— Нет, тогда у меня была Майя. Она приехала из аэропорта буквально за пятнадцать минут до вашего прихода, а… а Леночка, она уже тогда исчезла… и Майя приехала ее искать…
— Искать? Это правда? Вы и в самом деле не знаете, где сейчас Богаевская?
— Клянусь вам…
— А про то, что у нее психическое расстройство?..
— Господи… — прошептала Радомыслова и побледнела. — В первый раз слышу… Майя тоже куда-то пропала, и я за нее волнуюсь… Возможно, она уже в Москве…
— Майя сейчас в больнице, — устало выдохнула я и посмотрела на ученицу Радомысловой, замершую у пианино.
— В больнице? Что с ней? — вскрикнула Радомыслова.
— Разрыв селезенки, сотрясение, переломы, — перечислила я Майин «букет». Уточнять, кому она им обязана, я не стала.
— Как это? — не поверила Радомыслова. — Какие переломы?
— По-моему, закрытые, — сказала я, плавясь в очередном приступе жара, из-за которого мой свитер спокойно можно было выжимать.
Радомыслова неожиданно резво, совсем по-молодому вскочила со стула:
— В какой она больнице?
— В третьей…
— Танечка, — Радомыслова обернулась к своей ученице, — на сегодня урок окончен, продолжим в субботу. Мне нужно срочно уйти.
Танечка безропотно поднялась с вертящегося круглого табурета и принялась сосредоточенно укладывать ноты в папку. Радомыслова отправилась в прихожую надевать пальто, а я крикнула ей вслед:
— Еще неизвестно, пустят ли вас к ней! Радомыслова мне ничего не ответила. Обливаясь потом, я поплелась за ней, соображая, что мне следовало сообщить обо всем Капитонову. Еще я вспомнила, как он мне строго-настрого приказал ничего не предпринимать, и задумалась, стоит ли рассматривать мой визит к Радомысловой в качестве нарушения этого табу. Чтобы хоть как-то смягчить санкции, которые грозили мне со стороны Капитонова, я стала уговаривать Радомыслову не ходить в больницу. Та упрямо твердила одно:
— Нет, я должна, я должна ее видеть. Может, она знает, где находится Леночка…
Физических сил для того, чтобы задержать преданную Богаевской учительницу, у меня не было, поэтому мне пришлось плестись вслед за ней. Хорошо еще, что она догадалась поймать такси, потому что в моем теперешнем состоянии переполненный автобус доконал бы меня окончательно.
* * *
— Ой! — сказала медсестра Анечка. — Вы опять к нам? — Между прочим, на ее столике до сих пор стояли мои розы и выглядели, будто только что из оранжереи. То ли она знала, что добавлять в воду, то ли само свежее Анечкино личико и чистое дыхание благотворно действовали на хрупкую голландскую продукцию.
— Я только кое-кого проведать! — предупредила я и сразу же нацелилась взглядом на служебный телефон. — Можно от вас позвонить?
— Ну да, — не очень уверенно разрешила опешившая Анечка.
Я запустила руку в карман куртки и, зацепив ногтями, выскребла из него визитную карточку, оставленную мне Капитоновым, которую я, отправляясь к Радомысловой, предусмотрительно прихватила с собой.
Пока я набирала номер, Анечка пререкалась с Радомысловой. Учительница пыталась прорваться в реанимацию к Майе, а бдительная Анечка ее не пускала. Странно, но молодой человек с газетой, которого я видела накануне, поблизости не наблюдался.
Мне наконец ответили. Я спросила Капитонова и узнала, что его нет, но он будет «с минуты на минуту».
— Что ему передать?
— Передайте, что ему звонила Алтаева… Пусть он срочно приедет в третью больницу. — Я положила трубку и поспешила к реанимационной палате, у дверей которой Анечка жарко спорила с Радомысловой.
Старая учительница пыталась прорваться к Майе, Анечка же ей упорно препятствовала и даже обещалась призвать на помощь охрану. При этом она нервно оглядывалась по сторонам, наверное, тоже недоумевала, куда подевался парень с газетой.
Пришлось мне вмешаться:
— Не надо охраны, давайте попробуем договориться.
К счастью, мои в высшей степени разумные доводы возымели действие на обеих. Словесная перепалка, в которой больше усердствовала Анечка, прекратилась. Я воспользовалась образовавшейся паузой и объявила:
— Мы никуда не будем ломиться, скромно посидим в коридоре и подождем, когда придет один человек, который поговорит с врачом, и уж если тот разрешит, поговорим с Майей.
И я осторожно взяла за локоть Радомыслову, дабы показать Анечке, что мы вместе и я ручаюсь за строгое соблюдение нашего договора.
Анечка протяжно вздохнула:
— Сидеть будете рядом со мной, чтобы были у меня на глазах.
— Конечно, конечно, — безропотно согласилась я и тихонько потянула старую учительницу за рукав пальто. А она все никак не могла оторваться от окна, за которым лежала бледная и какая-то совершенно неземная Майя. Глаза у нее были открыты, и это была единственная перемена, обнаруженная в ней мною по сравнению со вчерашним днем. Не знаю, слышала ли она что-нибудь сквозь стекло, но наши разговоры ее явно не трогали.
— Ну пойдемте, пойдемте, — вполголоса попросила я Радомыслову, — а то нас выставят отсюда.
— Но я должна с ней поговорить, — твердила та как заклинание.
Не знаю, чем бы все это кончилось, если бы в конце коридора не хлопнула дверь. Я оглянулась и увидела кургузую фигуру Капитонова, который топал в нашу сторону, сосредоточенно глядя под ноги, будто в надежде обнаружить потерянный кем-то толстый кошелек. Это его явление неожиданно прибавило мне бодрости, и я кинулась ему навстречу:
— Хорошо, что вы так быстро!
— Что? — Он перестал созерцать линолеум, которым устлан больничный коридор, и уставился на меня в некотором удивлении. — А что вы здесь, собственно, делаете?
— А вам разве не передали? Я же звонила…
— Да нет, пока не передали. Ладно, рассказывайте, что у вас тут случилось.
Но рассказать, что случилось, я не успела, потому что меня опередила Анечка, заверещавшая на весь коридор:
— Ну куда она пошла, да что же это такое, в конце концов!
Мы с Капитоновым переглянулись и, не сговариваясь, дружно кинулись вслед за старой учительницей, которая воспользовалась замешательством и проскользнула за дверь реанимации. Причитающая Анечка — за нами.
А Радомыслова уже успела склониться над лежащей Майей и спросить прерывистым голосом:
— Майечка, а Леночка где? Где она, Майечка? Майя никак не отреагировала на ее вопрос и продолжала равнодушно созерцать больничный потолок.
— Ираида Кирилловна! — окликнула я громким шепотом старую учительницу.
Она обернулась, и я увидела, что по ее бледному, осунувшемуся лицу текут беззвучные крупные слезы.
Подоспевшая Анечка не стала ничего говорить, просто выставила нас всех из палаты, плотно закрыла дверь и вызвала по телефону врача.
— Вот и хорошо, — сказал Капитонов в коридоре, хотя понять, что именно «хорошо», мне лично было трудно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84