Братская солидарность. И вся троица преуспела, хотя не всякий успех вызывал у отца одобрение.
Грейсон стал адвокатом, самым уважаемым в Бостоне, но все равно адвокатом. Лукас открыл клуб для мужчин, быстро прославившийся тонкими винами и хорошенькими женщинами. И только Мэтью стал гордостью отца.
Мэтью разбогател на строительстве железных дорог и морской торговле. Его уважали и каждую пятницу вместе с отцом приглашали на обед у «Лок-Оубера». Пока с Мэтью не случилось несчастье.
Мэтью вспомнил, что просил матушку передать отцу его просьбу – сходить с ним к «Лок-Оуберу» пообедать.
Не совладав с собой, он подошел к двери и громко позвал Куинси.
– Мне никто не прислал записки?
– Нет, сэр, только ваша матушка… э… когда вы из-за дел не смогли прийти на обед. – Он взглянул на Грейсона.
Мэтью помрачнел при мысли, что отец оставил его просьбу без внимания. Всем было известно: Мэтью – его любимец. Но из-за того случая их отношения стали совершенно иными.
– Мэтью, оставь, – промолвил Грейсон. – Пусть отец переменился к тебе, но остальные-то тебя любят.
У Мэтью заходил кадык.
– По-моему, тебе пора.
Лицо Грейсона смягчилось, суровость уступила место беспокойству.
– Полагаю, тебе следует сходить к доктору.
В висках у Мэтью стучало, и он уставился на часы, пытаясь найти успокоение в беге секундной стрелки.
– Я уже побывал у доктора, Грейсон, несколько раз. Самого лучшего доктора в Бостоне.
– Сходи еще к одному. Матушке его очень рекомендовали. Возможно, он поможет тебе.
Мэтью посмотрел на него с надеждой:
– Кто же это?
Грейсон замялся:
– Он из Саутвудской больницы.
Мэтью присвистнул.
В Саутвудской больнице содержались душевнобольные.
– Это не то, о чем ты подумал, – пояснил Грейсон.
– Неужели? – холодно произнес Мэтью.
– Там есть специалисты по черепно-мозговым травмам, – переминаясь с ноги на ногу, промолвил старший брат. – На прошлой неделе я побеседовал с неким доктором Сэмюелсом.
Мэтью не проронил ни слова. У него перехватило дыхание.
– Дело в том, – спокойно продолжал Грейсон, не подозревая, какое смятение вызвал в душе Мэтью, – что, как выяснилось из разговора с доктором Сэмюелсом, при тяжелых травмах головы может быть затронут и мозг, что объясняет твое сумасбродное поведение.
– Я не сумасшедший! – прорычал Мэтью, ненавидя свой дрожащий голос. – И не чудовище, за которое меня принимают дети из-за моего шрама.
– Дело не в шраме. Но ты посмотри на себя! – взорвался Грейсон. – И на этот разгром в комнате. Ты запираешься, не отвечаешь матушке, когда она справляется о тебе. По-твоему, это нормально?
Мэтью сосредоточенно считал про себя.
– Серьезная травма головы. Чушь. Я посетил немало врачей, и все они говорят одно: время – лучший лекарь, – солгал он, желая верить лишь в то, что со временем – так в самом начале утверждали все доктора – он пойдет на поправку. А до тех пор ему необходимо хранить молчание.
Грейсон вздохнул:
– Я лишь пытаюсь тебе помочь.
Гнев Мэтью, затуманивший ему разум, стал постепенно стихать. Он понимал: родные о нем беспокоятся. Из лучших побуждений. И все же он не позволит упрятать его в сумасшедший дом.
– Я не нуждаюсь в твоей помощи, – промолвил Мэтью, стараясь говорить спокойно. – У меня отличное самочувствие. Но ты заблуждаешься, полагая, будто общество примет меня. Как бы часто я ни появлялся на людях, они все равно будут считать меня ненормальным.
– Разве я говорю, что ты ненормальный?
– Разумеется, нет. Но ведь ты так думаешь?
Грейсон посмотрел Мэтью в глаза.
– По правде говоря, я не знаю, что и думать.
На лице брата была написана жалость, и от дурного предчувствия дрожь пробежала по телу Мэтью.
Неужто он безумен и врачи именно это имели в виду, говоря об отмирании нервных окончаний и перерождении тканей?
Готорн вспомнил, какого труда ему стоит не ронять пищу, когда он ест. Вспомнил, что порой рука совсем не слушается его, а с головой творится что-то невообразимое. Иногда он и впрямь бывает безумен. От гнева, ярости, боли.
Где-то внутри зародилась дрожь и стала продираться наружу. Ему захотелось, чтобы брат ушел.
Грейсон провел ладонью по волосам.
– Боже, что за разгром! – Он подошел к затухающему камину. – А как славно бывало! Мы втроем, вместе.
– Один за всех, все за одного, – тихо проговорил Мэтью, вспомнив беззаботное детство, полное надежд и побед, приключений и забав.
– Да, три мушкетера, никогда не бросавших друг друга в беде.
– И всегда попадавших в переделку.
Грейсон хмыкнул:
– Говори за себя. Вот ты постоянно оказывался в какой-нибудь передряге. Ты и Лукас. Хотя уверен, зачинщиком всех проделок был ваш закадычный дружок Рейнолдс.
Мэтью пытливо взглянул на брата. Грейсон прилагал неимоверные усилия, чтобы не влипнуть в историю, но почему-то всегда вызывал недовольство отца. Мэтью же все доставалось легко. Он ни о чем не просил, ни за что не благодарил, все принимал как должное.
Он и представить себе не мог, что за какой-то миг все может измениться. Одно неверное движение. Крохотная ошибка. И вся жизнь разваливается, будто карточный домик.
Откуда только у него взялись силы тогда, на закате дня? Грейсон не уходил, и Мэтью в полном изнеможении опустился на диван, откинувшись на спинку и прикрыв глаза. И тотчас же на него нахлынули воспоминания. Около двух лет назад на страницах «Бостонского вестника» появилась статья, которую он читал и перечитывал, перебирая в памяти события праздника, данного в его честь вскоре после публикации этой весьма лестной для него статьи. Но не сам праздник его взволновал, а повод, по которому он был устроен.
Напряжение постепенно спадало, наступил долгожданный покой, и, наслаждаясь им, он был не в силах подняться и попрощаться с братом.
– Мэтью?
Мэтью тряхнул головой, чтобы прогнать дрему. Проклятие.
Его веки приподнялись, и он чуть не подскочил на месте, увидев перед собой не Грейсона, а Финни Уинслет, которая, слегка сощурив глаза, с тревогой разглядывала его.
– Что-то не так? – осведомилась девушка. – Вы больны?
Ни единый мускул не дрогнул на лице Мэтью, пока он пытался вспомнить, где он и почему эта девушка здесь.
– Нет, я не болен, – ответил он наконец. – Впрочем, что-то в самом деле неладно: вы тут.
Тревога сбежала с ее лица, и она улыбнулась:
– Прекрасно. Теперь я вижу, что вы в полном порядке. Сварливы и назойливы, как муха. Это ваше обычное состояние.
– Только вчера вы говорили, что не будете плохо обо мне думать.
Финни усмехнулась:
– Ладно, не буду. И сравнивать вас с мухой тоже не буду.
Она отошла от дивана, ее зеленовато-желтое платье взметнулось вверх у лодыжек. Он смотрел на нее словно завороженный, вспоминая ее длинные стройные ноги, скрытые сейчас юбками, тепло тела, такого податливого под его ладонью.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61