Кара безденежьем
Спустившись по лестнице, надзиратель что-то крикнул по-китайски. Китайцы внезапно рванули вверх по ступеням. Надзиратель, размахивая палкой, останавливал тех, кто хотел прежде других пробиться наверх, и сортировал «груз», злобно покрикивая:
– Ты потом! Женщину пропустите!
В грузовом отсеке, как и везде, развернулось сражение за захват полок и мест на полу. Всюду, где только находилось свободное место, сваливали багаж, втискивали свои тела, отпихивая чужие вещи и корабельный инвентарь, яростно отстаивая свою территорию. Устроенная узниками «гостиная» была поделена между тремя новоприбывшими. Стоило зазеваться, и старожилы наверняка лишились бы своих спальных мест и одеял, поэтому и Мицуру, и девушка, и поэт забились на свои полки.
– Но отчего вся эта толкотня? Что это за люди? – Девушка была на грани истерики, суча ногами и пытаясь отбиться от ребенка, подползшего к ее полке. – Пошел отсюда!.. Я не хочу спать вповалку с этим сбродом! От них воняет!
Мицуру, обхватив руками голову, уполз под одеяло, собираясь оставаться там до тех пор, пока в трюме не минует буря.
Уже прошел по меньшей мере час, в грузовом отсеке по-прежнему стоял шум, но в сражении за территорию наступила передышка. Мицуру высунул голову и огляделся. Мужчины, женщины, дети, всего девятнадцать человек, видимо, успокоились каждый на своей территории. Дети спали в гамаках, повешенных в два яруса между полками, пассажиры, бывшие, судя по одежде, японцами, растерянно сидели вдоль стен, обхватив колени. Две девочки, устроившиеся у основания лестницы, также, судя по всему, были японками. Мужчина и женщина, расстелившие на полу циновки и лузгавшие семечки, скорее всего, были семейной парой – возле них спала девочка лет пяти или шести. Видимо, эти трое только что попали на корабль. Две циновки в углу грузового отсека стали их новым домом.
На мгновение Мицуру встретился взглядом с отцом семейства. Тот, зачерпнув горсть семечек, протянул их Мицуру. Мицуру взял, сказав: «Се-се».
– Вы японца? – неожиданно заговорил мужчина на ломаном японском с сильным акцентом. Его японский, наверняка освоенный самостоятельно, сопровождала на удивление радушная улыбка. Мицуру ответил утвердительно и замолчал. Мужчина продолжал:
– Хочу работать Япония. Вместе плыть Япония.
– Значит, в Японию, всей семьей…
– Семья вместе. С тобой вместе. Ты плыть Япония. Вместе со мной.
– Я тоже хочу в Японию. Но уже не надеюсь, что смогу туда попасть.
– Все хорошо. Со мной вместе ты можешь плыть Япония. Ты мне искать работа. Будешь моя поручитель.
В словах его забрезжило нечто осмысленное. Он явно хотел сказать, что Мицуру сможет вернуться в Японию, если согласится стать его поручителем. Для Мицуру это была новость.
– Кто подучил вас?
– Поручитель – китаец, зарплата – низкий, работа – тяжелый. Ты стать японский поручитель. Хороший иметь работа. Зарплата высокий. Ты можешь возвращаться Япония.
К поэту и девушке также подсели китайцы со сходными предложениями. Девушка продолжала кукситься. Поэт писал ответы на бумажке.
– Странные они выдвигают условия, – обратился Мицуру к поэту. – Как вы это понимаете?
– Если мы согласимся стать их личными поручителями, нас, заложников, освободят.
– Спешат, пока суд да дело, обзавестись покровителями.
– А между тем операция по высадке в Пусане осложняется. Многие из этих беженцев, как и я, собираются ночью прыгнуть в море и вплавь добираться до рынка. Получается, чтобы вернуться на родину предков, я должен подружиться с нелегальными иммигрантами. На этом корабле даже туристы превратились в бесправных беженцев!
Какое-то время Мицуру вновь блуждал между неглубоким сном и печальным пробуждением. Верхняя дверь оставалась незапертой, появилась возможность беспрепятственно ходить в туалет, но путь на палубу по-прежнему был закрыт. Вельветмен и барышня продолжали спать, поэт, подставив блокнот к тусклому свету лампочки, что-то писал.
– Стихи пишете? – спросил Мицуру.
– Я только в таких условиях и могу писать, – ответил тот. – Увы, я стал законченным «поэтом-узником». А впрочем, тюрьма – хорошее место, чтобы думать и писать. Разумеется, сидя в тюрьме, я страстно хотел выйти на волю, но чем сладостней мечты о воле, тем горше последующее разочарование. Мне лучше быть запертым внутри себя. В своем собственном мире я чувствую себя более свободным, чем на воле, более раскрепощенным. Однако чем глубже уходишь в себя, тем труднее выйти наружу. Поэтому не стоит в тюрьме засиживаться. Самое лучшее – туда и обратно, туда и обратно, нигде надолго не задерживаясь.
Мицуру вначале принял его слова за шутку, но поэт явно говорил со всей искренностью. Что ж, попробуем сопоставить тюрьму и трюм. Выбраться из трюма – сейчас предел мечтаний, но еще неизвестно, в каком направлении плывет корабль, и вообще, смогут ли они обрести свободу. Может, и впрямь, пока не видно никакого выхода, начать писать стихи? Этак и он станет «поэтом трюма»!..
– Вы, господин Ли, можете писать стихи, где бы вы ни находились. А я здесь только бездарно маюсь.
– Предпочитаете, чтоб вас содержали в библиотеке?
– Библиотека стала притоном быдла.
– Ну, куда ни кинь, всюду клин. На палубе вроде бы свобода, но там на каждом шагу азартные игры, оргии, драки, водка и наркотики, которые ведут пассажиров к моральной деградации и падению. Мне предпочтительней запереться внутри себя, чем, как призрак, бродить по этому кладбищу капитализма.
На висках поэта вздулись синие жилы, глаза, запавшие еще глубже, чем накануне, были устремлены куда-то вдаль. Такая уж у него привычка – сочинять стихи в минуту отчаяния.
Когда корабль набрал скорость, вновь открылся выход на палубы и появился надсмотрщик. Вначале гаркнул что-то по-китайски. Затем, кажется, то же самое прокричал по-английски:
– Пошли все вон! До следующей стоянки все свободны. Жрите, что хотите. Трахайте красивых баб, отдавайтесь сильным мужикам. Подмойтесь, разомнитесь.
Посреди морских просторов, где не видать и клочка суши, почему бы и не побаловать заложников свободой. Где следующая стоянка? Высока вероятность, что первоначальный курс изменен. Операция по высадке в Пусане, задуманная поэтом, похоже, так и останется мечтой. И все же у него есть стихи, есть богатый внутренний мир…
Беженцы, похватав свой багаж, стали покидать грузовой отсек. Ушла девушка – обняться с отцом, ушел Китадзима – справиться о здоровье матери, ушел поэт – поискать место, где ничто не нарушит его одиночества. Мицуру в поисках Аои направился на верхнюю палубу, но куда он ни заходил, всюду околачивались какие-то сомнительные личности, как стервятники, выжидающие добычу. В коридоре цеплялись через каждые десять шагов:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77