Княгиня Дашкова, одной из первых ознакомившись с довольно вздорным сим сочинением, записала на полях: «Здесь – рассеивание заразы французской…» Начали без санкции сверху формироваться объединения вольнодумцев, где критика власти становилась нормой. Д. И. Фонвизин, находясь в Западной Европе, судя по его собственным письмам, «главное рачение обратил к познанию здешних законов». Он размышлял о «наглости разума», «вольности по праву», «юриспруденции как науке», «системе законов» во Франции, но явно писал о своей стране, о екатерининском беззаконии и разгуле фаворитизма: «Король, будучи не ограничен законами, имеет в руках всю силу попирать законы… неправосудие… тем жесточе, что происходит оно непосредственно от самого правительства. Здешние злоупотребления и грабежи, конечно, не меньше у нас случающихся. В рассуждении правосудия вижу я, что везде одним манером поступают».
По словам Ричарда Пайпса, «одно из негласных условий царившего в России двоевластия заключалось в том, что если дворяне желали и дальше эксплуатировать труд крепостных, им полагалось держаться в стороне от политики», – а ведь вольные высказывания в печати это уже политика.
Вообще проблема прерогатив самодержавной власти встала перед политической верхушкой дворянства задолго до царствования Екатерины; ко второй половине XVIII века этой теме были посвящены уже многие страницы философско-публицистических рассуждений и памфлетов. «Думающие люди» требовали законов. На этом требовании создалась целая новая структура, состоящая из творческих натур, склонных поиску идеалов. А далее разлад между нею и императорской властью повлияет на ход всей русской истории XIX–ХХ веков.
Конкретная альтернатива неограниченной власти монарха – высший авторитет закона – означала качественное изменение отношений между подданными и престолом. Элита явно не хотела довольствоваться лишь царскими льготами и милостями, она претендовала на реальное участие в управлении страной, вынашивала проекты императорского совета и договора с самодержавной властью. В переписке П. И. Панина, Д. И. Фонвизина, С. Р. Воронцова, А. М. Кутузова, Н. Н. Трубецкого, А. П. Сумарокова, П. В. Завадовского и других повторяется мысль об ответственности монарха перед народом и за судьбу народа. Однако мы должны понимать: понятие народ было у всех перечисленных господ крайне узким, оно не включало даже всего господствующего сословия, а ограничивалось лишь его верхушкой.
Ничего в этом удивительного нет. Рабство в разнообразных его формах было присуще всем странам мира. Но на Руси существовала монархия, которая стояла поперёк дороги рабства, – у нас его и не случилось. Перед Петром I крестьянин был крепок земле, как дворянин был крепок службе: это было ограничение военного подчинения, а не частной собственности. «Сильные» же люди всегда думают о собственности, и в те времена пытались превратить в собственность, в рабов, царёвых подданных, и цари боролись именно с «сильными» людьми. А идеалисты всегда расчищают дорогу «сильным».
Пока существовала царская власть, крестьянин был лично свободен, хозяйственно независим и судебно равноправен. Конец крестьянским вольностям пришёл с концом царской власти, с реформами Петра, – но Пётр не давал вольностей и дворянам!.. Екатерина им вольности дала, и они немедленно полезли в политику.
Все персоны, перечисленные выше, а с ними А. Б. Куракин, и в определённой степени Е. Р. Дашкова и Ф. В. Ростопчин выказывали симпатии сознательно отдаляемому от екатерининского трона Павлу Петровичу. В 1783 году братья Панины подготовили для него проект «фундаментальных законов». Вступление к документу, с которым дворянская элита собиралась обратиться к наследнику престола, было составлено Д. И. Фонвизиным: «Государь… не может равным образом ознаменовать ни могущества, ни достоинства своего иначе, как постановя в государстве своём правила непреложные, основанные на благе общем и которых не мог бы нарушить сам, не перестав быть достойным государем». Здесь уместно вспомнить историю отечественной прессы. В России, начиная от Петра, существовала только официозная пресса. В годы правления Елизаветы Петровны появился первый частный ежемесячный журнал, – «Трудолюбивая пчела» А. П. Сумарокова. И этот пример показал, что свободное творчество позволяет себе сатирический тон по отношению к власти. Вот парадокс, которого сами дворянские идеалисты не замечали: каждое частное лицо может иметь своё частное представление о благеобщем , а несколько частных лиц, затеяв издание нескольких частных журналов, будут вносить в общество сумятицу, притом, что государю предлагается или устранится от контролирования процесса, или встать в общий ряд частных лиц.
А куда же, в таком случае, деваться благу общему ?
Журнал Сумарокова, разумеется, уже через год закрыли. Но прецедент был создан; вслед за «Пчелой» в 1760–1770-е годы появились другие журналы частных издателей: «Трутень», «Живописец», «Кошелёк» Н. И. Новикова, «Собеседник любителей российского слова, содержащий разные сочинения в стихах и в прозе некоторых российских писателей» Е. Р. Дашковой и О. П. Козодавлева, «Московский журнал», «С. Петербургский журнал» И. П. Пнина, «Вестник Европы» Н. М. Карамзина… Книжные лавки, организация подписки, типография Н. И. Новикова…
Дворянская литература перестала служить лишь красноречивым переложением доктрин абсолютизма и воспевать успехи власти, а заявила о собственной независимой позиции. Дворянский поэт начинал претендовать на идейное руководство обществом. Екатерина II не только не препятствовала, но и сама принимала участие в развитии журналистики; её секретарь Козицкий в 1769 году начал издавать еженедельный журнал «Всякая всячина», в котором императрица была основным автором. Это было ещё в начале её правления; как видим, тогда она действительно вставала в «единый ряд» с дворянством!
С помощью журнала Екатерина II стремилась привить русской литературе и журналистике идею поддержки монархии и прославления государства. Казалось бы, это и есть попытка постановить в государстве своём правила непреложные , о чём, собственно, и желал Фонвизин просить наследника, но её правила, даже не подтверждённые суровым законом, а просто высказанные в благожелательном тоне, элите не понравились. Её стремление внедрить их встретило резкий отпор со стороны частного издателя журнала «Трутень» Н. И. Новикова. Он вступил в открытую полемику со «Всякой всячиной» и это был первый случай информационного противостояния на страницах печати.
Но вот пример. Императрица не раз высказывала педагогические идеи: в «Наказе», в своих сказках, в инструкции, данной князю Н.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125