый видит, каждый спросит, чьи столбы? И знает, что вот в Верхополье городской голова - Редозубов...
Редозубов. Гришка! Чего глаза пялишь на бутылки?
Гриша. Я так, папаша... Больно много их...
Богаевская. Что ты на него орешь? Сам сделал парня дураком, да сам же и сердится...
Редозубов. Ты думаешь, я не вижу, что делается? Эти фармазоны... они варвары, они - нарушители! Они всё опрокидывают, все валится от них...
Богаевская (позевывая). Видно, плохо было построено...
Редозубов. Ты - барыня... тебе ничего не жалко... Вы, баре, чужими руками делали, оттого вам и не жаль... а мы - своим горбом... да...
Богаевская. Да, мы не жадничали... И что нами хорошо было сделано, то, батюшка мой, осталось... А вот умрешь ты, и на месте, где жил, останется только земля испорченная... земля ограбленная.
Редозубов (гневно). Гришка! Иди прочь... Где Катерина? (Идут исправник и Притыкин.) Зови ее домой... иди! Вон - Архип идет... чем он меня лучше? А его наравне со мной ставят... (Идет прочь. Павлин за ним.)
Богаевская. А пожалуй, напрасно я старику-то наговорила... а? Вот... дура...
Притыкина. Ну, дорогая, а он как говорил?
Исправник. Ваш дом - эдем, Татьяна Николаевна, и сами вы - богиня...
Богаевская. Да, очень похожа...
Исправник. А посему - желаю вам праздновать день вашего рожденья еще раз пятьдесят!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20
Надежда (встает). Зачем же вы говорите на ты? Это вовсе невежливо...
Доктор. Не уходи! Послушай... ты, как земля, богата силой творческой... ты носишь в себе великую любовь... дай же мне частицу ее! Я весь изломан, раздавлен страстью... Я буду любить тебя, как огонь, и всю жизнь!
Надежда. Ах, господи... ну если вы мне совсем не нравитесь! Вы посмотрите на себя - какой же вы любовник? Даже смешно это...
Доктор. Смотри же... помни! Я лягу на твоем пути, - увидишь! Один уже убит тобой... Я буду вторым... Как только я увижу, что этот прохвост овладел тобой...
Надежда (с легкой досадой). Вы, право, очень глупый человек! Как это можно овладеть мною, если я не хочу? И все это совсем не касается вас... Какой вы досадный... даже нестерпимо!
Веселкина (бежит). Вы можете представить, какая неожиданная новость? Вдруг - приехала Анна Федоровна... Я ничего не понимаю! Значит, - они не разошлись? Или снова сошлись? А как же тогда Лидия Павловна? Ведь он в нее влюблен...
(Доктор отходит к столу и тяжело смотрит на Надежду.)
Надежда (медленно). Как это интересно... Только я не верю... что он влюбился в Лидию Павловну...
Веселкина. Что вы! Весь город знает это...
Надежда. Этого нельзя знать, милая, потому что это - в сердце.
Веселкина. И в глазах, и в голосе...
Надежда (задумчиво). А вот зачем она приехала... его жена? Зачем? Хотя она и неопасная противница...
Доктор. Кому?
Надежда (не сразу, медленно). А вам какое дело?
Веселкина (доктору). Вы нездоровы? У вас лицо...
Доктор (негромко, как эхо). А вам какое дело?
Веселкина. Фу, как невежливо! Пойдемте, дорогая, посмотрим, как все это будет...
(Идут. Из-за деревьев является Монахов, подходит к доктору с усмешкой.)
Монахов. Что, батя, а?
Доктор. Сто раз я слышал этот умный вопрос... Что вы хотите знать? Ну?
Монахов. Шш! Эк вы... Мне ничего не надо знать... я знаю все, что надо...
Доктор (зло). Вы знаете, что я... люблю вашу жену?
Монахов (тихо, с усмешкой). Кто этого не знает, батя?
Доктор (хочет уйти). Ну... и ступайте к черту!
Монахов (хватает его за рукав). Тс! Зачем ругаться? Мы рождены не для волнений, сказал поэт... и не люблю я ничего драматического...
Доктор (резко, тихо). Что вам нужно?
Монахов (таинственно). Чтобы она - несчастье испытала... чтобы удар дали... но - не я! И не вы, батя... Вас мне жалко... я ведь - добрый... и я вижу... все вижу. От удара она мягче будет... несчастье смягчает... поняли, батя?
Доктор. Вы... пьяны? Или вы...
Монахов (с усмешкой). Выпил... все выпили! Разве это не приятно? Это очень приятно...
Доктор (злобно). Вы просто... гадина! (Быстро идет прочь. Монахов подходит к столу - на лице его жалкая, странная улыбка. Наливает вина. Бормочет.)
Монахов. Да... тебе, брат, больно? А мне - не больно?
Притыкина (идет, за ней Дробязгин, Веселкина). Маврикий Осипович, слышал, а?
Монахов. Что именно?
Веселкина. К Черкуну жена воротилась...
Монахов (как всегда). Уже воротилась? Н-да... как же к этому происшествию нужно отнестись?
Притыкина. Сам-то не понимаешь, батюшка?
Веселкина. Ведь он влюбился в Лидию Павловну...
Дробязгин (торопливо). По-моему, они очень подходят друг к другу...
Монахов. Вот и прекрасно...
Притыкина. Что же тут прекрасного? (Дробязгин оглянулся, взял со стола грушу и незаметно ест ее.)
Монахов. Всё. И что они подходят, и что она воротилась... и вы все прекрасные люди, и я хороший человек... Главное - не надо нам мешать друг другу... (Смеется и идет.)
Притыкина. А верно, хороший он... только мало понимает...
Веселкина. Ему некогда понимать, нужно за женой следить...
Дробязгин. Надежда Поликарповна - скромная женщина...
Веселкина. Вы всегда всё знаете! Она только и ждет, как бы влюбиться в кого-нибудь...
Дробязгин. Этого все желают... даже курицы...
Притыкина (вздыхая). Вот уж верно... все желают!
Веселкина. Вы, Пелагея Ивановна, Архипа Фомича любите?
Притыкина. Я-то его очень, да он-то меня не особенно... Ну, что ж делать? Сама виновата: не ходи сорок за двадцать... Вон - голова идет... и сама рожденница с ним... очень милая женщина!
(Идут Богаевская, Редозубов с сыном, Павлин. Дробязгин подтягивается, принимая скромный вид. Гриша делает ему дружеские гримасы, Веселкина смеется, видя это.)
Павлин. Я говорю ей: монастырь - это, девушка, не трудно, а ты вот гнусного родителя твоего возьми и пригрей, - это ноша, это, говорю, крест...
Редозубов. Слышишь, Гришка?
Гриша. Слышу... Ведь я в монастырь не хочу... чего же?
Редозубов. Эх... дурак!
Притыкина. Уж как все хорошо у вас, Татьяна Николаевна! Всего-то много, и все вкусное, все редкое... ох, дорогая вы моя, как это приятно!
Богаевская. Ну, я рада, коли угодила... Жарко вот очень...
Притыкина. А вы лимонаду с коньячком... меня Сергей Николаевич научил лимонад с коньяком пить... освежает!
Редозубов (тоскливо). Татьяна Николаевна! Зачем ты меня позвала? Сидел бы я дома... Вон Павлин говорит - это, говорит, Валтасаров пир...
Богаевская. Оставь детей и уходи, коли не нравится... А Павлин глупости говорит, хоть он и старик...
Редозубов (задумчиво). Заглотал он меня... Что хочет, то и делаю... Это - я?
Богаевская. Зато глупостей меньше делать стал. Давно уж тебя, батюшка, следовало ограничить...
Редозубов. Столбы сломал я... Семь лет за них держался, сколько денег убил по судам...
Павлин. Столбов - жалко. Очень украшали они улицу.
Богаевская. Ну и врешь...
Притыкина. Ездить стеснительно было... а так - ничего! Все-таки каждый видит, каждый спросит, чьи столбы? И знает, что вот в Верхополье городской голова - Редозубов...
Редозубов. Гришка! Чего глаза пялишь на бутылки?
Гриша. Я так, папаша... Больно много их...
Богаевская. Что ты на него орешь? Сам сделал парня дураком, да сам же и сердится...
Редозубов. Ты думаешь, я не вижу, что делается? Эти фармазоны... они варвары, они - нарушители! Они всё опрокидывают, все валится от них...
Богаевская (позевывая). Видно, плохо было построено...
Редозубов. Ты - барыня... тебе ничего не жалко... Вы, баре, чужими руками делали, оттого вам и не жаль... а мы - своим горбом... да...
Богаевская. Да, мы не жадничали... И что нами хорошо было сделано, то, батюшка мой, осталось... А вот умрешь ты, и на месте, где жил, останется только земля испорченная... земля ограбленная.
Редозубов (гневно). Гришка! Иди прочь... Где Катерина? (Идут исправник и Притыкин.) Зови ее домой... иди! Вон - Архип идет... чем он меня лучше? А его наравне со мной ставят... (Идет прочь. Павлин за ним.)
Богаевская. А пожалуй, напрасно я старику-то наговорила... а? Вот... дура...
Притыкина. Ну, дорогая, а он как говорил?
Исправник. Ваш дом - эдем, Татьяна Николаевна, и сами вы - богиня...
Богаевская. Да, очень похожа...
Исправник. А посему - желаю вам праздновать день вашего рожденья еще раз пятьдесят!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20