Витмер об этой встрече со слов дежурного свитского генерала. Император, «когда доложили о приезде Скобелева, очень сердито приказал позвать приехавшего в кабинет. Скобелев вошел туда крайне сконфуженным и по прошествии двух часов вышел веселым и довольным». Передавая распространившееся тогда мнение, Витмер добавляет: «Нетрудно сообразить, что если суровый император, не любивший шутить, принял Скобелева недружелюбно, то не мог же он распекать целых два часа! Очевидно, талантливый честолюбец успел заразить миролюбивого государя своими взглядами на нашу политику в отношении Германии и других соседей».
В. И. Немирович-Данченко писал об аудиенции у царя: «В высшей степени интересен рассказ его (Скобелева. – Авт.) о приеме в Петербурге. К сожалению, его нельзя еще передать в печати. Можно сказать только одно – что он выехал отсюда полный надежд и ожидания на лучшее для России будущее».
Внешние успехи в Петербурге не сняли у Скобелева внутреннего напряжения. Он понимал, что идет по ниточке, которая в любую минуту может порваться. Его не покидали дурные предчувствия. Примечателен в этом плане разговор Скобелева с Дукмасовым – его адъютантом времен Балканской кампании. «Это постоянное напоминание о смерти Михаилом Дмитриевичем, – вспоминал Дукмасов, – крайне дурно действовало на меня, и я даже несколько рассердился на генерала.
– Что это вы все говорите о смерти! – сказал я недовольным голосом. – Положим, это участь каждого из нас, но вам еще слишком рано думать о могиле… Только напрасно смущаете других. Ведь никто вам не угрожает смертью?!
– А почем вы знаете? Впрочем, все это чепуха! – прибавил он быстро.
– Конечно, чепуха, – согласился я».
Похожий разговор приводит в своих воспоминаниях В. И. Немирович-Данченко. «Я уже говорил о том, как он не раз выражал предчувствия близкой кончины друзьям и интимным знакомым. Весною прошлого года (то есть 1882-го. – Авт.), прощаясь с доктором Щербаковым, он опять повторил то же самое.
– Мне кажется, я буду жить очень недолго и умру в этом же году!
Приехав к себе в Спасское, он заказал панихиду по генералу Кауфману.
В церкви он все время был задумчив, потом отошел в сторону, к тому месту, которое выбрал сам для своей могилы и где лежит он теперь, непонятный в самой смерти.
Священник о. Андрей подошел к нему и взял его за руку.
– Пойдемте, пойдемте… Рано, еще думать об этом…
Скобелев очнулся, заставил себя улыбнуться.
– Рано?.. Да, конечно, рано… Повоюем, а потом и умирать будем…»
22 апреля 1882 года Скобелев отправился в Минск к вверенному ему корпусу. Народ встречал «белого генерала» хлебом-солью. В Могилев, где стояла 16-я дивизия, во главе которой он участвовал в Балканском походе, Скобелев въезжал поздно вечером при свете факелов. Выйдя из экипажа, генерал шел с непокрытой головой по улицам, запруженным встречавшими его людьми. В Бобруйске его приветствовало все духовенство, возглавляемое каноником Сенчиковским.
Возможно, столь яркое проявление народного обожания дало новый импульс «бонапартистским» планам Скобелева. Во всяком случае уже в мае 1882 года во время последней поездки в Париж генерал нарушил «обет молчания». Он открыто фрондировал по отношению к Александру III, выражал свое неодобрение внутренней и внешней политикой правительства, весьма пессимистически высказывался о будущей судьбе России.
Вполне вероятно, что во Франции у «белого генерала» сложился конкретный план действий, для осуществления которого по возвращении домой он начал лихорадочно обращать в деньги все свое имущество. Посетившему его князю Д Д. Оболенскому Михаил Дмитриевич заявил, что собирается ехать в Болгарию, где вскоре начнется настоящая война. «Но надо взять с собою много денег, – добавил он, – я все процентные бумаги свои реализую, все продам. У меня на всякий случай будет миллион денег с собою. Это очень важно – не быть связанным деньгами, а иметь их свободными».
Через несколько дней Оболенский вновь навестил Скобелева. Тот отдавал распоряжения о продаже бумаг, облигаций, золота, акций и т. п. «Все взято из государственного банка, все продано, и собирается около миллиона, – сказал Михаил Дмитриевич, – да из Спасского хлеб продается – он в цене, будет и весь миллион».
Когда в те дни к нему обратились с просьбой одолжить 5000 рублей, обычно исключительно щедрый Скобелев отказал. «Не могу дать никаким образом, – ответил он, – я реализовал ровно миллион и дал себе слово до войны самому не тратить ни копейки с этого миллиона. Кроме жалованья, я ничего не проживаю, а миллион у меня наготове, на случай – будет надобность ехать в Болгарию».
Эта история с миллионом по сей день продолжает оставаться одной из тайн, окружающих имя «белого генерала» То ли он собирал деньги для какой-то политической комбинации, то ли действительно намеревался ехать в Болгарию – нам остается только догадываться.
Под Плевной
В последний год своей жизни М. Д. Скобелев неоднократно возвращался мыслями к Болгарии. Ведь эту страну вместе с другими русскими воинами он освободил от турецкого ига, с ней была связана его слава славянского защитника.
Особенно часто вспоминал «белый генерал» ожесточенные бои под Плевной. Три штурма русских войск отбили засевшие в этом городке турки и лишь после осады сдались на милость победителя. Многократно на белом коне, в белом кителе и белой фуражке водил Скобелев свои войска в атаки и контратаки, личным примером и задушевным словом внушал солдатам уверенность в победу.
– А помнишь, Дукмасов, Зеленые горы? – как-то обратился он к своему адъютанту, неотступно сопровождавшему его во время русско-турецкой кампании.
Конечно, Петр Архипович не мог забыть эти позиции на покрытых пышной зеленью холмах, что возвышались вокруг Плевны. Не раз они переходили из рук в руки.
В середине сентября 1877 года, вступив в командование 16-й пехотной дивизией, генерал-лейтенант М. Д. Скобелев стал полным хозяином зеленогорских позиций. Он немедленно поставил во главе штаба дивизии своего любимца и друга подполковника А. Н. Куропаткина, и эти двое людей стали душою Зеленых гор.
В одну темную, ненастную октябрьскую ночь Скобелев выслал охотников с саперами, и к утру турецкие позиции оказались опоясанными русскими траншеями. Турки пробовали было выбивать русских, но напрасно. В одной из траншей поселился Скобелев вместе с Куропаткиным. Генерал сам отправлял солдат на вылазки против турок, давал им наставления, как биться с врагом, заклепывать орудия, выбивать неприятеля штыками. Если же турки атаковали, Михаил Дмитриевич неизменно возглавлял отражение их удара.
Именно здесь, под Плевной, он стал кумиром солдат. Скобелев не любил пышных речей, предпочитал простой разговор с подчиненными.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16
В. И. Немирович-Данченко писал об аудиенции у царя: «В высшей степени интересен рассказ его (Скобелева. – Авт.) о приеме в Петербурге. К сожалению, его нельзя еще передать в печати. Можно сказать только одно – что он выехал отсюда полный надежд и ожидания на лучшее для России будущее».
Внешние успехи в Петербурге не сняли у Скобелева внутреннего напряжения. Он понимал, что идет по ниточке, которая в любую минуту может порваться. Его не покидали дурные предчувствия. Примечателен в этом плане разговор Скобелева с Дукмасовым – его адъютантом времен Балканской кампании. «Это постоянное напоминание о смерти Михаилом Дмитриевичем, – вспоминал Дукмасов, – крайне дурно действовало на меня, и я даже несколько рассердился на генерала.
– Что это вы все говорите о смерти! – сказал я недовольным голосом. – Положим, это участь каждого из нас, но вам еще слишком рано думать о могиле… Только напрасно смущаете других. Ведь никто вам не угрожает смертью?!
– А почем вы знаете? Впрочем, все это чепуха! – прибавил он быстро.
– Конечно, чепуха, – согласился я».
Похожий разговор приводит в своих воспоминаниях В. И. Немирович-Данченко. «Я уже говорил о том, как он не раз выражал предчувствия близкой кончины друзьям и интимным знакомым. Весною прошлого года (то есть 1882-го. – Авт.), прощаясь с доктором Щербаковым, он опять повторил то же самое.
– Мне кажется, я буду жить очень недолго и умру в этом же году!
Приехав к себе в Спасское, он заказал панихиду по генералу Кауфману.
В церкви он все время был задумчив, потом отошел в сторону, к тому месту, которое выбрал сам для своей могилы и где лежит он теперь, непонятный в самой смерти.
Священник о. Андрей подошел к нему и взял его за руку.
– Пойдемте, пойдемте… Рано, еще думать об этом…
Скобелев очнулся, заставил себя улыбнуться.
– Рано?.. Да, конечно, рано… Повоюем, а потом и умирать будем…»
22 апреля 1882 года Скобелев отправился в Минск к вверенному ему корпусу. Народ встречал «белого генерала» хлебом-солью. В Могилев, где стояла 16-я дивизия, во главе которой он участвовал в Балканском походе, Скобелев въезжал поздно вечером при свете факелов. Выйдя из экипажа, генерал шел с непокрытой головой по улицам, запруженным встречавшими его людьми. В Бобруйске его приветствовало все духовенство, возглавляемое каноником Сенчиковским.
Возможно, столь яркое проявление народного обожания дало новый импульс «бонапартистским» планам Скобелева. Во всяком случае уже в мае 1882 года во время последней поездки в Париж генерал нарушил «обет молчания». Он открыто фрондировал по отношению к Александру III, выражал свое неодобрение внутренней и внешней политикой правительства, весьма пессимистически высказывался о будущей судьбе России.
Вполне вероятно, что во Франции у «белого генерала» сложился конкретный план действий, для осуществления которого по возвращении домой он начал лихорадочно обращать в деньги все свое имущество. Посетившему его князю Д Д. Оболенскому Михаил Дмитриевич заявил, что собирается ехать в Болгарию, где вскоре начнется настоящая война. «Но надо взять с собою много денег, – добавил он, – я все процентные бумаги свои реализую, все продам. У меня на всякий случай будет миллион денег с собою. Это очень важно – не быть связанным деньгами, а иметь их свободными».
Через несколько дней Оболенский вновь навестил Скобелева. Тот отдавал распоряжения о продаже бумаг, облигаций, золота, акций и т. п. «Все взято из государственного банка, все продано, и собирается около миллиона, – сказал Михаил Дмитриевич, – да из Спасского хлеб продается – он в цене, будет и весь миллион».
Когда в те дни к нему обратились с просьбой одолжить 5000 рублей, обычно исключительно щедрый Скобелев отказал. «Не могу дать никаким образом, – ответил он, – я реализовал ровно миллион и дал себе слово до войны самому не тратить ни копейки с этого миллиона. Кроме жалованья, я ничего не проживаю, а миллион у меня наготове, на случай – будет надобность ехать в Болгарию».
Эта история с миллионом по сей день продолжает оставаться одной из тайн, окружающих имя «белого генерала» То ли он собирал деньги для какой-то политической комбинации, то ли действительно намеревался ехать в Болгарию – нам остается только догадываться.
Под Плевной
В последний год своей жизни М. Д. Скобелев неоднократно возвращался мыслями к Болгарии. Ведь эту страну вместе с другими русскими воинами он освободил от турецкого ига, с ней была связана его слава славянского защитника.
Особенно часто вспоминал «белый генерал» ожесточенные бои под Плевной. Три штурма русских войск отбили засевшие в этом городке турки и лишь после осады сдались на милость победителя. Многократно на белом коне, в белом кителе и белой фуражке водил Скобелев свои войска в атаки и контратаки, личным примером и задушевным словом внушал солдатам уверенность в победу.
– А помнишь, Дукмасов, Зеленые горы? – как-то обратился он к своему адъютанту, неотступно сопровождавшему его во время русско-турецкой кампании.
Конечно, Петр Архипович не мог забыть эти позиции на покрытых пышной зеленью холмах, что возвышались вокруг Плевны. Не раз они переходили из рук в руки.
В середине сентября 1877 года, вступив в командование 16-й пехотной дивизией, генерал-лейтенант М. Д. Скобелев стал полным хозяином зеленогорских позиций. Он немедленно поставил во главе штаба дивизии своего любимца и друга подполковника А. Н. Куропаткина, и эти двое людей стали душою Зеленых гор.
В одну темную, ненастную октябрьскую ночь Скобелев выслал охотников с саперами, и к утру турецкие позиции оказались опоясанными русскими траншеями. Турки пробовали было выбивать русских, но напрасно. В одной из траншей поселился Скобелев вместе с Куропаткиным. Генерал сам отправлял солдат на вылазки против турок, давал им наставления, как биться с врагом, заклепывать орудия, выбивать неприятеля штыками. Если же турки атаковали, Михаил Дмитриевич неизменно возглавлял отражение их удара.
Именно здесь, под Плевной, он стал кумиром солдат. Скобелев не любил пышных речей, предпочитал простой разговор с подчиненными.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16