Он уже знал, к чему ведут такие воспоминания. Холодный душ был наилучшим пропуском в новый день, не обещавший ничего более занимательного, чем фактуры, счета и пустопорожняя болтовня.
Не так уж давно ресторан казался Акселю делом первостепенной важности. День за днем он появлялся там с таким чувством, что это необходимо, что его присутствие много значит, но и в его отсутствие все шло без сучка без задоринки. Правда, мэру с его интригами отчасти удалось нарушить плавный ход хорошо смазанного механизма, но у Акселя не было и тени сомнения, что все вернется на круги своя, стоит только этой проблеме разрешиться. А раз так, он вполне может поехать с Констанс к морю. Аксель уже и не помнил, когда в последний раз слышал прибой.
Он слышал его при Майе: рев океана в динамиках по углам магазина.
Аксель решительно пресек эти мысли, оделся и вяло поплелся на кухню. Сандра еще не встала, и Констанс сама готовила себе завтрак. Грустно посмотрев, она унесла бутерброд в гостиную, чтобы съесть за мультиками. Как выяснилось, под «правильной заботой о Констанс» Сандра понимает электронную няню. С болью Аксель вспомнил, как дочь, хохоча во все горло, рисовала кремом на кривобоких пирогах Майи. Теперь на кухне уже никто не мусорил, но и задерживаться здесь не хотелось. Аксель торопливо выпил стакан молока и назвал это завтраком. Может, купить смесь для пирога-минутки? Не согласится ли Констанс разрисовать его?
Не согласится ли солнце подняться на западе?
Если впасть в депрессию, этим делу не поможешь. Надо как-то жить дальше. Он уже обходился без постоянной женщины и не умер. Так даже проще. Ему не по зубам сложная наука общения с женским полом. Ну а Констанс подрастает. Постепенно она поймет, что нельзя всю жизнь оплакивать то одно, то другое. Они уже сблизились однажды, сблизятся еще раз, нужно только прекратить торчать в ресторане по восемнадцать часов в сутки. У них с Констанс найдутся, не могут не найтись общие интересы, иные, чем высадка цветов на заднем дворе или раскраска пирогов.
Аксель повернулся к окну. Там красовался клен, который он задумал как объяснение в любви. На ветке насвистывал щегол. Цветы поникли, невзирая на тень, – они нуждались в поливе, как и растрескавшаяся пустыня его души. Вот и ешь свою правоту, угрюмо думал Аксель. Настоял на своем, и теперь Майя живет в трущобе, такая же беззащитная, как и до встречи с ним. В попытке защитить он подверг их еще большей опасности.
Продажа школы была единственно разумным решением. Обветшалый особняк требовал громадных затрат на один только текущий ремонт, не говоря уже о реставрации. В непосредственной близости от торгового центра было не удержать пленительную провинциальную атмосферу, не уберечь окружающую среду. Продажа не только примирила бы стороны. Злоумышленник, кто бы он ни был, потерял поле деятельности и скорее всего убрался бы прочь. На вырученную сумму можно было поддержать магазин и открыть школу в здании покрепче. Нелепо, просто нелепо держаться за школу в том виде, в каком она была.
Вот только Майя взрастила и взлелеяла ее своими руками, из ничего. Для нее этот старый дом был первым и единственным домом, где она распоряжалась сама. А он ввел ее в дом, обставленный бывшей женой, чуждый даже ему самому, и ожидал, что она будет там счастлива. И Майя сумела быть счастливой, насколько это возможно. Ей удалось бы и в картонной коробке. Но это совсем не означало, что она отмахнется от мечты о своем собственном доме.
– Я ухожу на работу, – сказал Аксель дочери с порога гостиной. – Обнимемся?
Против воли голос его прозвучал просительно. Констанс глянула мимолетно, пожала плечами и затаилась, как зверек в момент опасности. Аксель уже собирался уйти, когда она заговорила:
– А можно мне в группу продленного дня, хоть на полчасика? – Если его голос звучал просительно, то ее был откровенно умоляющим.
– Это опасно, моя хорошая. Мы найдем другую школу.
– Значит, Майя в опасности?
Этот ребенок слишком сообразителен. Аксель потер лоб, подбирая слова:
– Майя уже взрослая, она может о себе позаботиться.
Сказав это, Аксель мысленно криво усмехнулся. Что ж, раз ему отныне не позволено заботиться о Майе, придется ей выкручиваться самой. Он и раньше это понимал, но впервые осознал до конца. Если ей так уж приспичило, пусть рискует здоровьем и жизнью, защищая полуразвалившийся особняк. Он больше не отвечает за последствия ее поступков. Их пути разошлись. Он может помочь, может помешать, а может остаться в стороне. У него теперь есть выбор.
Аксель никогда не верил в равенство сторон, особенно в браке. На муже, думал он, неизменно лежит большая ответственность, порой вся ответственность разом. Так он и жил. Как странно! Когда это бремя свалилось с плеч, ему не стало легче. Наоборот, его пригнуло к земле. Он был в ответе за все, но каким-то образом Майя облегчала его ношу.
Он поступил правильно – и по большому счету ошибся. Единственное, чего он добился, – это одиночества.
– Я что-нибудь придумаю, шоколадная моя, – сказал Аксель, целуя дочь в макушку. – Майя вернется.
Личико девочки озарилось откровенным счастьем. Она верила в него. Что ж, хоть кто-то в него еще верит.
Отчасти приободренный этим, Аксель направился в гараж, не зная точно, что предпримет.
Сентябрь 1981 года
«Никто не знает, где она, мои адвокаты потеряли след. Я места себе не нахожу! Оставила мужа и исчезла, с двумя детьми! На что она будет жить? Как сумеет их вырастить?
Будь проклята твоя доля крови, Хелен! Ты передала нашей дочери все худшее в своем характере. Или лучшее?
Клянусь, я найду ее, Хелен. Теперь я всего лишь старик с подмоченной репутацией. Я слаб, а тебя рядом нет. Долли умирает, дочь даже не знает о моем существовании, и порой кажется, ничто на свете не стоит труда. Но я найду ее, даже если потеряю все нажитые деньги».
На перекрестке Аксель поглядел налево, в направлении школы, потом направо, в направлении города. Хотелось повидать Майю, объясниться с ней и исправить дело. Но прежде следовало уладить то, без чего объяснение стало бы затруднительным. Поборов стремление с ходу повернуть налево, Аксель направился в Уэйдвилл.
Еще издали ему бросился в глаза черный «кадиллак» у дверей магазина. Изрыгая проклятия, Аксель до отказа нажал педаль и вскоре со скрежетом тормозил у погрузочной платформы здания. Он правильно сделал, что повернул в город, прежде всего стоило разобраться с неугомонной сестрицей Майи. В теперешнем настроении Аксель не постеснялся бы перекинуть ее через коленку и надавать с десяток горячих.
Над прилавком склонялся высокий бритый негр в дорогом полосатом костюме. Он что-то злобно шипел, тычась лоснящимся лицом почти в самое мертвенно-бледное лицо Клео.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89
Не так уж давно ресторан казался Акселю делом первостепенной важности. День за днем он появлялся там с таким чувством, что это необходимо, что его присутствие много значит, но и в его отсутствие все шло без сучка без задоринки. Правда, мэру с его интригами отчасти удалось нарушить плавный ход хорошо смазанного механизма, но у Акселя не было и тени сомнения, что все вернется на круги своя, стоит только этой проблеме разрешиться. А раз так, он вполне может поехать с Констанс к морю. Аксель уже и не помнил, когда в последний раз слышал прибой.
Он слышал его при Майе: рев океана в динамиках по углам магазина.
Аксель решительно пресек эти мысли, оделся и вяло поплелся на кухню. Сандра еще не встала, и Констанс сама готовила себе завтрак. Грустно посмотрев, она унесла бутерброд в гостиную, чтобы съесть за мультиками. Как выяснилось, под «правильной заботой о Констанс» Сандра понимает электронную няню. С болью Аксель вспомнил, как дочь, хохоча во все горло, рисовала кремом на кривобоких пирогах Майи. Теперь на кухне уже никто не мусорил, но и задерживаться здесь не хотелось. Аксель торопливо выпил стакан молока и назвал это завтраком. Может, купить смесь для пирога-минутки? Не согласится ли Констанс разрисовать его?
Не согласится ли солнце подняться на западе?
Если впасть в депрессию, этим делу не поможешь. Надо как-то жить дальше. Он уже обходился без постоянной женщины и не умер. Так даже проще. Ему не по зубам сложная наука общения с женским полом. Ну а Констанс подрастает. Постепенно она поймет, что нельзя всю жизнь оплакивать то одно, то другое. Они уже сблизились однажды, сблизятся еще раз, нужно только прекратить торчать в ресторане по восемнадцать часов в сутки. У них с Констанс найдутся, не могут не найтись общие интересы, иные, чем высадка цветов на заднем дворе или раскраска пирогов.
Аксель повернулся к окну. Там красовался клен, который он задумал как объяснение в любви. На ветке насвистывал щегол. Цветы поникли, невзирая на тень, – они нуждались в поливе, как и растрескавшаяся пустыня его души. Вот и ешь свою правоту, угрюмо думал Аксель. Настоял на своем, и теперь Майя живет в трущобе, такая же беззащитная, как и до встречи с ним. В попытке защитить он подверг их еще большей опасности.
Продажа школы была единственно разумным решением. Обветшалый особняк требовал громадных затрат на один только текущий ремонт, не говоря уже о реставрации. В непосредственной близости от торгового центра было не удержать пленительную провинциальную атмосферу, не уберечь окружающую среду. Продажа не только примирила бы стороны. Злоумышленник, кто бы он ни был, потерял поле деятельности и скорее всего убрался бы прочь. На вырученную сумму можно было поддержать магазин и открыть школу в здании покрепче. Нелепо, просто нелепо держаться за школу в том виде, в каком она была.
Вот только Майя взрастила и взлелеяла ее своими руками, из ничего. Для нее этот старый дом был первым и единственным домом, где она распоряжалась сама. А он ввел ее в дом, обставленный бывшей женой, чуждый даже ему самому, и ожидал, что она будет там счастлива. И Майя сумела быть счастливой, насколько это возможно. Ей удалось бы и в картонной коробке. Но это совсем не означало, что она отмахнется от мечты о своем собственном доме.
– Я ухожу на работу, – сказал Аксель дочери с порога гостиной. – Обнимемся?
Против воли голос его прозвучал просительно. Констанс глянула мимолетно, пожала плечами и затаилась, как зверек в момент опасности. Аксель уже собирался уйти, когда она заговорила:
– А можно мне в группу продленного дня, хоть на полчасика? – Если его голос звучал просительно, то ее был откровенно умоляющим.
– Это опасно, моя хорошая. Мы найдем другую школу.
– Значит, Майя в опасности?
Этот ребенок слишком сообразителен. Аксель потер лоб, подбирая слова:
– Майя уже взрослая, она может о себе позаботиться.
Сказав это, Аксель мысленно криво усмехнулся. Что ж, раз ему отныне не позволено заботиться о Майе, придется ей выкручиваться самой. Он и раньше это понимал, но впервые осознал до конца. Если ей так уж приспичило, пусть рискует здоровьем и жизнью, защищая полуразвалившийся особняк. Он больше не отвечает за последствия ее поступков. Их пути разошлись. Он может помочь, может помешать, а может остаться в стороне. У него теперь есть выбор.
Аксель никогда не верил в равенство сторон, особенно в браке. На муже, думал он, неизменно лежит большая ответственность, порой вся ответственность разом. Так он и жил. Как странно! Когда это бремя свалилось с плеч, ему не стало легче. Наоборот, его пригнуло к земле. Он был в ответе за все, но каким-то образом Майя облегчала его ношу.
Он поступил правильно – и по большому счету ошибся. Единственное, чего он добился, – это одиночества.
– Я что-нибудь придумаю, шоколадная моя, – сказал Аксель, целуя дочь в макушку. – Майя вернется.
Личико девочки озарилось откровенным счастьем. Она верила в него. Что ж, хоть кто-то в него еще верит.
Отчасти приободренный этим, Аксель направился в гараж, не зная точно, что предпримет.
Сентябрь 1981 года
«Никто не знает, где она, мои адвокаты потеряли след. Я места себе не нахожу! Оставила мужа и исчезла, с двумя детьми! На что она будет жить? Как сумеет их вырастить?
Будь проклята твоя доля крови, Хелен! Ты передала нашей дочери все худшее в своем характере. Или лучшее?
Клянусь, я найду ее, Хелен. Теперь я всего лишь старик с подмоченной репутацией. Я слаб, а тебя рядом нет. Долли умирает, дочь даже не знает о моем существовании, и порой кажется, ничто на свете не стоит труда. Но я найду ее, даже если потеряю все нажитые деньги».
На перекрестке Аксель поглядел налево, в направлении школы, потом направо, в направлении города. Хотелось повидать Майю, объясниться с ней и исправить дело. Но прежде следовало уладить то, без чего объяснение стало бы затруднительным. Поборов стремление с ходу повернуть налево, Аксель направился в Уэйдвилл.
Еще издали ему бросился в глаза черный «кадиллак» у дверей магазина. Изрыгая проклятия, Аксель до отказа нажал педаль и вскоре со скрежетом тормозил у погрузочной платформы здания. Он правильно сделал, что повернул в город, прежде всего стоило разобраться с неугомонной сестрицей Майи. В теперешнем настроении Аксель не постеснялся бы перекинуть ее через коленку и надавать с десяток горячих.
Над прилавком склонялся высокий бритый негр в дорогом полосатом костюме. Он что-то злобно шипел, тычась лоснящимся лицом почти в самое мертвенно-бледное лицо Клео.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89