Но с ней, с Клер, все было иначе — даже голая она сохраняла царственный вид. Тут-то до меня дошло, что должен был испытывать старец, и, ей-богу, я испугался, как бы и со мной не произошло то же самое.
— Клер еще не вышла к тому времени замуж? — спросил Жюльен.
— Нет, — ответил Брюз. — Не знаю, чем она там занималась, в усадьбе. Адмирал говорил, составляла каталог его библиотеки, но мне это сразу показалось странным, ведь, по-моему, он если что и читал, то лишь конторские книги да письма кредиторов. Сначала я подумал: «Должно быть, пташка ночами греет его старые кости. Славная грелочка, почему бы за нее и не платить?» Но потом понял, что твой дед ее не касался, иначе не произошло бы то, что произошло.
— Что же?
Брюз шумно втянул носом воздух и бросил на мальчика возмущенный взгляд, будто только сейчас обнаружил его присутствие.
— Да какое твое собачье дело? — выругался он. — Нечего соплякам копаться в любовных делишках матерей! Тебя это не касается, пошел отсюда, гаденыш!
Гнев охватил Жюльена, и он взревел не хуже своего обидчика:
— Еще как касается! Я ничего не знаю, никто мне не сказал правду… Мне осточертели все эти намеки, я хочу все узнать раз и навсегда, в конце концов, речь идет о моей жизни!
Скульптор вытаращил глаза, удивленный таким взрывом чувств. Несколько секунд он колебался, потом, пожав плечами, схватил со стола бутылку водки.
— Ну и черт с тобой! — с решимостью проговорил он. — Плевать я хотел. Для своего возраста, парень, ты довольно прыткий, от моего рассказа, надеюсь, уши у тебя не отклеятся!
Поднеся бутылку ко рту, он выпил прямо из горла. Запах яблочного спирта на мгновение вызвал в пустом желудке Жюльена дурноту. По глазам Бенжамена Брюза, все больше мутнеющим и приобретающим вид матового стекла, можно было наблюдать, как его постепенно настигает опьянение.
— В памяти моей остался каждый сеанс, когда она позировала, — задыхаясь, продолжил скульптор. — Клер являлась — всякий раз неожиданно, со свойственной только ей слегка отстраненной улыбкой, — заходила за ширму и раздевалась, а меня словно ударяло током. Грациозная невероятно, просто невероятно… сколько достоинства… принцесса, принимающая ванну… наподобие «Купающейся Дианы» Буше . Ее ничуть не унижало, что позировать приходилось обнаженной, напротив, это я испытывал рядом с ней неловкость, чувствовал себя медведем или быком, старался закрыть лицо тетрадью для эскизов или спрятаться за кучей глины. Не произнося ни слова, она принимала нужную позу и погружалась в свои мысли. Присутствие мое ей было совершенно безразлично. Профиль Клер я боготворил: чистую линию лба, переходящую в изящный изгиб носа, губы, шею, грудь, плоский живот… все ее выпуклости и ложбинки. Фигура Клер была одухотворена каким-то пронзительным, переворачивающим душу порывом — не могу подобрать другого слова. Глупо, конечно, но у нее и правда был вид богини. Мысленно я говорил себе, что судно с такой носовой фигурой неуязвимо, оно выйдет невредимым из любой бури. Обычно я уставал раньше, и тогда она одевалась и уходила, одарив меня на прощание легкой улыбкой, нет, не подумай, что смущенной или взволнованной, напротив, — полной царственного покоя и какого-то удивительного целомудрия. Да-да, изображая нагую наяду, ей удавалось оставаться хладнокровной. А ведь это не так просто, как кажется! Многих натурщиц я повидал, настоящих профессионалок, считающих себя непробиваемыми, но и на этих, поверь, накладывает отпечаток их род занятий. Всегда есть какая-то ущербность… Привычка раздеваться перед мужчиной развращает… в конце концов в их манере держаться появляется излишняя самоуверенность, с едва заметным налетом сальности. Но с ней, с Клер, ничего подобного не происходило.
Мальчику успели надоесть смущавшие его излияния скульптора. Ему было трудно дышать, поскольку в помещении держался стойкий запах плохо проветренной спальни.
— Я догадался, что дело начинает принимать плохой оборот, когда старик впервые зашел «посмотреть, как продвигается работа». Сволочь! — выругался Брюз. — Сволочь! Он становился перед скульптурой, вытаращив глаза, и принимался ее поглаживать, будто проверял, гладкая ли поверхность. «Шелк полировки» — вот как он говорил… А уж потом не мог остановиться: ощупывал грудь, живот статуи. Ей богу, бесстыдно ощупывал грубыми старческими руками со вздувшимися венами. Мне было не по себе, я испытывал стыд за него: это же надо, такой важный господин! Яснее ясного — он умирал от желания, доводил себя до отчаяния, что не может ее заполучить. Рассудок его помутился. Достаточно было посмотреть, как он лапает статую — безумный взгляд, рот приоткрыт… Он внушал мне одновременно сострадание и отвращение. Тогда-то я и понял, что история с заказом только предлог. А в один прекрасный день… — Брюз замолчал. Рука его потянулась к бутылке, и он сделал еще несколько глотков. — Пришел день, когда я догадался, что Адмирал следит за нами во время сеансов… Мне ни разу не удавалось его застать поблизости, но я давно научился слушать лесную тишину. Вдруг ни с того ни с сего смолкал птичий гомон, и я знал, что он где-то рядом. Я напрягал слух, пытаясь различить звук шагов, но тщетно. Думаю, он залезал на дерево и наблюдал за нами в свой морской бинокль. Поведение старшего Леурлана могло показаться жалким и нелепым, не будь оно настолько болезненным… и опасным.
— Опасным? — повторил Жюльен.
— Разумеется! Страсть, доведенная до крайности, превращается в манию, а мания — уже начало сумасшествия. Стоило увидеть, как он ласкает скульптуру, чтобы понять — этот ни перед чем не остановится. Сколько раз меня так и подмывало ему сказать: «Освободитесь! Верните свое достоинство! Выбросьте эту бабенку из головы и кое-откуда еще! Затащите ее в постель, только освободитесь! Она ведьма, вы имеете право на самозащиту — никто не посмеет вас упрекнуть!» Да ведь он ничем и не рисковал, такие делишки легко улаживаются с помощью кругленькой суммы. Редко когда девица рассказывает о подобном происшествии — стыдно! Мог бы и он этим воспользоваться. Не знаю, может, так все потом и случилось, врать не буду. А тут на сцене появился Матиас. Вот когда пошла настоящая свистопляска! Он был дьявольски ревнив и в то же время находился в полном подчинении у отца. Когда он женился на Клер, я был уверен, что сеансам пришел конец, но не тут-то было. Носовая фигура еще не была готова, а работал я медленно… может, именно потому, что в глубине души не хотел, чтобы все это когда-нибудь закончилось. Я не был влюблен, нет… но Клер отличалась от других женщин. Она была создана не для меня, я ее побаивался, но любил на нее смотреть, потому что она была божественно прекрасным животным, единственным в своем роде.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88
— Клер еще не вышла к тому времени замуж? — спросил Жюльен.
— Нет, — ответил Брюз. — Не знаю, чем она там занималась, в усадьбе. Адмирал говорил, составляла каталог его библиотеки, но мне это сразу показалось странным, ведь, по-моему, он если что и читал, то лишь конторские книги да письма кредиторов. Сначала я подумал: «Должно быть, пташка ночами греет его старые кости. Славная грелочка, почему бы за нее и не платить?» Но потом понял, что твой дед ее не касался, иначе не произошло бы то, что произошло.
— Что же?
Брюз шумно втянул носом воздух и бросил на мальчика возмущенный взгляд, будто только сейчас обнаружил его присутствие.
— Да какое твое собачье дело? — выругался он. — Нечего соплякам копаться в любовных делишках матерей! Тебя это не касается, пошел отсюда, гаденыш!
Гнев охватил Жюльена, и он взревел не хуже своего обидчика:
— Еще как касается! Я ничего не знаю, никто мне не сказал правду… Мне осточертели все эти намеки, я хочу все узнать раз и навсегда, в конце концов, речь идет о моей жизни!
Скульптор вытаращил глаза, удивленный таким взрывом чувств. Несколько секунд он колебался, потом, пожав плечами, схватил со стола бутылку водки.
— Ну и черт с тобой! — с решимостью проговорил он. — Плевать я хотел. Для своего возраста, парень, ты довольно прыткий, от моего рассказа, надеюсь, уши у тебя не отклеятся!
Поднеся бутылку ко рту, он выпил прямо из горла. Запах яблочного спирта на мгновение вызвал в пустом желудке Жюльена дурноту. По глазам Бенжамена Брюза, все больше мутнеющим и приобретающим вид матового стекла, можно было наблюдать, как его постепенно настигает опьянение.
— В памяти моей остался каждый сеанс, когда она позировала, — задыхаясь, продолжил скульптор. — Клер являлась — всякий раз неожиданно, со свойственной только ей слегка отстраненной улыбкой, — заходила за ширму и раздевалась, а меня словно ударяло током. Грациозная невероятно, просто невероятно… сколько достоинства… принцесса, принимающая ванну… наподобие «Купающейся Дианы» Буше . Ее ничуть не унижало, что позировать приходилось обнаженной, напротив, это я испытывал рядом с ней неловкость, чувствовал себя медведем или быком, старался закрыть лицо тетрадью для эскизов или спрятаться за кучей глины. Не произнося ни слова, она принимала нужную позу и погружалась в свои мысли. Присутствие мое ей было совершенно безразлично. Профиль Клер я боготворил: чистую линию лба, переходящую в изящный изгиб носа, губы, шею, грудь, плоский живот… все ее выпуклости и ложбинки. Фигура Клер была одухотворена каким-то пронзительным, переворачивающим душу порывом — не могу подобрать другого слова. Глупо, конечно, но у нее и правда был вид богини. Мысленно я говорил себе, что судно с такой носовой фигурой неуязвимо, оно выйдет невредимым из любой бури. Обычно я уставал раньше, и тогда она одевалась и уходила, одарив меня на прощание легкой улыбкой, нет, не подумай, что смущенной или взволнованной, напротив, — полной царственного покоя и какого-то удивительного целомудрия. Да-да, изображая нагую наяду, ей удавалось оставаться хладнокровной. А ведь это не так просто, как кажется! Многих натурщиц я повидал, настоящих профессионалок, считающих себя непробиваемыми, но и на этих, поверь, накладывает отпечаток их род занятий. Всегда есть какая-то ущербность… Привычка раздеваться перед мужчиной развращает… в конце концов в их манере держаться появляется излишняя самоуверенность, с едва заметным налетом сальности. Но с ней, с Клер, ничего подобного не происходило.
Мальчику успели надоесть смущавшие его излияния скульптора. Ему было трудно дышать, поскольку в помещении держался стойкий запах плохо проветренной спальни.
— Я догадался, что дело начинает принимать плохой оборот, когда старик впервые зашел «посмотреть, как продвигается работа». Сволочь! — выругался Брюз. — Сволочь! Он становился перед скульптурой, вытаращив глаза, и принимался ее поглаживать, будто проверял, гладкая ли поверхность. «Шелк полировки» — вот как он говорил… А уж потом не мог остановиться: ощупывал грудь, живот статуи. Ей богу, бесстыдно ощупывал грубыми старческими руками со вздувшимися венами. Мне было не по себе, я испытывал стыд за него: это же надо, такой важный господин! Яснее ясного — он умирал от желания, доводил себя до отчаяния, что не может ее заполучить. Рассудок его помутился. Достаточно было посмотреть, как он лапает статую — безумный взгляд, рот приоткрыт… Он внушал мне одновременно сострадание и отвращение. Тогда-то я и понял, что история с заказом только предлог. А в один прекрасный день… — Брюз замолчал. Рука его потянулась к бутылке, и он сделал еще несколько глотков. — Пришел день, когда я догадался, что Адмирал следит за нами во время сеансов… Мне ни разу не удавалось его застать поблизости, но я давно научился слушать лесную тишину. Вдруг ни с того ни с сего смолкал птичий гомон, и я знал, что он где-то рядом. Я напрягал слух, пытаясь различить звук шагов, но тщетно. Думаю, он залезал на дерево и наблюдал за нами в свой морской бинокль. Поведение старшего Леурлана могло показаться жалким и нелепым, не будь оно настолько болезненным… и опасным.
— Опасным? — повторил Жюльен.
— Разумеется! Страсть, доведенная до крайности, превращается в манию, а мания — уже начало сумасшествия. Стоило увидеть, как он ласкает скульптуру, чтобы понять — этот ни перед чем не остановится. Сколько раз меня так и подмывало ему сказать: «Освободитесь! Верните свое достоинство! Выбросьте эту бабенку из головы и кое-откуда еще! Затащите ее в постель, только освободитесь! Она ведьма, вы имеете право на самозащиту — никто не посмеет вас упрекнуть!» Да ведь он ничем и не рисковал, такие делишки легко улаживаются с помощью кругленькой суммы. Редко когда девица рассказывает о подобном происшествии — стыдно! Мог бы и он этим воспользоваться. Не знаю, может, так все потом и случилось, врать не буду. А тут на сцене появился Матиас. Вот когда пошла настоящая свистопляска! Он был дьявольски ревнив и в то же время находился в полном подчинении у отца. Когда он женился на Клер, я был уверен, что сеансам пришел конец, но не тут-то было. Носовая фигура еще не была готова, а работал я медленно… может, именно потому, что в глубине души не хотел, чтобы все это когда-нибудь закончилось. Я не был влюблен, нет… но Клер отличалась от других женщин. Она была создана не для меня, я ее побаивался, но любил на нее смотреть, потому что она была божественно прекрасным животным, единственным в своем роде.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88