Третий великий государь... Он же первый свободно избранный царь на Руси. Кто ж он? Детоубийца, клятвопреступник, манипулянт. "Какая честь для нас, для всей Руси - вчерашний раб, татарин, зять Малюты, зять палача и сам в душе палач". Может, хватит для начала? Или дальше пойдем!..
- Коля, да ты прямо как наш лектор Ашихмин из окружкома, - воскликнула Мария. - У тебя талант... Тебе не математику преподавать... умы потрясать надо.
- Не умы, а воздух сотрясать. Старые песни новых ашихминых. Хорошо их распевать перед теми, кто плохо знает свое отечество, - сказал Успенский.
- Ну, допустим, Пушкина-то не отнесешь к плохим знатокам отечества, усмехнулся Саша.
Эта реплика точно подхлестнула Успенского. Он встал, легко отодвинул стул и, чуть побледнев, как-то вкось метнул взгляд на Сашу и обернулся к Бабосову.
- Пушкин тут ни при чем. У Пушкина была своя задача - наказать гонителя своего, Александра Первого, с нечистой совестью заступившего на трон. "Да, жалок тот, в ком совесть нечиста!" Вот кредо Пушкина. Однако истинный Борис совсем другое дело. Во-первых, он такой же татарин, как я киргиз. Его дальний предок Чет пришел из татар служить на Русь. За двести с лишним лет до рождения Бориса. От Чета произошли, кроме Годуновых, и Сабуровы. Но никто их татарами не называл. И вряд ли Василий Шуйский мог бы попрекнуть Бориса, что он женат на дочери Малюты Скуратова. Ведь на другой дочери Малюты был женат не кто-нибудь, а брат того же Василия Шуйского. Да и стыдного тут ничего не было: Скуратовы-Бельские были старинной боярской фамилии. Конечно, Малюта был опричником... Но ведь и все Шуйские служили в опричниках. Все. А вот Борис Годунов отказывался идти в погромы. Отказывался, хотя рисковал головой. А это что-то значило в те поры. Вот вам исторические факты о нравственном облике царя Бориса. Что же касается его царствования, оно не нуждается в особых доказательствах разумности царя: он восстановил разоренное хозяйство страны, вновь присоединил Сибирь, замирился с Литвой, отстроил Москву и прочая... Вот так, друг мой Коля Бабосов, нашу историю козлиным наскоком не возьмешь. Дело, в конце концов, не в Борисе Годунове и даже не в истории. Дело в той привычке, традиции - пинать русскую государственность, в той скверной замашке, которая сидит у нас в печенках почти сотню лет. Дело в интеллигентской моде охаивать свой народ, его веру, нравы только потому, что он живет не той жизнью, как нам того бы хотелось. И мы упрямо отрицаем его своеобычность, разрушаем веру в свою самостоятельность с такой исступленностью, что готовы скорее сами сорваться в пропасть, чем остановиться. И срываемся... - Успенский поймал за спинку отставленный стул, с грохотом придвинул его к столу, сел, скрестив руки на груди, и посмотрел на всех сердито, как будто бы все были настроены против него, Успенского.
- Откуда сие, Дмитрий Иванович? - восторгался Саша.
- Я готовился когда-то в историки... Мечтал стать приват-доцентом. А что касается истории первой русской смуты, тут у меня к ней особое пристрастие...
- Дайте я пожму вам руку! Честную руку русского патриота, - Михаил Николаевич протянул через стол свою массивную ладонь с узловатыми пальцами.
- Вы уж лучше троекратно облобызайтесь, - усмехнулся Бабосов. - Да на иконы перекреститесь. А то спойте "Боже царя храни".
- Коля, это нечестно! При чем тут царь, когда говорят об отечестве? сказала молчавшая весь вечер Анюта, строго сведя брови. - Нехорошо плевать на своих предков. Совестно! Ты какой-то и не русский, татарин ты белобрысый.
Все засмеялись...
- Ну, конечно! Вы правы, мадемуазель. Я осмелился говорить о безумии национализма, толкающего народы на поклонение собственному образу. Кажется, это слова Владимира Соловьева? - с горькой усмешкой глянул Бабосов на Успенского. - Вроде бы вашего кумира.
- Правильно, Соловьева. Но Соловьев никогда не отрицал национализма, он только осуждал попытки противопоставить узкое понятие национализма служению высшей вселенской правде, - подхватил Успенский.
- То бишь не правде, а божеству, - поправил Бабосов.
- В данном случае это одно и то же. У Соловьева есть и такие слова: наш народ не пойдет за теми, кто называет его святым, с единственной целью помешать ему стать справедливым. И я не вел речи о патриотизме, превращенном в самохвальство. Я только хочу доказать, что наш народ много страдал, для того чтобы иметь право на уважение.
- Ну, конечно. Те, которые критикуют свою историю, народ не любят, те же, кто поют дифирамбы нашей благоглупости, патриоты. Салтыков-Щедрин смеялся над русской историей, следственно, он был циником, очернителем. Суворин защищал нашу историю от Щедрина, значит, он патриот.
- Ничего подобного! Салтыков никогда не высмеивал русскую историю; он бичевал глупость, лень, склонность к легкомыслию и лжи. Это совсем другое.
- В таком случае говорить нам не о чем, - Бабосов нахохлился, обиженно, по-детски надув губы.
- Я тоже так полагаю, - Успенский взял рюмку с водкой и, ни с кем не чокаясь, выпил, пристукнул ею об стол и сказал: - Пора и честь знать. Спасибо за угощение...
Он глянул на Марию и встал. Она поднялась за ним.
- Куда же вы? - захлопотала Ефимовна. - А самовар?.. У меня пудинг стоит...
- А гитара, а песни? - Саша снял со стены гитару и с лихим перебором прошелся по струнам:
Эх, раз, что ли, цыгане жили в поле!..
Цыганочка Оля несет обедать в поле...
- Нет, Саша... В другой раз, - заупрямился Успенский. - Я пойду.
- И я пойду, - хмуро сказал Бабосов.
- Я вам пойду! - Саша стал спиной к дверям и еще звонче запел, поводя гитарой и подергивая плечами:
Я с Егором под Угором
Простояла семь ночей
Не для ласки и Любови
Для развития речей...
- Анюта, ходи на круг! - крикнул он. - А там поглядим, у кого рыбья кровь! Их-хо-хо ды их-ха-ха! Чем я девица плоха...
Анюта словно выплыла из-за стола - руки в боки, подбородок на плечо, глаза под ресницами как зашторены, и пошла, будто стесняясь, по кругу, выбивая каблучками мелкую затяжную дробь, развернулась плавно перед Дмитрием Ивановичем, поклонилась в пояс и даже руку кинула почти до полу.
- Дмитрий Иванович!
- Митя! Ну что же ты? - тотчас раздалось из-за стола.
Он глядел исподлобья на удаляющуюся от него Анюту и снисходительно-отечески улыбался, но вот подмигнул Саше, важно размахнул бороду и сказал:
- Кхэ!
Потом скрестил руки на груди, поглядел налево да направо и пошел шутливым старческим поскоком на негнущихся ногах:
Деревенский мужичок
Вырос на морозе,
Летом ходит за сохой,
А зимой в извозе...
- Вот так-то... Ай да мы! - весело крикнул Саша, сам бросаясь на круг, и закидал коленки под самую гитару:
Ах, тульки, ритатульки,
Ритатулечки-таты...
Ходят кошки по дорожке,
Под забором ждут коты...
- Ах вы мои забубенные!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221
- Коля, да ты прямо как наш лектор Ашихмин из окружкома, - воскликнула Мария. - У тебя талант... Тебе не математику преподавать... умы потрясать надо.
- Не умы, а воздух сотрясать. Старые песни новых ашихминых. Хорошо их распевать перед теми, кто плохо знает свое отечество, - сказал Успенский.
- Ну, допустим, Пушкина-то не отнесешь к плохим знатокам отечества, усмехнулся Саша.
Эта реплика точно подхлестнула Успенского. Он встал, легко отодвинул стул и, чуть побледнев, как-то вкось метнул взгляд на Сашу и обернулся к Бабосову.
- Пушкин тут ни при чем. У Пушкина была своя задача - наказать гонителя своего, Александра Первого, с нечистой совестью заступившего на трон. "Да, жалок тот, в ком совесть нечиста!" Вот кредо Пушкина. Однако истинный Борис совсем другое дело. Во-первых, он такой же татарин, как я киргиз. Его дальний предок Чет пришел из татар служить на Русь. За двести с лишним лет до рождения Бориса. От Чета произошли, кроме Годуновых, и Сабуровы. Но никто их татарами не называл. И вряд ли Василий Шуйский мог бы попрекнуть Бориса, что он женат на дочери Малюты Скуратова. Ведь на другой дочери Малюты был женат не кто-нибудь, а брат того же Василия Шуйского. Да и стыдного тут ничего не было: Скуратовы-Бельские были старинной боярской фамилии. Конечно, Малюта был опричником... Но ведь и все Шуйские служили в опричниках. Все. А вот Борис Годунов отказывался идти в погромы. Отказывался, хотя рисковал головой. А это что-то значило в те поры. Вот вам исторические факты о нравственном облике царя Бориса. Что же касается его царствования, оно не нуждается в особых доказательствах разумности царя: он восстановил разоренное хозяйство страны, вновь присоединил Сибирь, замирился с Литвой, отстроил Москву и прочая... Вот так, друг мой Коля Бабосов, нашу историю козлиным наскоком не возьмешь. Дело, в конце концов, не в Борисе Годунове и даже не в истории. Дело в той привычке, традиции - пинать русскую государственность, в той скверной замашке, которая сидит у нас в печенках почти сотню лет. Дело в интеллигентской моде охаивать свой народ, его веру, нравы только потому, что он живет не той жизнью, как нам того бы хотелось. И мы упрямо отрицаем его своеобычность, разрушаем веру в свою самостоятельность с такой исступленностью, что готовы скорее сами сорваться в пропасть, чем остановиться. И срываемся... - Успенский поймал за спинку отставленный стул, с грохотом придвинул его к столу, сел, скрестив руки на груди, и посмотрел на всех сердито, как будто бы все были настроены против него, Успенского.
- Откуда сие, Дмитрий Иванович? - восторгался Саша.
- Я готовился когда-то в историки... Мечтал стать приват-доцентом. А что касается истории первой русской смуты, тут у меня к ней особое пристрастие...
- Дайте я пожму вам руку! Честную руку русского патриота, - Михаил Николаевич протянул через стол свою массивную ладонь с узловатыми пальцами.
- Вы уж лучше троекратно облобызайтесь, - усмехнулся Бабосов. - Да на иконы перекреститесь. А то спойте "Боже царя храни".
- Коля, это нечестно! При чем тут царь, когда говорят об отечестве? сказала молчавшая весь вечер Анюта, строго сведя брови. - Нехорошо плевать на своих предков. Совестно! Ты какой-то и не русский, татарин ты белобрысый.
Все засмеялись...
- Ну, конечно! Вы правы, мадемуазель. Я осмелился говорить о безумии национализма, толкающего народы на поклонение собственному образу. Кажется, это слова Владимира Соловьева? - с горькой усмешкой глянул Бабосов на Успенского. - Вроде бы вашего кумира.
- Правильно, Соловьева. Но Соловьев никогда не отрицал национализма, он только осуждал попытки противопоставить узкое понятие национализма служению высшей вселенской правде, - подхватил Успенский.
- То бишь не правде, а божеству, - поправил Бабосов.
- В данном случае это одно и то же. У Соловьева есть и такие слова: наш народ не пойдет за теми, кто называет его святым, с единственной целью помешать ему стать справедливым. И я не вел речи о патриотизме, превращенном в самохвальство. Я только хочу доказать, что наш народ много страдал, для того чтобы иметь право на уважение.
- Ну, конечно. Те, которые критикуют свою историю, народ не любят, те же, кто поют дифирамбы нашей благоглупости, патриоты. Салтыков-Щедрин смеялся над русской историей, следственно, он был циником, очернителем. Суворин защищал нашу историю от Щедрина, значит, он патриот.
- Ничего подобного! Салтыков никогда не высмеивал русскую историю; он бичевал глупость, лень, склонность к легкомыслию и лжи. Это совсем другое.
- В таком случае говорить нам не о чем, - Бабосов нахохлился, обиженно, по-детски надув губы.
- Я тоже так полагаю, - Успенский взял рюмку с водкой и, ни с кем не чокаясь, выпил, пристукнул ею об стол и сказал: - Пора и честь знать. Спасибо за угощение...
Он глянул на Марию и встал. Она поднялась за ним.
- Куда же вы? - захлопотала Ефимовна. - А самовар?.. У меня пудинг стоит...
- А гитара, а песни? - Саша снял со стены гитару и с лихим перебором прошелся по струнам:
Эх, раз, что ли, цыгане жили в поле!..
Цыганочка Оля несет обедать в поле...
- Нет, Саша... В другой раз, - заупрямился Успенский. - Я пойду.
- И я пойду, - хмуро сказал Бабосов.
- Я вам пойду! - Саша стал спиной к дверям и еще звонче запел, поводя гитарой и подергивая плечами:
Я с Егором под Угором
Простояла семь ночей
Не для ласки и Любови
Для развития речей...
- Анюта, ходи на круг! - крикнул он. - А там поглядим, у кого рыбья кровь! Их-хо-хо ды их-ха-ха! Чем я девица плоха...
Анюта словно выплыла из-за стола - руки в боки, подбородок на плечо, глаза под ресницами как зашторены, и пошла, будто стесняясь, по кругу, выбивая каблучками мелкую затяжную дробь, развернулась плавно перед Дмитрием Ивановичем, поклонилась в пояс и даже руку кинула почти до полу.
- Дмитрий Иванович!
- Митя! Ну что же ты? - тотчас раздалось из-за стола.
Он глядел исподлобья на удаляющуюся от него Анюту и снисходительно-отечески улыбался, но вот подмигнул Саше, важно размахнул бороду и сказал:
- Кхэ!
Потом скрестил руки на груди, поглядел налево да направо и пошел шутливым старческим поскоком на негнущихся ногах:
Деревенский мужичок
Вырос на морозе,
Летом ходит за сохой,
А зимой в извозе...
- Вот так-то... Ай да мы! - весело крикнул Саша, сам бросаясь на круг, и закидал коленки под самую гитару:
Ах, тульки, ритатульки,
Ритатулечки-таты...
Ходят кошки по дорожке,
Под забором ждут коты...
- Ах вы мои забубенные!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221