.. Господин Ролле очень хотел бы в последний раз обнять своего сына, но получается так, что это невозможно. Он обратился ко мне с просьбой отправить надежного человека в Англию, чтобы хоть кто-нибудь из земляков мог просто присутствовать и поддержать его сына в последние минуты его жизни. Я связался по этому поводу со Скотленд-ярдом. Но все, что могут нам позволить наши британские коллеги, так это присутствие на казни французского священника. А поскольку парень, похоже, не испытывает религиозных чувств, то этим священником, если не возражаете, будете вы... Я выпучиваю глаза:
- Я?!
- Вы видите какие-то затруднения?
- Нет... но... Просто я удивлен... И потом... Мне кажется, я не очень подхожу на роль пастыря заблудших душ, понимаете?
Шеф незаметно для Ролле подмигивает мне.
- Но, конечно, я всегда согласен... - быстро добавляю я.
Папаша Ролле, превозмогая горе, поднимается и идет ко мне. Он жмет и трясет мою руку, будто это ручка водяного насоса. Он икает, он пускает пузыри, он размазывается, он бормочет тривиальные фразы, истекает слезами, он умоляет, он благодарит...
После этого достает из бумажника пачку денег, толстую, как марокканский пуф, и кладет ее на стол шефа.
- Это на расходы по поездке комиссара Сан-Антонио, - говорит он и снова кидается в омут слез. - Скажите моему сыну, что...
- Хорошо, - скорбно произношу я, - я знаю, что говорят в таких случаях...
Тут мы с шефом прикладываем огромные усилия, чтобы выковырять папашу из кабинета. Он не перестает голосить, лить слезы, рвать себе и нам душу. Он разорвал бы на себе и рубашку, но, видимо, понимает, что здесь будет трудно найти другую.
Когда мы остаемся с патроном одни, наше первое желание - отереть пот со лба. Затем смотрим друг на друга так же выразительно, как два памятника, стоящие один напротив другого.
- Грустно, правда? - тихо говорит шеф.
- Очень...
- Вы, наверное, задаетесь вопросом, почему я выбрал именно вас.
- Да, действительно, - бормочу я. Шеф пожимает плечами.
- Честно говоря, я почти ничего не знаю, понимаете? - Вдруг, будто осознав несоответствие данного заявления со своим положением, он продолжает: - Я чувствую, что в этой истории Эммануэля Ролле есть какая-то тайна. Я давно знаком с их семьей. Это законопослушные тихие граждане, делающие свое дело и неспособные убивать людей...
- В семье не без урода...
- Гм, знаю... Но тем не менее Эммануэль... - Он пожимает плечами. - И вот пожалуйста он садится за руль, небрежно ведет машину, сбивает человека. Вместо того чтобы остановиться, уезжает... Убивает того, кто бросается за ним в погоню... И потом идет сдаваться полиции. Это что, нормально?
- Мы знаем случаи и похлеще... Он, видно, очень испугался, когда сбил велосипедиста, потерял голову... А когда увидел, что зеленщик бросился на него с монтировкой, просто хотел себя защитить. Это, может быть, нехорошая реакция, но она вполне человеческая. Во Франции этот парень схлопотал бы лет пять тюрьмы и возмещение убытков. Но судьба определила, чтобы это случилось с ним по другую сторону Ла-Манша. А бритиши не церемонятся с убийцами!
Но, похоже, шеф не оценил мою подбадривающую болтовню, хотя звучала она весьма литературно.
- Ваши слова подтверждают гипотезу, что это был несчастный случай, соглашается он. - В принципе, Сан-Антонио, я мог бы с вами согласиться, только вот...
- Только что?
- Только в этом случае, повторяю вам, речь идет о мальчике спокойном, энергичном, а не о бездельнике без царя в голове, чье поведение соответствовало бы тому, что вы говорите. Эммануэль Ролле, если только у него не было крайней необходимости действовать таким образом, остановился бы сразу после того, как сбил велосипедиста. Или же если бы и скрылся с места происшествия и разнес череп свидетеля, то сохранил молчание и не пошел в полицию сдаваться... Одним словом, я в некотором удивлении, и, поскольку появилась такая великолепная возможность поговорить с малым, я ухватился за нее...
Он вновь переводит дыхание. Я пользуюсь случаем, чтобы вставить:
- У меня не будет много времени, чтобы... исповедовать его, шеф.
- Знаю, но вы уж постарайтесь...
- А если он откажется от встречи со священником?
- Может и так случиться... А представьте, если он захочет увидеть именно священника?
Когда я встаю на путь возражений, шеф имеет обыкновение подкинуть мне под ноги банановую кожуру, чтобы я далеко не ушел.
Он вновь чешет репу.
- И если это произойдет, - повторяет он, - то вы должны будете показать, что вы как раз то, что ему нужно...
- Но я же не сумасшедший, чтобы петь псалмы...
- А вас и не просят... Дальше препираться нет смысла, я согласно киваю:
- Хорошо, патрон, я сделаю, как вы хотите...
- Поезжайте в костюмерную киностудии к Трануэ и возьмите необходимое облачение. Переодевайтесь и отправляйтесь в аэропорт к десятичасовому самолету. Ваш билет на аэровокзале в Орли. Так, вот деньги на поездку и рекомендательное письмо на имя офицера полиции Брандона, моего приятеля...
- Он в курсе? - спрашиваю я.
- Нет, - отвечает шеф, - он думает, что вы настоящий священник. - Он улыбается: - Следите за своим языком, когда будете разговаривать с ним...
- Не волнуйтесь, босс, даже в Сорбонне не умеют выражаться лучше.
Босс поднимается и протягивает мне руку.
- Спасибо, - говорит он, хитро щурясь, - я тащусь от вашей покладистости...
Глава 2
Где пойдет речь о священнике в церковной рясе и осужденном в тюремной робе.
Я сижу в баре Орли, когда громкоговоритель выкашливает в зал приглашение пассажирам, отправляющимся в Лондон, в том смысле, что железная птица на колесиках сейчас взмахнет крыльями и все такое прочее...
Нас тут собралась небольшая кучка при выходе на посадку в самолет.
Я занимаю место рядом с довольно милой мышкой, на которой навешано, как на рождественской елке. У нее огромные ресницы типа хлоп-хлоп, ну а духи могут забить смрадный запах любой скотобойни. Мне это щекочет не только ноздри...
Она завязывает разговор:
- Вы первый раз летите на самолете, господин аббат?
Мне нужно примерно секунд десять для того, чтобы врубиться, что вопрос адресован мне, то есть вашему Сан-Антонио. До меня просто не сразу доходит, что я упакован в одежды викария. В сутане я себя чувствую так же удобно, как золотая рыбка в литре портвейна. У меня впечатление, что я выгляжу как педик. Я отношусь с уважением к религии, но в этом одеянии испытываю просто физические муки, поскольку оно сковывает мои движения...
Тем не менее я поворачиваю голову и отвешиваю ей самую замечательную улыбку в стиле рекламы зубной пасты "Колгейт".
- Нет, дитя мое, - произношу я смиренно, - к самолетам я давно привык.
И тут же сожалею, что ввязался в разговор, так как передо мной именно тот тип молодых женщин, которые не способны продержать свой говорильный аппарат в закрытом состоянии более двух секунд.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31