Из этого стало ясно, что противник понял принципы, на которых работает новая торпеда. Спустя непродолжительное время противник нашёл контрмеру в виде акустического буя, который тащили на буксире за судном.
Одним из командиров, которые добились больших успехов с помощью новой торпеды, был Альбрехт Бранди, Первая его лодка была потоплена в 1943 году у африканских берегов Средиземного моря, потом он ещё дважды выживал после гибели двух других его лодок. Сейчас Бранди – архитектор.
* * *
«Два британских авианосца, три крейсера и около двадцати эсминцев и корветов проводят в настоящее время учения в районе Гибралтара».
Так говорилось в радиограмме, полученной ближе к концу августа из разведки ВМФ.
Воды Средиземного моря кристально чисты и прозрачны, часто море бывает гладким, как деревенский прудик. Даже слегка поднятый над поверхностью перископ оставляет на такой воде после себя длинный пенистый след. Он выдаёт лодку, так как виден с самолёта издалека. И так бывало часто. Британская авиаразведка успела накрыть Средиземное море мелкоячеистой сетью, что делало жизнь подводников невероятно трудной.
28 августа 1943 года Бранди готовился к выходу в море. Вот что он пишет:
Я вышел в море в большой спешке. Сначала я двигался со скоростью велосипедиста, в надводном положении, потом – пешехода, под водой. Я очень осторожно крался к соединению кораблей противника. Эсминцы образовали два кольца охранения вокруг двух авианосцев и крейсеров.
Я поднырнул под внешнее кольцо эсминцев и подкрался на бесшумном ходу к большим кораблям. Перископ я поднимал каждый раз на считанные секунды.
По моим подсчётам, главный корабль находился в радиусе выстрела. «Спокойно, – говорил я себе. – Ещё чуть-чуть поближе, и дай Бог тебе спокойствия и выдержки».
Скоро авианосец был в поле моего зрения. Он казался громадным, массивным. И в тот момент, когда я собрался дать команду приготовить торпедные аппараты к залпу, корабли изменили курс, словно производили манёвр с целью уйти с линии огня атакующей подводной лодки. Вполне возможно, что они как раз и отрабатывали совместный манёвр. Я воздержался от выстрела. Шанс поразить цель был ничтожным, а потерять лодку – весьма велик.
Я целый день маневрировал, пытаясь выйти на позицию для выстрела, но все безуспешно. Это был день сплошной нервотрёпки.
Над головой и вокруг нас раздавались высокие тона винтов британских эсминцев и корветов – весьма раздражающие шумы. В любой момент, я чувствовал, они могут обнаружить нас. Но британцы, очевидно, чувствовали себя в такой безопасности, что пренебрегали использованием своих гидрофонов. Иначе бы они нас нашли.
Тот факт, что я вошёл в контакт с противником и он проводит учения несколько дней, вселял в меня надежду, что у меня ещё появится возможность атаковать его. И всё-таки было обидно, что у меня под носом ходят такие великаны, как «Формидабл» и «Илластриес», а я не могу ничего поделать. А узнать их я узнал, потому что у нас были их силуэты.
И на второй день мне не повезло. А на третий я не смог даже подобраться к ним.
Наконец после всех этих долгих и бесплодных дней я решил, что надо что-то положить в карман, прежде чем возвращаться на базу. И я поразил два эсминца – один по правому, другой по левому борту, залпом четырёх торпед, по две на каждого.
В Гибралтаре зашевелилась противолодочная оборона. Мы были так близко к нему, когда я стрелял, что было видно многое из происходящего на Скале.
Я под водой пошёл под прикрытие африканского берега. Эсминцы забегали над нашей головой во все стороны. Глубинные бомбы посыпались десятками, но все – не ближе мили от нас. Люди в лодке широко улыбались – впервые за весь поход.
После того как над Северной Африкой и узкой полосой пролива опустилась ночь, я всплыл. Батареи нуждались в подзарядке, но больше всего нам нужен был глоток свежего воздуха.
Стояла прекрасная звёздная ночь. Вокруг царило спокойствие. Ни силуэта, ни шума самолёта. Я передал вахту и велел держать курс на Мелилью на африканском побережье, а сам пошёл вздремнуть. В тот момент, мне казалось, наши радары были для меня важнее вперёдсмотрящих.
Внезапно тишину ночи разорвали два взрыва. Лодку тряхнуло. Я спрыгнул с койки.
Тут раздался третий взрыв. Лодка встала на дыбы. Раздались звуки бьющегося стекла, вырубился свет. Воцарилось столпотворение, неописуемый хаос. Полопались трубопроводы, повыскакивали из своих гнёзд металлические пайолы палубы.
Бросившись в центральный пост, я попал ногой между двух трубопроводов, сорвавшихся со своих мест. Чем больше я старался высвободить ногу, тем больше её, казалось, зажимало. Люди, бежавшие в центральный пост из первого отсека, натыкались на меня, старались протиснуться, и оттого меня ещё больше зажимало. В темноте они, конечно, не видели меня, и тем более не видели, что перед ними командир. Отчаянная ситуация требовала отчаянных мер, и мне приходилось довольно грубо отбиваться от объятий моих усердных друзей и делать соответствующие высказывания насчёт того, что я о них думаю, и в кратких выражениях объяснять, что я тоже спешу на работу.
Наконец восстановилось подобие порядка, я сумел с посторонней помощью вытащить ногу и броситься в боевую рубку и далее – на мостик.
Выскочив на мостик, я был встречен адским рёвом. Как мне показалось, верхняя вахта чему-то радовалась. Вахтенный офицер показал рукой вперёд влево, и я успел увидеть исчезающий в волнах вражеский самолёт.
Оказывается, пока мы там думали, что лодка тонет, верхняя вахта сбила самолёт. Люди увидели близкий силуэт, открыли огонь и попали!
– Всем наверх! – крикнул я.
Нас побило здорово. Даже дизеля встали. Лодка стала почти грудой металла. Потом я услышал, что произошло.
Третья бомба упала на волосок от борта лодки и затем взорвалась на глубине 15-20 метров под нами. Никто из нас внизу, я думаю, не заметил особенно, как нас приподняло взрывом, но когда лодка пошла вниз, да ещё в неё попала вода из выросшего после взрыва и обрушившегося на неё столба воды, я и подумал: «Вот оно. Вот как оно бывает, когда тебя топят».
На одном хромом дизеле мы попытались продолжить путь к берегу. Я надеялся, что мы сможем пройти у прибрежных скал и спрятаться под маскировкой из брезента и за скалами.
– Если этот парень не воспользовался радио, – сказал кто-то, – то они, может, и не пришлют другой самолёт.
– Пришлют! – возразил я. – Это парень ведь улетал не навечно. Как только время выйдет, из его эскадрильи пошлют ещё кого-нибудь – выяснить, что с ним случилось.
Второй самолёт, как и положено, появился. И довольно скоро. Первый лётчик явно послал сигнал, прежде чем атаковать. Второй самолёт обошёл нас на весьма почтительном расстоянии.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86
Одним из командиров, которые добились больших успехов с помощью новой торпеды, был Альбрехт Бранди, Первая его лодка была потоплена в 1943 году у африканских берегов Средиземного моря, потом он ещё дважды выживал после гибели двух других его лодок. Сейчас Бранди – архитектор.
* * *
«Два британских авианосца, три крейсера и около двадцати эсминцев и корветов проводят в настоящее время учения в районе Гибралтара».
Так говорилось в радиограмме, полученной ближе к концу августа из разведки ВМФ.
Воды Средиземного моря кристально чисты и прозрачны, часто море бывает гладким, как деревенский прудик. Даже слегка поднятый над поверхностью перископ оставляет на такой воде после себя длинный пенистый след. Он выдаёт лодку, так как виден с самолёта издалека. И так бывало часто. Британская авиаразведка успела накрыть Средиземное море мелкоячеистой сетью, что делало жизнь подводников невероятно трудной.
28 августа 1943 года Бранди готовился к выходу в море. Вот что он пишет:
Я вышел в море в большой спешке. Сначала я двигался со скоростью велосипедиста, в надводном положении, потом – пешехода, под водой. Я очень осторожно крался к соединению кораблей противника. Эсминцы образовали два кольца охранения вокруг двух авианосцев и крейсеров.
Я поднырнул под внешнее кольцо эсминцев и подкрался на бесшумном ходу к большим кораблям. Перископ я поднимал каждый раз на считанные секунды.
По моим подсчётам, главный корабль находился в радиусе выстрела. «Спокойно, – говорил я себе. – Ещё чуть-чуть поближе, и дай Бог тебе спокойствия и выдержки».
Скоро авианосец был в поле моего зрения. Он казался громадным, массивным. И в тот момент, когда я собрался дать команду приготовить торпедные аппараты к залпу, корабли изменили курс, словно производили манёвр с целью уйти с линии огня атакующей подводной лодки. Вполне возможно, что они как раз и отрабатывали совместный манёвр. Я воздержался от выстрела. Шанс поразить цель был ничтожным, а потерять лодку – весьма велик.
Я целый день маневрировал, пытаясь выйти на позицию для выстрела, но все безуспешно. Это был день сплошной нервотрёпки.
Над головой и вокруг нас раздавались высокие тона винтов британских эсминцев и корветов – весьма раздражающие шумы. В любой момент, я чувствовал, они могут обнаружить нас. Но британцы, очевидно, чувствовали себя в такой безопасности, что пренебрегали использованием своих гидрофонов. Иначе бы они нас нашли.
Тот факт, что я вошёл в контакт с противником и он проводит учения несколько дней, вселял в меня надежду, что у меня ещё появится возможность атаковать его. И всё-таки было обидно, что у меня под носом ходят такие великаны, как «Формидабл» и «Илластриес», а я не могу ничего поделать. А узнать их я узнал, потому что у нас были их силуэты.
И на второй день мне не повезло. А на третий я не смог даже подобраться к ним.
Наконец после всех этих долгих и бесплодных дней я решил, что надо что-то положить в карман, прежде чем возвращаться на базу. И я поразил два эсминца – один по правому, другой по левому борту, залпом четырёх торпед, по две на каждого.
В Гибралтаре зашевелилась противолодочная оборона. Мы были так близко к нему, когда я стрелял, что было видно многое из происходящего на Скале.
Я под водой пошёл под прикрытие африканского берега. Эсминцы забегали над нашей головой во все стороны. Глубинные бомбы посыпались десятками, но все – не ближе мили от нас. Люди в лодке широко улыбались – впервые за весь поход.
После того как над Северной Африкой и узкой полосой пролива опустилась ночь, я всплыл. Батареи нуждались в подзарядке, но больше всего нам нужен был глоток свежего воздуха.
Стояла прекрасная звёздная ночь. Вокруг царило спокойствие. Ни силуэта, ни шума самолёта. Я передал вахту и велел держать курс на Мелилью на африканском побережье, а сам пошёл вздремнуть. В тот момент, мне казалось, наши радары были для меня важнее вперёдсмотрящих.
Внезапно тишину ночи разорвали два взрыва. Лодку тряхнуло. Я спрыгнул с койки.
Тут раздался третий взрыв. Лодка встала на дыбы. Раздались звуки бьющегося стекла, вырубился свет. Воцарилось столпотворение, неописуемый хаос. Полопались трубопроводы, повыскакивали из своих гнёзд металлические пайолы палубы.
Бросившись в центральный пост, я попал ногой между двух трубопроводов, сорвавшихся со своих мест. Чем больше я старался высвободить ногу, тем больше её, казалось, зажимало. Люди, бежавшие в центральный пост из первого отсека, натыкались на меня, старались протиснуться, и оттого меня ещё больше зажимало. В темноте они, конечно, не видели меня, и тем более не видели, что перед ними командир. Отчаянная ситуация требовала отчаянных мер, и мне приходилось довольно грубо отбиваться от объятий моих усердных друзей и делать соответствующие высказывания насчёт того, что я о них думаю, и в кратких выражениях объяснять, что я тоже спешу на работу.
Наконец восстановилось подобие порядка, я сумел с посторонней помощью вытащить ногу и броситься в боевую рубку и далее – на мостик.
Выскочив на мостик, я был встречен адским рёвом. Как мне показалось, верхняя вахта чему-то радовалась. Вахтенный офицер показал рукой вперёд влево, и я успел увидеть исчезающий в волнах вражеский самолёт.
Оказывается, пока мы там думали, что лодка тонет, верхняя вахта сбила самолёт. Люди увидели близкий силуэт, открыли огонь и попали!
– Всем наверх! – крикнул я.
Нас побило здорово. Даже дизеля встали. Лодка стала почти грудой металла. Потом я услышал, что произошло.
Третья бомба упала на волосок от борта лодки и затем взорвалась на глубине 15-20 метров под нами. Никто из нас внизу, я думаю, не заметил особенно, как нас приподняло взрывом, но когда лодка пошла вниз, да ещё в неё попала вода из выросшего после взрыва и обрушившегося на неё столба воды, я и подумал: «Вот оно. Вот как оно бывает, когда тебя топят».
На одном хромом дизеле мы попытались продолжить путь к берегу. Я надеялся, что мы сможем пройти у прибрежных скал и спрятаться под маскировкой из брезента и за скалами.
– Если этот парень не воспользовался радио, – сказал кто-то, – то они, может, и не пришлют другой самолёт.
– Пришлют! – возразил я. – Это парень ведь улетал не навечно. Как только время выйдет, из его эскадрильи пошлют ещё кого-нибудь – выяснить, что с ним случилось.
Второй самолёт, как и положено, появился. И довольно скоро. Первый лётчик явно послал сигнал, прежде чем атаковать. Второй самолёт обошёл нас на весьма почтительном расстоянии.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86