Марат прятал плот у старой ивы: забрасывал листьями, ветками, травой:
— Пригодится еще.
Подошел к Ганне. Повернул к себе ее лицо. По-новому смотрела она на него: любяще, глаз с его глаз не спуская.
— Ты меня любишь, Ганна?
Закрыла глаза: да.
Убрал ресничку у нее со щеки:
— Эх, уплыть бы нам с тобой отсюда, Ганна!
Смотрели на реку. За рекой солнце садилось.
23
Вечером тетка Харыта полы помыла, пошла воду вылить. Мимо сторожки проходила. Вдруг дверь сторожки открылась: сторож Тракторину Петровну выталкивал. Та молча могучими руками за дверной косяк держалась.
Дал ей кулаком прямо в душу.
— Пошла! Надоела! — дверь закрыл.
Покатилась Тракторина Петровна с крыльца кубарем. Плюхнулась на четвереньки, платье на заду задрато. Отползла в кусты.
— О! О! О! — воем звериным завыла.
Подошла к ней тетка Харыта, окликнула:
— Арина! — Руку на плечо положила. — Аринушка!
Оглянулась та, лицо заплакано:
— Я!
— Случилось что?
— Следишь за мной? — Слезы у Тракторины Петровны сразу высохли.
— Мимо проходила, помочь тебе хотела, Арина.
— Какая я тебе Арина?! — закричала. — Тракторина я.
— Ты ж человек, — сказала тетка Харыта. — И имя у тебя должно быть человеческое, какое при крещенье дали, — сказала тетка Харыта.
— Меня Советская власть крестила, — сказала гордо Тракторина Петровна, вставая. — Назвала, как зовусь, — Тракторина! И не человек я! А — коммунист! Поняла?
— Давно поняла, что не люди.
— Прочь с моей дороги! — закричала Тракторина Петровна, пошла, оглянулась: — Договоришься — язык отрежут. Не со своим братом ты связалась, Харитина Савельевна, ох не со своим!
Тетка Харыта вылила грязную воду из ведра. Долго смотрела, пока вода не ушла в землю.
24
Ночью в палате стон стоял. Конопушка, держась за живот, плакала:
— Ой, мамочки мои, как живот болит!
— Дай спать! — закричал на нее Чарли. — Разревелась тут!
Конопушка, согнувшись до пола, побежала к двери.
Возвратилась уже с теткой Харытой.
— Где болит-то? — спрашивала тетка Харыта, мяла Конопушкин живот. — Тут болит?
— Везде болит! — стонала Конопушка.
— У нее понос! — сказал Чарли. — Бегает и бегает. Дрищет и дрищет.
— Я тебе сейчас щавеля конского заварю. Пройдет! Потерпи маленько, — говорила тетка Харыта.
— Не могу терпеть! Не могу! — Конопушка вскочила, побежала к двери.
— Ты куда?
— На двор!
— Дристунья, — сказал Чарли, укладываясь поудобнее. — Замучила всех!
25
Утром Ганну принимали в пионеры.
В степи, выстроенные в шеренгу, стояли дети. Тракторина Петровна говорила:
— Сегодня в наши дружные пионерские ряды мы принимаем нового члена, нашего нового товарища Ганну… — Тракторина Петровна замялась, — … Бесфамильную Ганну. Ганна, подойди ко мне.
Ганна пошла к ней.
— Ганна немая, вы знаете. Поэтому я прочитаю пионерскую клятву вместо нее. А ты, Ганна, слушай и произноси в уме. — Тракторина Петровна откашлялась. — Вступая в ряды пионеров, перед лицом своих товарищей торжественно клянусь! Бороться за дело Коммунистической партии большевиков! Безжалостно уничтожать врагов Советской власти! Всю свою кровь, до последней капли, отдать за дело рабочих и крестьян!..
— Пропусти меня! — прошептал Чарли Булкину. — Живот схватило.
Побежал к кустам. Сел там, только галстук видно.
И другой к кустам побежал, и третий… К концу клятвы все пионеры в кустах сидели. Хотела Тракторина Петровна, чтобы кто-нибудь из пионеров Ганне галстук повязал, оглянулась: никого нет. Сама Ганне галстук на шею накинула, пока с узлом возилась, ветер галстук подхватил, в небо унес: красным змеем он, извиваясь, в небе реял.
Тракторина Петровна побежала за галстуком. Подпрыгнула. Упала.
— Тракторина Петровна! — сестры ее позвали. — Идите скорей в палату. Там Конопушка лежит на кровати и не дышит!
— Холоднющая!
26
Конопушка лежала на кровати мертвая.
Тракторина Петровна дотронулась до ее лба. Отдернула руку. Подняла глаза на тетку Харыту:
— Умерла?
— Преставилась, — коротко сказала та.
— От простого поноса?
— На холеру похоже, Петровна, — строго сказала тетка Харыта.
Мальчики вбежали:
— Там Чарли в кустах завалился!
— Умер?
— Нет, живой… Околесицу несет, бредит, что ли?
— Изолировать надо, — с тоской сказала Тракторина Петровна. — Но куда положить? Некуда… Сюда несите его, в палату. Что же делать, Харыта? В этой деревне ни врачей, ничего…
— Что ж, — сказала тетка Харыта. — Будем помирать.
— Я пойду, — заторопилась вдруг Тракторина Петровна. — В город буду звонить, в Царев. Позовете… если надо будет.
27
Чарли умирал. Непохожий на себя, бледный, строгий, лежал он на кровати с открытыми глазами. Быстро говорил:
— Ты беги по левому краю, а я побегу в центр… Ты навесишь на ворота, я ударю головой… Бей! Ну, бей! Бей! — почти привстал он, потом сник, откинулся. — Промазал… Пить хочу. Пить…
Ганна метнулась с кружкой к нему. Тетка Харыта ее не подпускала:
— Отойди, я сама. Заразишься.
Ганна помотала головой: нет. Напоила Чарли. Тот закрыл глаза, потом снова открыл, ясно посмотрел, спросил тетку Харыту:
— Я умру?
— Бог даст, выздоровеешь, сынок, — ответила тетка Харыта.
— Я умру, я знаю, — сказал Чарли. — Я боюсь. Ты мне скажи, тетя Харыта, где я буду, когда умру? Куда девается жизнь? И кто я буду, когда умру. Или я не буду? Скажи мне…
— Жизнь твоя вечная, милый. Душа бессмертна. А будешь ты ангелом в небесах, — сказала тетка Харыта. — А пребывать будешь в раю. Ты крещеный?
— Нет.
— Ах ты Господи! — всплеснула руками тетка Харыта. — Ганна! Неси корыто. И воды подогрей. Мы Чарли крестить будем.
28
Ганна вылила ведро воды в корыто. Тетка Харыта выбрала двоих детей.
— Вы будете крестные родители Чарли. Встаньте сюда.
Подошли к тетке Харыте сестры.
— Не мешайте, деточки, — попросила их тетка Харыта.
— Это игра, тетя Харыта? — спросила Вера.
— Нет, это по-настоящему.
— Тогда я тоже хочу ангелом стать, — заявила Вера. — Крестите меня тоже.
— И меня. Я тоже хочу летать, — сказала Надя.
— Мы вместе хотим быть, когда умрем, в небесах, — сказала Люба.
— И я хочу быть ангелом, — сказал Булкин.
— И я… — подошли другие дети.
— Ганна! Марат! — позвала тетка Харыта. — Встаньте сюда. Вы будете крестными родителями для всех. За руки их возьмите, — и неожиданно низким незнакомым голосом громко сказала: — Изгони из него всякого лукавого и нечистого духа, сокрытого и гнездящегося в сердце его. — Подула на Чарли, шепча: — На уста его, на чело и на перси.
Потом громко спросила у Чарли:
— Отрицаешься ли сатаны, и всех дел его, и всех аггел его, и всего служения его, и всей гордыни его?
— Отрицаюсь, — сказал Чарли.
Дети потолкались и хором сказали:
— Отрицаюсь.
— А теперь повернитесь на запад. И дети, и их родители крестные.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25
— Пригодится еще.
Подошел к Ганне. Повернул к себе ее лицо. По-новому смотрела она на него: любяще, глаз с его глаз не спуская.
— Ты меня любишь, Ганна?
Закрыла глаза: да.
Убрал ресничку у нее со щеки:
— Эх, уплыть бы нам с тобой отсюда, Ганна!
Смотрели на реку. За рекой солнце садилось.
23
Вечером тетка Харыта полы помыла, пошла воду вылить. Мимо сторожки проходила. Вдруг дверь сторожки открылась: сторож Тракторину Петровну выталкивал. Та молча могучими руками за дверной косяк держалась.
Дал ей кулаком прямо в душу.
— Пошла! Надоела! — дверь закрыл.
Покатилась Тракторина Петровна с крыльца кубарем. Плюхнулась на четвереньки, платье на заду задрато. Отползла в кусты.
— О! О! О! — воем звериным завыла.
Подошла к ней тетка Харыта, окликнула:
— Арина! — Руку на плечо положила. — Аринушка!
Оглянулась та, лицо заплакано:
— Я!
— Случилось что?
— Следишь за мной? — Слезы у Тракторины Петровны сразу высохли.
— Мимо проходила, помочь тебе хотела, Арина.
— Какая я тебе Арина?! — закричала. — Тракторина я.
— Ты ж человек, — сказала тетка Харыта. — И имя у тебя должно быть человеческое, какое при крещенье дали, — сказала тетка Харыта.
— Меня Советская власть крестила, — сказала гордо Тракторина Петровна, вставая. — Назвала, как зовусь, — Тракторина! И не человек я! А — коммунист! Поняла?
— Давно поняла, что не люди.
— Прочь с моей дороги! — закричала Тракторина Петровна, пошла, оглянулась: — Договоришься — язык отрежут. Не со своим братом ты связалась, Харитина Савельевна, ох не со своим!
Тетка Харыта вылила грязную воду из ведра. Долго смотрела, пока вода не ушла в землю.
24
Ночью в палате стон стоял. Конопушка, держась за живот, плакала:
— Ой, мамочки мои, как живот болит!
— Дай спать! — закричал на нее Чарли. — Разревелась тут!
Конопушка, согнувшись до пола, побежала к двери.
Возвратилась уже с теткой Харытой.
— Где болит-то? — спрашивала тетка Харыта, мяла Конопушкин живот. — Тут болит?
— Везде болит! — стонала Конопушка.
— У нее понос! — сказал Чарли. — Бегает и бегает. Дрищет и дрищет.
— Я тебе сейчас щавеля конского заварю. Пройдет! Потерпи маленько, — говорила тетка Харыта.
— Не могу терпеть! Не могу! — Конопушка вскочила, побежала к двери.
— Ты куда?
— На двор!
— Дристунья, — сказал Чарли, укладываясь поудобнее. — Замучила всех!
25
Утром Ганну принимали в пионеры.
В степи, выстроенные в шеренгу, стояли дети. Тракторина Петровна говорила:
— Сегодня в наши дружные пионерские ряды мы принимаем нового члена, нашего нового товарища Ганну… — Тракторина Петровна замялась, — … Бесфамильную Ганну. Ганна, подойди ко мне.
Ганна пошла к ней.
— Ганна немая, вы знаете. Поэтому я прочитаю пионерскую клятву вместо нее. А ты, Ганна, слушай и произноси в уме. — Тракторина Петровна откашлялась. — Вступая в ряды пионеров, перед лицом своих товарищей торжественно клянусь! Бороться за дело Коммунистической партии большевиков! Безжалостно уничтожать врагов Советской власти! Всю свою кровь, до последней капли, отдать за дело рабочих и крестьян!..
— Пропусти меня! — прошептал Чарли Булкину. — Живот схватило.
Побежал к кустам. Сел там, только галстук видно.
И другой к кустам побежал, и третий… К концу клятвы все пионеры в кустах сидели. Хотела Тракторина Петровна, чтобы кто-нибудь из пионеров Ганне галстук повязал, оглянулась: никого нет. Сама Ганне галстук на шею накинула, пока с узлом возилась, ветер галстук подхватил, в небо унес: красным змеем он, извиваясь, в небе реял.
Тракторина Петровна побежала за галстуком. Подпрыгнула. Упала.
— Тракторина Петровна! — сестры ее позвали. — Идите скорей в палату. Там Конопушка лежит на кровати и не дышит!
— Холоднющая!
26
Конопушка лежала на кровати мертвая.
Тракторина Петровна дотронулась до ее лба. Отдернула руку. Подняла глаза на тетку Харыту:
— Умерла?
— Преставилась, — коротко сказала та.
— От простого поноса?
— На холеру похоже, Петровна, — строго сказала тетка Харыта.
Мальчики вбежали:
— Там Чарли в кустах завалился!
— Умер?
— Нет, живой… Околесицу несет, бредит, что ли?
— Изолировать надо, — с тоской сказала Тракторина Петровна. — Но куда положить? Некуда… Сюда несите его, в палату. Что же делать, Харыта? В этой деревне ни врачей, ничего…
— Что ж, — сказала тетка Харыта. — Будем помирать.
— Я пойду, — заторопилась вдруг Тракторина Петровна. — В город буду звонить, в Царев. Позовете… если надо будет.
27
Чарли умирал. Непохожий на себя, бледный, строгий, лежал он на кровати с открытыми глазами. Быстро говорил:
— Ты беги по левому краю, а я побегу в центр… Ты навесишь на ворота, я ударю головой… Бей! Ну, бей! Бей! — почти привстал он, потом сник, откинулся. — Промазал… Пить хочу. Пить…
Ганна метнулась с кружкой к нему. Тетка Харыта ее не подпускала:
— Отойди, я сама. Заразишься.
Ганна помотала головой: нет. Напоила Чарли. Тот закрыл глаза, потом снова открыл, ясно посмотрел, спросил тетку Харыту:
— Я умру?
— Бог даст, выздоровеешь, сынок, — ответила тетка Харыта.
— Я умру, я знаю, — сказал Чарли. — Я боюсь. Ты мне скажи, тетя Харыта, где я буду, когда умру? Куда девается жизнь? И кто я буду, когда умру. Или я не буду? Скажи мне…
— Жизнь твоя вечная, милый. Душа бессмертна. А будешь ты ангелом в небесах, — сказала тетка Харыта. — А пребывать будешь в раю. Ты крещеный?
— Нет.
— Ах ты Господи! — всплеснула руками тетка Харыта. — Ганна! Неси корыто. И воды подогрей. Мы Чарли крестить будем.
28
Ганна вылила ведро воды в корыто. Тетка Харыта выбрала двоих детей.
— Вы будете крестные родители Чарли. Встаньте сюда.
Подошли к тетке Харыте сестры.
— Не мешайте, деточки, — попросила их тетка Харыта.
— Это игра, тетя Харыта? — спросила Вера.
— Нет, это по-настоящему.
— Тогда я тоже хочу ангелом стать, — заявила Вера. — Крестите меня тоже.
— И меня. Я тоже хочу летать, — сказала Надя.
— Мы вместе хотим быть, когда умрем, в небесах, — сказала Люба.
— И я хочу быть ангелом, — сказал Булкин.
— И я… — подошли другие дети.
— Ганна! Марат! — позвала тетка Харыта. — Встаньте сюда. Вы будете крестными родителями для всех. За руки их возьмите, — и неожиданно низким незнакомым голосом громко сказала: — Изгони из него всякого лукавого и нечистого духа, сокрытого и гнездящегося в сердце его. — Подула на Чарли, шепча: — На уста его, на чело и на перси.
Потом громко спросила у Чарли:
— Отрицаешься ли сатаны, и всех дел его, и всех аггел его, и всего служения его, и всей гордыни его?
— Отрицаюсь, — сказал Чарли.
Дети потолкались и хором сказали:
— Отрицаюсь.
— А теперь повернитесь на запад. И дети, и их родители крестные.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25