Запоздавшие прохожие провожали ее долгими взглядами: высокая худая девушка в нелепой широченной куртке была удивительно красива чарующей, душеубийственной, трагической красотой, какая, если верить обожаемому Ларисой Куприну, свойственна в последнюю ночь жизни самоубийцам.
Одиннадцатый час вечера был на исходе, когда Лариса позвонила в дверь Риммы.
Римма открыла сама, на ней был брючный костюм, ее лицо выражало глубокое досадливое разочарование.
– А, Ларочка, – сказала она со вздохом. – Я, почему-то, была уверена, что вы не придете.
– У меня важное дело, – сказала Лариса, стараясь не приближаться "к порогу квартиры более, чем на шаг. – И потом, ваш патрон же не простит, если вы меня не приведете, да?
Римма поджала губы.
– Вы опять об этом?
– Неважно, – усмехнулась Лариса. – Мы, кажется, должны куда-то идти? Так вам велели?
– Да, – сказала Римма неохотно.
– Одевайтесь, – сказала Лариса. – Я тут подожду.
К полуночи у подъезда Риммы остановилась машина отца Антона – гладкая вишневая иномарка, имени которой Лариса не знала. Антон сидел за рулем – и распахнул для Ларисы переднюю дверцу.
– Надо ехать, вот как? – спросила Лариса, почти не удивившись. – Это далеко?
– На Лиговке, – сказала Римма, удобно разместившаяся сзади. – Доедем минут за десять. Да, Антоша?
Антон кивнул и тронул машину с места.
– Как забавно, – сказала Лариса. – А ты, Тошечка, тоже с ней, да? Вот интересно, ты знаешь, зачем мы едем?
– Твоего Витьку вызывать, – сказал Антон хмуро, пожав плечами. – Знаешь, зря ты это затеяла.
– Зря, – согласилась Лариса. – Тем более, что к Витьке это все не имеет никакого отношения.
Она чувствовала, что Римму сзади знобит, по-настоящему знобит – потряхивает. Понимала, что Римма поражена ее новым видением, но не отступится от того, что считает правильным. А может быть, и не может отступиться. Но Римма везет ее неизвестно куда не для спиритического сеанса. Она обманывает Ларису намеренно. У нее свои собственные планы – она делает добро на свой лад.
И вероятно, ради этого добра Ларису придется убить.
От запаха автомобильного освежителя Ларису замутило. Фонари текли навстречу, чудесная ночь окружала машину со всех сторон, не проникая внутрь. Лариса опустила стекло.
– Закрой, холодно, – тут же сказал Антон.
Лариса внимательно посмотрела на него – и увидела настоящий страх, нарисованный у него в углах рта и на подбородке. Будто это его будут убивать. Как забавно.
Лариса рассмеялась. Поток встречного ветра ласкал ее лицо.
– Лариса, закройте окно, пожалуйста, – сказала Римма сзади. – Я уже продрогла.
Они боятся не того, что могло бы напугать меня, подумала Лариса. Чего-то другого. Интересненько.
Машина свернула в страшный кривой переулок – и ее тут же несколько раз подряд тряхнуло на рытвинах покореженного асфальта. Фонари здесь горели через один; в окнах домов, облезлых, оштукатуренных, замыкавших своими ободранными боками дворы-колодцы, лишь кое-где горели тусклые огоньки. Хорошие декорации, успела подумать Лариса, и тут же Римма сказала:
– Антоша, останови здесь.
Между двумя голыми глухими стенами возвышалась руина с пустыми провалами черных окон. Как гнилой зуб в челюсти. Темный провал вел во двор руины с улицы.
– Сюда, значит? – спросила Лариса с веселым удивлением.
– Да, Лариса, – сказала Римма сухим тоном инструктора. – Вам нужно выйти из машины, пройти во двор и остановиться напротив входа в подъезд. И ждать.
– Я должна идти одна? А вы как же, а, госпожа Вергилий? Кто ж мне духа вызовет?
– Я не могу вас туда сопровождать, – отрезала Римма. – Дух придет сам.
– Сам, вот как? А вы не хотите взглянуть на своего благодетеля во плоти?
– На какого благодетеля?! – огрызнулась Римма, и Лариса учуяла ее страх, как кислый едкий запах. – Вы сами хотели этого сеанса – вот, пожалуйста. Можем сейчас же уехать.
Лариса повернулась на сидении так, чтобы смотреть Римме в лицо. Увидела, что Римма бледна, что у нее бегают глаза – и жестко рассмеялась.
– Римма, я знаю, что это вы выстроили между нами ту дурацкую решетку, – сказала она с тем же злым смешком. – Я знаю, что вы сделали это по совету… беса, наверное, вот как он зовется, не знаю. Гнилого мертвеца, который жрет ваших гостей. И еще я знаю, что сегодня вы привезли меня сюда для него. Так что меня вы не обманули, а себе врать уж совсем глупо. И еще знаете, что? Я надеюсь загнать его в ту дыру, из которой он выполз, а вы останетесь без вашего астрального проводника.
Римма хотела что-то сказать, но Лариса выскочила из машины и захлопнула дверцу.
Лариса вошла во двор, не замедляя шагов.
Здесь было совсем темно. Ни один фонарь не освещал пространство, глухо черное, как запертый чулан, но здесь гуляли ветра. Лариса взглянула на небо – небо прояснилось с вечера, и луна, как по волшебству, вынырнула из облаков, еще чуточку неполная, со слегка примятым боком, зато такая яркая, что от нее, как от фонаря, протянулись длинные прозрачные тени.
Подъезд зиял проломом в стене. Лариса остановилась напротив него, сунув руки в карманы. Ее сердце колотилось жарко и часто, но страха не было, совсем не было. Что угодно было – азарт, злость, неожиданное наслаждение ночной свежестью, мстительная радость, но страха не было и помину.
Лариса сама себе удивилась.
Ее обострившееся обоняние ловило запахи кошек, собак и крыс, старого камня, мокрой земли, пролитого пива, мочи, бензинового перегара, доносящегося с улицы – и это все были успокаивающие запахи живого мира. Лариса расстегнула куртку и бессознательно вытянулась в струнку, как борзая на охоте, выбирая из этой мешанины городских запахов тот, что нес бы опасность.
И учуяла.
Это была тошная сладковатая струя гнилого мяса, отвратительный запах грязной смерти, который пытались забить дешевым одеколоном и дезодорантом. Запах резанул ноздри – Лариса резко обернулась к его источнику.
Он стоял спиной к луне, громадный, как горилла, поигрывая дубинкой, но даже не видя лица, по одному запаху, по силуэту неуклюжей громоздкой фигуры, Лариса узнала охранника «Берега». Его глаза горели из тени, как тлеющие окурки.
– Привет, пташечка, – сказал он и причмокнул. – Полетели со мной, сладенькая?
Лариса вынула из кармана корку хлеба.
– Забирай, жри и проваливай, – сказала она тихо и яростно, протянув хлеб мертвецу.
– Извиняй, малышка, – хохотнул охранник, и Ларисе показалось, будто где-то внутри него захлюпала гнилая жижа – запахло трупными газами. – Не потребляю!
– Извиняю, – сказала Лариса кротко, убрала хлеб и сделала два коротких шага вперед.
Охранник удивился. Он замер на месте. Ларисины глаза привыкли к темноте; она уже видела очертания его бледного бугристого лица – и отметила приподнятые брови и отвалившуюся челюсть.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71
Одиннадцатый час вечера был на исходе, когда Лариса позвонила в дверь Риммы.
Римма открыла сама, на ней был брючный костюм, ее лицо выражало глубокое досадливое разочарование.
– А, Ларочка, – сказала она со вздохом. – Я, почему-то, была уверена, что вы не придете.
– У меня важное дело, – сказала Лариса, стараясь не приближаться "к порогу квартиры более, чем на шаг. – И потом, ваш патрон же не простит, если вы меня не приведете, да?
Римма поджала губы.
– Вы опять об этом?
– Неважно, – усмехнулась Лариса. – Мы, кажется, должны куда-то идти? Так вам велели?
– Да, – сказала Римма неохотно.
– Одевайтесь, – сказала Лариса. – Я тут подожду.
К полуночи у подъезда Риммы остановилась машина отца Антона – гладкая вишневая иномарка, имени которой Лариса не знала. Антон сидел за рулем – и распахнул для Ларисы переднюю дверцу.
– Надо ехать, вот как? – спросила Лариса, почти не удивившись. – Это далеко?
– На Лиговке, – сказала Римма, удобно разместившаяся сзади. – Доедем минут за десять. Да, Антоша?
Антон кивнул и тронул машину с места.
– Как забавно, – сказала Лариса. – А ты, Тошечка, тоже с ней, да? Вот интересно, ты знаешь, зачем мы едем?
– Твоего Витьку вызывать, – сказал Антон хмуро, пожав плечами. – Знаешь, зря ты это затеяла.
– Зря, – согласилась Лариса. – Тем более, что к Витьке это все не имеет никакого отношения.
Она чувствовала, что Римму сзади знобит, по-настоящему знобит – потряхивает. Понимала, что Римма поражена ее новым видением, но не отступится от того, что считает правильным. А может быть, и не может отступиться. Но Римма везет ее неизвестно куда не для спиритического сеанса. Она обманывает Ларису намеренно. У нее свои собственные планы – она делает добро на свой лад.
И вероятно, ради этого добра Ларису придется убить.
От запаха автомобильного освежителя Ларису замутило. Фонари текли навстречу, чудесная ночь окружала машину со всех сторон, не проникая внутрь. Лариса опустила стекло.
– Закрой, холодно, – тут же сказал Антон.
Лариса внимательно посмотрела на него – и увидела настоящий страх, нарисованный у него в углах рта и на подбородке. Будто это его будут убивать. Как забавно.
Лариса рассмеялась. Поток встречного ветра ласкал ее лицо.
– Лариса, закройте окно, пожалуйста, – сказала Римма сзади. – Я уже продрогла.
Они боятся не того, что могло бы напугать меня, подумала Лариса. Чего-то другого. Интересненько.
Машина свернула в страшный кривой переулок – и ее тут же несколько раз подряд тряхнуло на рытвинах покореженного асфальта. Фонари здесь горели через один; в окнах домов, облезлых, оштукатуренных, замыкавших своими ободранными боками дворы-колодцы, лишь кое-где горели тусклые огоньки. Хорошие декорации, успела подумать Лариса, и тут же Римма сказала:
– Антоша, останови здесь.
Между двумя голыми глухими стенами возвышалась руина с пустыми провалами черных окон. Как гнилой зуб в челюсти. Темный провал вел во двор руины с улицы.
– Сюда, значит? – спросила Лариса с веселым удивлением.
– Да, Лариса, – сказала Римма сухим тоном инструктора. – Вам нужно выйти из машины, пройти во двор и остановиться напротив входа в подъезд. И ждать.
– Я должна идти одна? А вы как же, а, госпожа Вергилий? Кто ж мне духа вызовет?
– Я не могу вас туда сопровождать, – отрезала Римма. – Дух придет сам.
– Сам, вот как? А вы не хотите взглянуть на своего благодетеля во плоти?
– На какого благодетеля?! – огрызнулась Римма, и Лариса учуяла ее страх, как кислый едкий запах. – Вы сами хотели этого сеанса – вот, пожалуйста. Можем сейчас же уехать.
Лариса повернулась на сидении так, чтобы смотреть Римме в лицо. Увидела, что Римма бледна, что у нее бегают глаза – и жестко рассмеялась.
– Римма, я знаю, что это вы выстроили между нами ту дурацкую решетку, – сказала она с тем же злым смешком. – Я знаю, что вы сделали это по совету… беса, наверное, вот как он зовется, не знаю. Гнилого мертвеца, который жрет ваших гостей. И еще я знаю, что сегодня вы привезли меня сюда для него. Так что меня вы не обманули, а себе врать уж совсем глупо. И еще знаете, что? Я надеюсь загнать его в ту дыру, из которой он выполз, а вы останетесь без вашего астрального проводника.
Римма хотела что-то сказать, но Лариса выскочила из машины и захлопнула дверцу.
Лариса вошла во двор, не замедляя шагов.
Здесь было совсем темно. Ни один фонарь не освещал пространство, глухо черное, как запертый чулан, но здесь гуляли ветра. Лариса взглянула на небо – небо прояснилось с вечера, и луна, как по волшебству, вынырнула из облаков, еще чуточку неполная, со слегка примятым боком, зато такая яркая, что от нее, как от фонаря, протянулись длинные прозрачные тени.
Подъезд зиял проломом в стене. Лариса остановилась напротив него, сунув руки в карманы. Ее сердце колотилось жарко и часто, но страха не было, совсем не было. Что угодно было – азарт, злость, неожиданное наслаждение ночной свежестью, мстительная радость, но страха не было и помину.
Лариса сама себе удивилась.
Ее обострившееся обоняние ловило запахи кошек, собак и крыс, старого камня, мокрой земли, пролитого пива, мочи, бензинового перегара, доносящегося с улицы – и это все были успокаивающие запахи живого мира. Лариса расстегнула куртку и бессознательно вытянулась в струнку, как борзая на охоте, выбирая из этой мешанины городских запахов тот, что нес бы опасность.
И учуяла.
Это была тошная сладковатая струя гнилого мяса, отвратительный запах грязной смерти, который пытались забить дешевым одеколоном и дезодорантом. Запах резанул ноздри – Лариса резко обернулась к его источнику.
Он стоял спиной к луне, громадный, как горилла, поигрывая дубинкой, но даже не видя лица, по одному запаху, по силуэту неуклюжей громоздкой фигуры, Лариса узнала охранника «Берега». Его глаза горели из тени, как тлеющие окурки.
– Привет, пташечка, – сказал он и причмокнул. – Полетели со мной, сладенькая?
Лариса вынула из кармана корку хлеба.
– Забирай, жри и проваливай, – сказала она тихо и яростно, протянув хлеб мертвецу.
– Извиняй, малышка, – хохотнул охранник, и Ларисе показалось, будто где-то внутри него захлюпала гнилая жижа – запахло трупными газами. – Не потребляю!
– Извиняю, – сказала Лариса кротко, убрала хлеб и сделала два коротких шага вперед.
Охранник удивился. Он замер на месте. Ларисины глаза привыкли к темноте; она уже видела очертания его бледного бугристого лица – и отметила приподнятые брови и отвалившуюся челюсть.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71