Первым делом нужно найти людей – хоть кого-нибудь. А заодно и жилье. Значит, надо искать дорогу.
И Шварц инстинктивно повернул туда, где деревья были пореже.
Вечерняя прохлада забиралась под пиджак, а кроны деревьев становились сумрачными и зловещими, когда он вышел на узкую полосу, мощенную укатанным щебнем, и устремился по ней, чуть не рыдая от облегчения и наслаждаясь тем, что ступает по твердой поверхности. Но дорога была пуста, куда ни посмотри, и у Шварца вновь сжалось сердце. Он надеялся на какую-нибудь машину, которую можно остановить и спросить водителя – в нетерпении он даже произнес это вслух: «Вы, случайно, не а Чикаго едете?»
А если это совсем не окрестности Чикаго? Тогда в любой город, лишь бы там был телефон. У Шварца с собой было всего четыре доллара и тридцать семь центов, но ведь можно обратиться в полицию…
И Шварц все шел и шел по середине дороги, поглядывая то вперед, то назад и не замечая, что солнце садится, и появляются первые звезды.
Ни одной машины! И становится совсем темно.
Увидев слева на горизонте какое-то сияние, Шварц решил, что у него опять помутилось в голове. Небо в просветах между деревьями светилось холодным голубым огнем. Ничего похожего на дрожащий красный отсвет, который, по мнению Шварца, мог бы быть отражением лесного пожара – это было слабое, призрачное свечение. Щебень под ногами у Шварца тоже вспыхнул слабым светом. Шварц нагнулся и потрогал его – щебень на ощупь был как щебень, но все-таки чуть-чуть светился.
И Шварц, сам не зная зачем, вдруг бросился бежать, глухо и неровно топоча по дороге. Заметив, что все еще сжимает в руке порезанную куклу, он в бешенстве отшвырнул ее от себя. Злобная издевка, напоминающая о рухнувшей жизни…
Потом он в панике спохватился: все-таки кукла может доказать, что он не сумасшедший, зря он ее выбросил. И стал ползать по земле, пока не нашел ее – темное пятнышко на чуть мерцающей дороге. Из нее торчали нитки, и Шварц рассеянно затолкал их обратно.
И снова пошел вперед, сказав себе: нечего бегать, не; молоденький.
Жутко проголодался, а когда увидел в темноте огонек, поначалу испугался, но ненадолго.
Жилье, люди!
Шварц заорал, однако ему никто не ответил. И все же это был дом – светлая точка в кромешной жути последних часов. Шварц свернул с дороги и пошел напролом, прыгая через канавы, натыкаясь на деревья и продираясь через кусты. Потом перешел через ручей.
Странное дело – ручей тоже слабо светился, фосфоресцируя в темноте. Но Шварц отметил это лишь краем сознания.
Он подошел к дому и потрогал твердую белую стену. Это был не камень, не кирпич и не дерево, но Шварца это сейчас не волновало. Материал был похож на толстый фаянс. Впрочем, какая разница? Шварцу нужна была дверь, он нашел ее и, не видя звонка, стал бить в нее ногами и вопить, точно демон.
Он услышал какие-то шорохи внутри, услышал блаженную музыку человеческого голоса и снова завопил:
– Эй, люди!
Дверь, как видно, хорошо смазанная, со слабым шорохом открылась. На пороге появилась встревоженная женщина, высокая и жилистая. Позади нее маячила сухопарая фигура мрачного мужчины в рабочей одежде. Нет, не в рабочей. Шварц просто никогда не видел такой одежды, но она чем-то напомнила ему рабочую спецовку.
Анализировать было некогда. И эти люди, и их одежда казались ему прекрасными – лучшие друзья не могли быть ему милее в эту минуту.
Женщина произнесла что-то певучим, но строгим голосом, и Шварц ухватился за косяк, чтобы не упасть. Он беспомощно пошевелил губами, и липкий, глубоко запрятанный в нем страх ожил, прервал дыхание и стиснул сердце.
Женщина говорила на неизвестном ему языке.
Глава вторая
Что делать с незнакомцем?
В тот вечер Лоа Марен и ее флегматичный муж Арбин играли в карты. Старик в инвалидном кресле сердито зашуршал газетой из своего угла и позвал:
– Арбин!
Арбин ответил не сразу – он обдумывал свой ход, выравнивая веер карт. Приняв решение, он рассеянно откликнулся:
– Чего тебе, Грю?
Седоголовый Грю свирепо глянул на зятя поверх газеты и снова зашуршал. Шуршанием он облегчал себе душу. Если тебя переполняет энергия, а ты прикован к инвалидному креслу и вместо ног у тебя две сухих палки, то надо же как-то, черт возьми, выражать свои чувства? Грю выражал их с помощью газеты. Он ею шуршал, жестикулировал, а то и хлопал по чему попало.
Грю знал, что повсюду, кроме Земли, текущие новости снимаются на микропленку, которую можно потом заправить в обычный книжный проектор, и презрительно ухмылялся про себя, считая подобное новшество упадочным и дегенеративным.
– Читал – на Землю археологическую экспедицию посылают? – спросил он зятя.
– Нет, не читал, – спокойно ответил Арбин.
Это и так было ясно – газеты, кроме старика, никто еще не видел, а от видео семья в прошлом году отказалась. Вопрос Грю был своего рода гамбитом, начинающим партию.
– Посылают. Да еще за счет Империи. Как тебе это нравится? – И Грю начал читать, почему-то запинаясь на каждом слове, как большинство людей, читающих вслух: – «Бел Арвардан, старший научный сотрудник Имперского археологического института, заявил в интервью, данном «Галактик Пресс», что многого ожидает от археологических изысканий на планете Земля, расположенной на окраине сектора Сириуса (см. карту). “Земля, – сказал Арвардан, – с ее архаической культурой и уникальной экологией, представляет собой пример извращенной цивилизации, которой наши социологи слишком долго пренебрегали, рассматривая Землю лишь как трудный для управления объект. Я твердо уверен, что через год-другой в наших устоявшихся фундаментальных концепциях о социальной эволюции и истории человечества произойдут революционные изменения”». И так далее, и так далее, – закончил Грю.
Арбин, слушавший краем уха, пробормотал:
– Почему это у нас извращенная цивилизация?
Лоа, которая совсем не слушала, напомнила мужу:
– Твой ход, Арбин.
– Спросил бы лучше, с чего «Трибьюн» это напечатала? Ты же знаешь, они и за миллион имперских кредиток не стали бы печатать сообщение «Галактик. Пресс» без особой на то причины. – Не дождавшись ответа, Грю продолжал; – Так вот, они сделали на этом передовицу. На всю полосу размахнулись, все кости перемыли несчастному Арвардану, Человек собирается сюда в научных целях, а они из кожи лезут, чтобы ему помешать. Поглядите только, какую демагогию они там развел». – Он потряс газетой. – Читайте же! Что ж вы не читаете?
Лоа отложила карты, плотно сжав свои тонкие губы.
– Отец, у нас был тяжелый день, может быть, отдохнем от политики? Отложим ее на потом? Прошу тебя, отец.
– «Прошу тебя, отец! Прошу тебя, отец!» – нахмурясь, передразнил ее Грю. – Видно, вам здорово надоел старый отец, раз вам жалко перемолвиться с ним парой слов о событиях дня.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53
И Шварц инстинктивно повернул туда, где деревья были пореже.
Вечерняя прохлада забиралась под пиджак, а кроны деревьев становились сумрачными и зловещими, когда он вышел на узкую полосу, мощенную укатанным щебнем, и устремился по ней, чуть не рыдая от облегчения и наслаждаясь тем, что ступает по твердой поверхности. Но дорога была пуста, куда ни посмотри, и у Шварца вновь сжалось сердце. Он надеялся на какую-нибудь машину, которую можно остановить и спросить водителя – в нетерпении он даже произнес это вслух: «Вы, случайно, не а Чикаго едете?»
А если это совсем не окрестности Чикаго? Тогда в любой город, лишь бы там был телефон. У Шварца с собой было всего четыре доллара и тридцать семь центов, но ведь можно обратиться в полицию…
И Шварц все шел и шел по середине дороги, поглядывая то вперед, то назад и не замечая, что солнце садится, и появляются первые звезды.
Ни одной машины! И становится совсем темно.
Увидев слева на горизонте какое-то сияние, Шварц решил, что у него опять помутилось в голове. Небо в просветах между деревьями светилось холодным голубым огнем. Ничего похожего на дрожащий красный отсвет, который, по мнению Шварца, мог бы быть отражением лесного пожара – это было слабое, призрачное свечение. Щебень под ногами у Шварца тоже вспыхнул слабым светом. Шварц нагнулся и потрогал его – щебень на ощупь был как щебень, но все-таки чуть-чуть светился.
И Шварц, сам не зная зачем, вдруг бросился бежать, глухо и неровно топоча по дороге. Заметив, что все еще сжимает в руке порезанную куклу, он в бешенстве отшвырнул ее от себя. Злобная издевка, напоминающая о рухнувшей жизни…
Потом он в панике спохватился: все-таки кукла может доказать, что он не сумасшедший, зря он ее выбросил. И стал ползать по земле, пока не нашел ее – темное пятнышко на чуть мерцающей дороге. Из нее торчали нитки, и Шварц рассеянно затолкал их обратно.
И снова пошел вперед, сказав себе: нечего бегать, не; молоденький.
Жутко проголодался, а когда увидел в темноте огонек, поначалу испугался, но ненадолго.
Жилье, люди!
Шварц заорал, однако ему никто не ответил. И все же это был дом – светлая точка в кромешной жути последних часов. Шварц свернул с дороги и пошел напролом, прыгая через канавы, натыкаясь на деревья и продираясь через кусты. Потом перешел через ручей.
Странное дело – ручей тоже слабо светился, фосфоресцируя в темноте. Но Шварц отметил это лишь краем сознания.
Он подошел к дому и потрогал твердую белую стену. Это был не камень, не кирпич и не дерево, но Шварца это сейчас не волновало. Материал был похож на толстый фаянс. Впрочем, какая разница? Шварцу нужна была дверь, он нашел ее и, не видя звонка, стал бить в нее ногами и вопить, точно демон.
Он услышал какие-то шорохи внутри, услышал блаженную музыку человеческого голоса и снова завопил:
– Эй, люди!
Дверь, как видно, хорошо смазанная, со слабым шорохом открылась. На пороге появилась встревоженная женщина, высокая и жилистая. Позади нее маячила сухопарая фигура мрачного мужчины в рабочей одежде. Нет, не в рабочей. Шварц просто никогда не видел такой одежды, но она чем-то напомнила ему рабочую спецовку.
Анализировать было некогда. И эти люди, и их одежда казались ему прекрасными – лучшие друзья не могли быть ему милее в эту минуту.
Женщина произнесла что-то певучим, но строгим голосом, и Шварц ухватился за косяк, чтобы не упасть. Он беспомощно пошевелил губами, и липкий, глубоко запрятанный в нем страх ожил, прервал дыхание и стиснул сердце.
Женщина говорила на неизвестном ему языке.
Глава вторая
Что делать с незнакомцем?
В тот вечер Лоа Марен и ее флегматичный муж Арбин играли в карты. Старик в инвалидном кресле сердито зашуршал газетой из своего угла и позвал:
– Арбин!
Арбин ответил не сразу – он обдумывал свой ход, выравнивая веер карт. Приняв решение, он рассеянно откликнулся:
– Чего тебе, Грю?
Седоголовый Грю свирепо глянул на зятя поверх газеты и снова зашуршал. Шуршанием он облегчал себе душу. Если тебя переполняет энергия, а ты прикован к инвалидному креслу и вместо ног у тебя две сухих палки, то надо же как-то, черт возьми, выражать свои чувства? Грю выражал их с помощью газеты. Он ею шуршал, жестикулировал, а то и хлопал по чему попало.
Грю знал, что повсюду, кроме Земли, текущие новости снимаются на микропленку, которую можно потом заправить в обычный книжный проектор, и презрительно ухмылялся про себя, считая подобное новшество упадочным и дегенеративным.
– Читал – на Землю археологическую экспедицию посылают? – спросил он зятя.
– Нет, не читал, – спокойно ответил Арбин.
Это и так было ясно – газеты, кроме старика, никто еще не видел, а от видео семья в прошлом году отказалась. Вопрос Грю был своего рода гамбитом, начинающим партию.
– Посылают. Да еще за счет Империи. Как тебе это нравится? – И Грю начал читать, почему-то запинаясь на каждом слове, как большинство людей, читающих вслух: – «Бел Арвардан, старший научный сотрудник Имперского археологического института, заявил в интервью, данном «Галактик Пресс», что многого ожидает от археологических изысканий на планете Земля, расположенной на окраине сектора Сириуса (см. карту). “Земля, – сказал Арвардан, – с ее архаической культурой и уникальной экологией, представляет собой пример извращенной цивилизации, которой наши социологи слишком долго пренебрегали, рассматривая Землю лишь как трудный для управления объект. Я твердо уверен, что через год-другой в наших устоявшихся фундаментальных концепциях о социальной эволюции и истории человечества произойдут революционные изменения”». И так далее, и так далее, – закончил Грю.
Арбин, слушавший краем уха, пробормотал:
– Почему это у нас извращенная цивилизация?
Лоа, которая совсем не слушала, напомнила мужу:
– Твой ход, Арбин.
– Спросил бы лучше, с чего «Трибьюн» это напечатала? Ты же знаешь, они и за миллион имперских кредиток не стали бы печатать сообщение «Галактик. Пресс» без особой на то причины. – Не дождавшись ответа, Грю продолжал; – Так вот, они сделали на этом передовицу. На всю полосу размахнулись, все кости перемыли несчастному Арвардану, Человек собирается сюда в научных целях, а они из кожи лезут, чтобы ему помешать. Поглядите только, какую демагогию они там развел». – Он потряс газетой. – Читайте же! Что ж вы не читаете?
Лоа отложила карты, плотно сжав свои тонкие губы.
– Отец, у нас был тяжелый день, может быть, отдохнем от политики? Отложим ее на потом? Прошу тебя, отец.
– «Прошу тебя, отец! Прошу тебя, отец!» – нахмурясь, передразнил ее Грю. – Видно, вам здорово надоел старый отец, раз вам жалко перемолвиться с ним парой слов о событиях дня.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53