ТВОРЧЕСТВО

ПОЗНАНИЕ

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 

А ты над чем работаешь, Архит?
— Большей частью занимаюсь математикой. Однако придумал один приборчик. — Архит показал на вертикальную трубочку, закрепленную на основании. В нижней части трубочка при помощи дыхательного горла журавля соединялась с кузнечными мехами, а в верхней — с горизонтальной трубкой длиной около двух футов. На ее конце сидела деревянная птичка.
Архит наклонился, взялся за рукояти мехов, раздвинул их, а потом резким движением качнул. С шипением пошел воздух. Птичка пошевелилась. Трубка вместе с птичкой и начала крутиться, как спица колеса, а у птички затрепетали крылышки. Когда воздух перестал поступать, птичка начала останавливаться и, наконец, замерла.
— Зевс Олимпийский! Как умно, Архит! — вскричал Зопирион. — Ну-ка, посмотрим, воздух идет по горлышку, потом по трубке, а потом выходит через дырочки в птичке… Нужно найти этому практическое применение. Интересно, а что если на галеру вместо гребцов поставить такие устройства, в снизу качать воздух…
— О боги, что это? — испуганно воскликнул Платон. Из угла каюты, где стояло странное нагромождение кувшинов и трубок, раздался заунывный вой.
— Значит, наступило время обеда, — сказал Архит и объяснил действие автоматического сигнала, придуманного для Дионисия-старшего.
— Подобное устройство могло бы подавать сигнал о начале занятий, — сказал Платон. — Вы должны снабдить меня чертежом и описанием, и я смогу поторапливать медлительных учеников.
За обедом Платон продолжил разговор.
— Если разговор зашел о студентах, было бы здорово, если бы сейчас с нами оказался паренек из Стагейры — Аристотель. У него страстная тяга к познанию. Он все классифицирует, даже машины.
— Ты говоришь о тощем всезнайке? Такой шепелявый? — переспросил Зопирион.
— Именно о нем. Я позволил ему брать уроки у некоторых моих коллег. Он поклялся, что однажды станет философом, однако я сомневаюсь в наличии у него внутреннего озарения, — Платон поудобнее улегся на ложе и поставил локоть на подушку. Слуги забегали с подносами.
— Ох, вижу, у тебя по прежнему все прекрасно, Архит! — сказал Платон.
— У человека должен быть, по крайней мере, один порок, а чревоугодие — самый безобидный.
Платон не отрывался от еды, поставленной на отдельный столик специально для него.
— Можно тебя спросить, Архит, — немного утолив голод, спросил он. — По дороге сюда Зопирион рассказывал мне о приключениях своей юности, когда вы работали на Дионисия-старшего. Можно попросить его продолжить? Зопирион, ты остановился на случае, когда финикийский капитан освободил тебя из рабства.
Зопирион вздохнул.
— После того, как я покинул гостеприимный дом Асто, три года искал Коринну, останавливая поиск лишь для того, чтобы подзаработать денег строительным делом. Однако мне не удалось ее найти. По моей просьбе Инв тоже искал ее и так же безуспешно. Кстати, Архит, ты виделся с ним с тех пор?
— Да, несколько дней назад он приехал в Тарент.
— И как он?
— Как обычно. Брюзжит, что это его последнее путешествие. Но даже не представляет, чем будет заниматься, если оставит свой бизнес. К примеру, мы с тобой, о Платон, можем заняться написанием философских трактатов об улучшении нашего жестокого и безнравственного мира. Однако Инв реализует это на практике.
— Мне бы хотелось дослушать рассказ Зопириона, если ты позволишь, — попросил Платон.
— Итак, с мальчиком — моим пасынком — все в порядке.
— А где он? — спросил Платон.
— В Карфагене, в доме отца. После падения Мессаны его продали в рабство, и работорговец спросил мальчугана, кто он и откуда. Ребенок — а он был очень сообразительным — сказал, что он — сын Илазара, строительного подрядчика из Карфагена. Работорговец, предвкушая выгодную сделку, связался с Илазаром и получил за него выкуп.
— А что было дальше?
— Парнишка вырос, женился, служил в армии Карфагена, а после смерти Илазара унаследовал его дело. Если бы он остался в Элладе, то стал бы известным атлетом: у него отличное тело. Однако в Финикии гимнастику и гимнастические состязания считают ребячеством.
— Варвары, — пробурчал Платон.
— Однако они со своей стороны, могут сказать про нас то же самое. Как бы то ни было, бывая в Карфагене по делам, я пару раз встречался с Ахирамом. Он с радостью встретился со своим отчимом, однако, совершенно не помнит наших приключений: в пещере у ведьмы и того, как мы едва избежали рабства. И почти не помнит свою мать.
— Значит, похищение мальчика ни к чему не привело?
— Я бы так не сказал. Если бы во время гражданской войны в Карфагене, которая началась после осады Сиракуз, он остался со своим отцом, то мог бы закончить свою жизнь в чреве Ваала Хаммона. Но он переждал это смутное время у работорговца. А когда снова наступили тяжелые времена и потребовались детские жертвы, он был уже слишком взрослым. Судя по всему, у богов есть план для каждой человеческой жизни.
— А что случилось с членами семьи твоей жены? — спросил Платон.
— Ее отец, Ксанф, умер от перенапряжения во время запоздалой попытки спастись бегством из Мессаны. Главк погиб, сражаясь с карфагенянами. Во время суматохи Коринна и ее мать потерялись. Ирена спряталась у родственников, но вскоре умерла. Говорят, сердце не выдержало. Ошибка Ксанфа заключалась в том, что он верил оракулу больше, чем собственному разуму. Почти всем жителям Мессаны, накануне осады покинувшим город, удалось спастись. Я тоже совершил ошибку, не послушавшись совета Архита, и не покинув службу у Дионисия после первой кампании.
— А Коринна совершила ошибку, вернувшись в Мессану, — продолжил Архит. — А Дионисий был неправ, начиная военные действия, Гимилк совершил ошибку, взяв Мессану, и так далее. Пытаться искать виновных в каждом событии жизни отдельного человека не что иное, как бесконечные и бесполезные упражнения в философии.
— А ты так и не женился вторично? — спросил Платон.
— Нет. Меня никогда не покидала надежда, что я найду ее, хотя логика здесь отсутствует.
Платон захихикал.
— Ты действительно совершенно не эллин! Высший человек не позволит себе из-за подобных сантиментов отказаться от выполнения гражданского долга — родить законных детей…
— Неужели? — неожиданно вспыхнув, прервал его Зопирион. — А как насчет Архинассы? Ты в течение долгих лет проповедовал о чистой духовной любви, а сам потерял голову из-за средних лет гетеры…
Заметив, что Платон приходит в ярость, Зопирион замолчал. Архит, как ни в чем ни бывало, перевел разговор на его математические изыскания. Когда слуги вымыли и вытерли руки участникам обеда, Зопирион испытующе взглянул на Архита.
— Послушай, старик, ты от меня что-то скрываешь.
— Не понимаю, о чем ты!
— Да нет же, я тебя знаю!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93