Я согласился заплатить еще пятнадцать тысяч. Откровенно говоря, — Док посмотрел как можно более искренне, — откровенно говоря, я не думаю, что этого достаточно, мистер Бейнон. Мы получили на этом деле не так уж и много, как рассчитывали, но это не ваша вина. И...
— Пока убиты три человека, Маккой. И кто, по-твоему, в этом виноват?
— Да будет вам. — Док развел руками. — Вы только не подумайте...
— Кэрол — твоя жена — говорила мне, что никого не убьют. Она поклялась, что это будет так.
— Мне жаль. Как мне представляется, она просто старалась щадить ваши чувства. Но, возвращаясь к теме...
— Как ни крути, это убийство, Маккой. Сколько их еще будет, прежде чем все это закончится? Если это когда-нибудь вообще закончится. Сколько еще жизней будет на мне?
Док поколебался, ему хотелось придумать какой-то успокаивающий комментарий. Потом он немного наклонился вперед и заговорил неожиданно резко. Бейнону лучше бы перестать беспокоиться о других. У него есть, или будет, немало оснований для беспокойства на свой собственный счет.
— Это лишь вопрос времени — когда дело в Бикон-Сити повесят на меня. Когда это произойдет, человеку, ответственному за мое помилование, — то есть тебе — придется отвечать на очень непростые вопросы. И на них есть только один ответ: что я — убийца и вор.
Бейнон посмотрел на него как-то странно: взглядом тупого удивления:
— Итак, ты это предвидел. Ты точно знал, чего мне это будет стоить. Моей карьеры, позора, исключения из коллегии. Может быть, длительного тюремного срока. Ты знал все это, и все-таки, все-таки...
— Да брось ты драматизировать ситуацию, — осторожно вставил Док. — У тебя какое-то время будут неприятности, но вовсе не такие серьезные. У тебя много друзей, настоящая репутация. Это общепризнанный факт — что ты за свою жизнь не взял ни одного нечестно нажитого гривенника. При таких...
— Ни одного гривенника, Маккой? — Бейнон хрипло засмеялся. — А ты не считаешь, что я взял штук эдак тридцать?
— Я имел в виду, — объяснил Док, — что в данных обстоятельствах у тебя все должно пройти гладко. Наверное, самое худшее, в чем тебя могут обвинить, — это в грубой судейской ошибке. — Он промолчал, чуть нахмурившись, когда Бейнон снова засмеялся. До него донесся металлический скрип, слабый, почти потонувший в ночном бризе. Автомобильный багажник — то ли открывающийся, то ли закрывающийся. — В судейской ошибке, — повторил он, не сводя глаз с главного по помилованиям. — Так вот, это не так уж ужасно, правда? Это будет легче пережить, учитывая, что вместо дополнительных пятнадцати тысяч ты получишь — ну, скажем, двадцать семь с половиной?
— Двадцать семь с половиной, да? — Бейнон кивнул с серьезным видом. — Двадцать семь тысяч пятьсот просто для того, чтобы это пережить. А сколько я, по-твоему, должен получить, Маккой, чтобы посмотреть в глаза самому себе?
— Нисколько, — сказал Док. — Ни единого гроша. — Он устал, ему надоело нянчиться с Бейноном. Он не видел никакой на то причины. Этот человек не совершит ничего скоропалительно; он не сделает ничего по прошествии времени. Он просто хотел поплакаться — устроить как бы демонстрацию совести, которая благополучно спала в то время, пока он торговал своей должностью. — Ты — жулик, — продолжил Док. — И особо гнусной разновидности. Так что хватит сражаться с фактами. Просто прими их, извлеки из них как можно больше пользы. Поверь, ты обнаружишь вскоре, что это не так уж плохо.
— Понятно! — Уродливая ухмылка исказила изможденное лицо Бейнона. — Ты считаешь, что мы одного поля ягоды, да?
— Нет, — произнес Док ровным голосом, — ты гораздо хуже меня. Ты знал, что я за человек, а я никогда не притворялся кем-то другим. Ты знал, если только ты не круглый дурак, что я играю жестко, когда считаю это необходимым. Ты не обязан был давать мне помилование; никто тебя за руку не тянул. Ты сделал это ради денег, да и деньги-то были совсем небольшие, если уж на то пошло. Ведь небольшие, скажи?
Ухмылка Бейнона стала еще шире. Он негромко произнес:
— А ты не заблуждаешься на сей счет, Маккой? Не был ли здесь задействован другой фактор и был ли у меня выбор?
— Я не знаю, что бы это могло быть.
— Нет. — Бейнон медленно кивнул. — Нет, ты действительно не знаешь, правда? Я был уверен, что ты знаешь, что все это было подстроено заранее. Я был в этом уверен, несмотря на то что мне очень хотелось думать обратное. А теперь — выпьем чуток, мистер Маккой? Хотя нет, я думаю, обстоятельства требуют, чтобы мы выпили как следует. — С мрачной учтивостью он плеснул виски в стакан Дока. Потом наполнил свой собственный, сочувственно выпятив губы, когда Док резко отставил выпивку в сторону. — Я вас нисколько не виню, сэр. О, поверьте мне, я понимаю ваши чувства. Можно сказать, что одно время они полностью совпадали с моими.
— Я спешу, — выпалил Док. — О чем ты говоришь?
— Ты все еще не понимаешь? Ну что ж, вероятно, ты поймешь, если я упомяну слово «шанташ».
— Шантаж? Что...
— В высшей степени оригинальная его форма, мистер Маккой. Почти привлекательная форма. Для того чтобы он удался, человека так или иначе нужно заставить действовать в соответствии с желаниями шантажиста. Но в бронированном кулаке — или мне следует сказать «в грязном кулаке»? — также зажат приз: нечто поистине восхитительное. Человеку даже щедро позволяют его отведать, чтобы убедить его — он стоит того сотрудничества, которого от него добиваются...
Он дал своему голосу стихнуть, намеренно выжидая и продлевая эту изощренную пытку, усугубляя мучительную, сдавливающую сердце неопределенность. Потом, хотя больше ничего не требовалось рассказывать, он заговорил снова. Растолковал все по буквам, говоря с притворным сочувствием, которое было хуже любой ненависти. Говоря с бесстыдно поблескивающими глазами, с мокрым от похоти широким ртом. «Он пьян, — думал Док. — Он лжет. Он зол, вот и наносит ответный удар, нащупав единственное уязвимое место».
В наполненном шорохами полумраке время от времени было слышно, как кто-то осторожно двигал решеткой. Док, чье внимание было приковано к Бейнону, не слышал этого звука.
— Давай обо всем по порядку, — говорил между тем Бейнон. — Рассмотрим вопрос со всех сторон. Первая. — Он выставил палец и повел им в псевдосудейской манере. — Первая. Мы имеем в высшей степени привлекательную женщину, ту, которая исчерпывающе продемонстрировала свою желанность. Вторая. — Он поднял другой палец. — Мы имеем мужа этой женщины, вероятно самого искусного грабителя банков в этой стране, который отбывает длительный тюремный срок. Третья. — Еще один палец. — Мы имеем могущественного политика, человека, должность которого позволяет ему освободить мужа-грабителя. А зачем он должен быть освобожден?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46
— Пока убиты три человека, Маккой. И кто, по-твоему, в этом виноват?
— Да будет вам. — Док развел руками. — Вы только не подумайте...
— Кэрол — твоя жена — говорила мне, что никого не убьют. Она поклялась, что это будет так.
— Мне жаль. Как мне представляется, она просто старалась щадить ваши чувства. Но, возвращаясь к теме...
— Как ни крути, это убийство, Маккой. Сколько их еще будет, прежде чем все это закончится? Если это когда-нибудь вообще закончится. Сколько еще жизней будет на мне?
Док поколебался, ему хотелось придумать какой-то успокаивающий комментарий. Потом он немного наклонился вперед и заговорил неожиданно резко. Бейнону лучше бы перестать беспокоиться о других. У него есть, или будет, немало оснований для беспокойства на свой собственный счет.
— Это лишь вопрос времени — когда дело в Бикон-Сити повесят на меня. Когда это произойдет, человеку, ответственному за мое помилование, — то есть тебе — придется отвечать на очень непростые вопросы. И на них есть только один ответ: что я — убийца и вор.
Бейнон посмотрел на него как-то странно: взглядом тупого удивления:
— Итак, ты это предвидел. Ты точно знал, чего мне это будет стоить. Моей карьеры, позора, исключения из коллегии. Может быть, длительного тюремного срока. Ты знал все это, и все-таки, все-таки...
— Да брось ты драматизировать ситуацию, — осторожно вставил Док. — У тебя какое-то время будут неприятности, но вовсе не такие серьезные. У тебя много друзей, настоящая репутация. Это общепризнанный факт — что ты за свою жизнь не взял ни одного нечестно нажитого гривенника. При таких...
— Ни одного гривенника, Маккой? — Бейнон хрипло засмеялся. — А ты не считаешь, что я взял штук эдак тридцать?
— Я имел в виду, — объяснил Док, — что в данных обстоятельствах у тебя все должно пройти гладко. Наверное, самое худшее, в чем тебя могут обвинить, — это в грубой судейской ошибке. — Он промолчал, чуть нахмурившись, когда Бейнон снова засмеялся. До него донесся металлический скрип, слабый, почти потонувший в ночном бризе. Автомобильный багажник — то ли открывающийся, то ли закрывающийся. — В судейской ошибке, — повторил он, не сводя глаз с главного по помилованиям. — Так вот, это не так уж ужасно, правда? Это будет легче пережить, учитывая, что вместо дополнительных пятнадцати тысяч ты получишь — ну, скажем, двадцать семь с половиной?
— Двадцать семь с половиной, да? — Бейнон кивнул с серьезным видом. — Двадцать семь тысяч пятьсот просто для того, чтобы это пережить. А сколько я, по-твоему, должен получить, Маккой, чтобы посмотреть в глаза самому себе?
— Нисколько, — сказал Док. — Ни единого гроша. — Он устал, ему надоело нянчиться с Бейноном. Он не видел никакой на то причины. Этот человек не совершит ничего скоропалительно; он не сделает ничего по прошествии времени. Он просто хотел поплакаться — устроить как бы демонстрацию совести, которая благополучно спала в то время, пока он торговал своей должностью. — Ты — жулик, — продолжил Док. — И особо гнусной разновидности. Так что хватит сражаться с фактами. Просто прими их, извлеки из них как можно больше пользы. Поверь, ты обнаружишь вскоре, что это не так уж плохо.
— Понятно! — Уродливая ухмылка исказила изможденное лицо Бейнона. — Ты считаешь, что мы одного поля ягоды, да?
— Нет, — произнес Док ровным голосом, — ты гораздо хуже меня. Ты знал, что я за человек, а я никогда не притворялся кем-то другим. Ты знал, если только ты не круглый дурак, что я играю жестко, когда считаю это необходимым. Ты не обязан был давать мне помилование; никто тебя за руку не тянул. Ты сделал это ради денег, да и деньги-то были совсем небольшие, если уж на то пошло. Ведь небольшие, скажи?
Ухмылка Бейнона стала еще шире. Он негромко произнес:
— А ты не заблуждаешься на сей счет, Маккой? Не был ли здесь задействован другой фактор и был ли у меня выбор?
— Я не знаю, что бы это могло быть.
— Нет. — Бейнон медленно кивнул. — Нет, ты действительно не знаешь, правда? Я был уверен, что ты знаешь, что все это было подстроено заранее. Я был в этом уверен, несмотря на то что мне очень хотелось думать обратное. А теперь — выпьем чуток, мистер Маккой? Хотя нет, я думаю, обстоятельства требуют, чтобы мы выпили как следует. — С мрачной учтивостью он плеснул виски в стакан Дока. Потом наполнил свой собственный, сочувственно выпятив губы, когда Док резко отставил выпивку в сторону. — Я вас нисколько не виню, сэр. О, поверьте мне, я понимаю ваши чувства. Можно сказать, что одно время они полностью совпадали с моими.
— Я спешу, — выпалил Док. — О чем ты говоришь?
— Ты все еще не понимаешь? Ну что ж, вероятно, ты поймешь, если я упомяну слово «шанташ».
— Шантаж? Что...
— В высшей степени оригинальная его форма, мистер Маккой. Почти привлекательная форма. Для того чтобы он удался, человека так или иначе нужно заставить действовать в соответствии с желаниями шантажиста. Но в бронированном кулаке — или мне следует сказать «в грязном кулаке»? — также зажат приз: нечто поистине восхитительное. Человеку даже щедро позволяют его отведать, чтобы убедить его — он стоит того сотрудничества, которого от него добиваются...
Он дал своему голосу стихнуть, намеренно выжидая и продлевая эту изощренную пытку, усугубляя мучительную, сдавливающую сердце неопределенность. Потом, хотя больше ничего не требовалось рассказывать, он заговорил снова. Растолковал все по буквам, говоря с притворным сочувствием, которое было хуже любой ненависти. Говоря с бесстыдно поблескивающими глазами, с мокрым от похоти широким ртом. «Он пьян, — думал Док. — Он лжет. Он зол, вот и наносит ответный удар, нащупав единственное уязвимое место».
В наполненном шорохами полумраке время от времени было слышно, как кто-то осторожно двигал решеткой. Док, чье внимание было приковано к Бейнону, не слышал этого звука.
— Давай обо всем по порядку, — говорил между тем Бейнон. — Рассмотрим вопрос со всех сторон. Первая. — Он выставил палец и повел им в псевдосудейской манере. — Первая. Мы имеем в высшей степени привлекательную женщину, ту, которая исчерпывающе продемонстрировала свою желанность. Вторая. — Он поднял другой палец. — Мы имеем мужа этой женщины, вероятно самого искусного грабителя банков в этой стране, который отбывает длительный тюремный срок. Третья. — Еще один палец. — Мы имеем могущественного политика, человека, должность которого позволяет ему освободить мужа-грабителя. А зачем он должен быть освобожден?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46