Росс уже потянулся к эфесу своей шпаги. Но ведь он останется во власти Хэкетта до тех пор, пока не уйдет в отставку. Ему грозит опасность потерять свободу. Она тряхнула головой, стараясь успокоить кипевшее в душе возмущение.
– Нет. Конечно, нет. Но его присутствие… мне неприятно.
Росс взял ее под руку.
– Идем же, на берегу нас ждет карета. А ты не бойся, – обратился он к Вэджу. – Этот человек больше не сможет причинить тебе зло. – И, пересиливая себя, поклонился Хэкетту: – К вашим услугам, сэр.
Росс вывел Пруденс и Вэджа с корабля и усадил в экипаж. Всю дорогу он хранил гробовое молчание, низко склонив голову на грудь. Казалось, его мысли блуждали где-то очень далеко. А Вэдж без умолку бормотал нечто бессвязное и клялся, что «кэп» будет вечно преследовать его и насылать разные беды.
Пруденс смотрела в окошко на окрестности. Сентябрь уже тронул листву деревьев багряной и желтой красками. Грустное напоминание об умирающем лете и приближении зимы. Пруденс вздохнула. До встречи с Джеми осталось меньше недели. Почему же на сердце у нее так тяжело? Куда девалось светлое чувство, удерживавшее ее от отчаяния все последние месяцы?
Они быстро добрались до Вильямсбурга. Карета проехала до Дьюк-оф-Глочестер-стрит и остановилась возле таверны. Над дверью покачивалась вывеска, гласившая «Таверна Рэйли», а внизу был намалеван портрет самого сэра Уолтера.
Росс наконец пошевелился.
– Я загодя послал человека, чтобы он приготовил для меня комнаты. Дилижанс, следующий на север, отправится в путь не раньше полудня. Вам нужно отдохнуть и пообедать перед отъездом.
Обед в гостиной апартаментов Росса прошел в молчании. И атмосфера, как ни странно, была напряженной. Вэдж сидел за отдельным столиком возле окна, смеясь и разговаривая сам с собой. Росс и Пруденс изредка перекидывались незначительными репликами и старались не встречаться друг с другом взглядом. А когда она сняла с пальца кольцо Марты и, не говоря ни слова, положила его на стол, покрытый скатертью, в комнате воцарилась мертвая тишина.
Через некоторое время Росс вздохнул и поднялся со стула.
– Вам пора идти. – Он сунул руку в карман, вытащил оттуда маленький кожаный кошелек и проворчал: – Вот. Вам понадобятся деньги.
– О нет, я не могу взять это. У меня есть кое-какие сбережения.
– Этого недостаточно, – заявил Росс. – Где вы будете останавливаться на ночлег? На каких-нибудь грязных постоялых дворах? И питаться одним хлебом и сыром в ожидании встречи с лордом Джеми? Берите же, черт побери, и не затевайте новую ссору!
Пруденс уныло склонила голову, но взяла кошелек.
– Спасибо.
Ее одолела нерешительность. Как часто она рисовала в своем воображении эту сцену, но не могла и представить, что расставание будет столь горьким и печальным. Ей не хотелось уезжать.
– Росс…
Сказать бы ему, как он стал ей дорог, как она благодарна за все, что он для нее сделал!
– Я желаю вам обрести душевный покой в одиночестве, – только и сумела выдавить из себя Пруденс.
Росс отвел глаза.
– А я желаю вам найти счастье с лордом Джеми.
– Вы поцелуете меня на прощание? – прошептала Пруденс, судорожно сцепив пальцы.
Росс положил ей на плечи руки, наклонился и нежно поцеловал в щеку.
– Дилижанс ждет внизу. Я распорядился, чтобы туда погрузили ваш багаж.
– Спасибо. – Пруденс отвернулась и взяла свою соломенную шляпку.
И вдруг Росс, повернув Пруденс к себе, порывисто обнял и поцеловал с такой страстью, словно хотел удержать навеки.
Пруденс тоже жадно впилась в его губы.
«Попроси меня остаться, и я забуду о своем ребенке», – подумала она.
Но Росс оттолкнул ее и замер, прижав руки к бокам. Он так стиснул кулаки, что костяшки пальцев побелели. Глаза потемнели от бешенства.
– Ради Бога, уходи! Иди к человеку, которого любишь.
Пруденс, почти ничего не видя от слез, застилавших глаза, спотыкаясь, спустилась по лестнице. Во дворе стоял дилижанс, который должен был увезти ее к Джеми.
Росс отшвырнул книгу и уставился в окно. По ночному небу стремительно неслись низкие тучи. Стекла дрожали и звенели от порывов холодного сентябрьского ветра, который дул весь день, словно предупреждая о приближении зимы. Эти зловещие звуки насмерть перепугали Вэджа, и он давно забрался в постель, скрывшись в своей маленькой комнатенке, примыкавшей к гостиной. Внизу на вымощенном булыжником дворе плясали первые опавшие листья, а ветки дерева, которое росло под окном, неумолчно стучали в стекло, точно привидения, требующие, чтобы Росс впустил их к себе.
Он тяжко вздохнул. Как вынести целую одинокую жизнь в лесах, если одна неделя без Пруденс показалась ему вечностью?
Всего одна неделя. Больше его здесь ничто не держит. Он уже составил планы на будущее, прикинул, куда ехать дальше, и покончил со своими обязательствами перед флотом. Росс даже успел черкнуть письмо кузинам Марты в Питсбурге, заверив, что непременно наведается к ним, если попадет в эти места.
Марта… Росс рухнул в кресло и вынул кольцо из кармана жилета. Всматриваясь в него, он пытался вспомнить ее нежные серые глаза, прекрасное лицо и длинные волосы цвета спелой пшеницы, озаренные отсветами пламени в камине. Но видение померкло, расплылось, и вместо серых глаз возникли яркие смеющиеся зеленые глаза, а волосы вдруг приобрели цвет огненно-рыжих листьев за окном.
Росс застонал и прикрыл лицо рукой. Один раз он поддался похоти, уступил искушению – и потерял все. Он предал память о Марте из-за непростительной слабости, животной страсти, которую, казалось, ему удалось подавить.
«Но я всего лишь человек, – вдруг с горечью подумал Росс. – Ничем не лучше других. Я вовсе не образец добродетели, хоть и стараюсь быть таковым». И быть может, Господь свел его с Пруденс для того, чтобы показать, сколь он глуп в своей самонадеянности и гордыне.
Но ничего, впереди у него целая жизнь – времени для покаяния хватит. И чем быстрее он выбросит Пруденс из головы, тем будет лучше. Похоронив себя в глуши, среди безмолвия гор и лесов, он снова начнет думать о Марте и вспомнит, что она была и остается сейчас, после смерти, единственной родственной для него душой. Пусть его плоть оказалась слабой, пусть он не сумел преодолеть физическую потребность ощутить теплое и нежное женское естество, – все это лишь напоминание о том, что ничто человеческое ему не чуждо. И Марта, которая смотрит на него с небес, конечно же, поймет и простит.
А что касается Пруденс – он уже избавился от нее, и это очень хорошо. По крайней мере гордость его больше не пострадает. Росс до сих пор ненавидел себя при воспоминании о том, как он беспомощно плакал в ту ночь. Слава Богу, Пруденс пи разу не упомянула об этом. Еще одно проявление слабости. Его щеки вспыхнули от жгучего стыда.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103
– Нет. Конечно, нет. Но его присутствие… мне неприятно.
Росс взял ее под руку.
– Идем же, на берегу нас ждет карета. А ты не бойся, – обратился он к Вэджу. – Этот человек больше не сможет причинить тебе зло. – И, пересиливая себя, поклонился Хэкетту: – К вашим услугам, сэр.
Росс вывел Пруденс и Вэджа с корабля и усадил в экипаж. Всю дорогу он хранил гробовое молчание, низко склонив голову на грудь. Казалось, его мысли блуждали где-то очень далеко. А Вэдж без умолку бормотал нечто бессвязное и клялся, что «кэп» будет вечно преследовать его и насылать разные беды.
Пруденс смотрела в окошко на окрестности. Сентябрь уже тронул листву деревьев багряной и желтой красками. Грустное напоминание об умирающем лете и приближении зимы. Пруденс вздохнула. До встречи с Джеми осталось меньше недели. Почему же на сердце у нее так тяжело? Куда девалось светлое чувство, удерживавшее ее от отчаяния все последние месяцы?
Они быстро добрались до Вильямсбурга. Карета проехала до Дьюк-оф-Глочестер-стрит и остановилась возле таверны. Над дверью покачивалась вывеска, гласившая «Таверна Рэйли», а внизу был намалеван портрет самого сэра Уолтера.
Росс наконец пошевелился.
– Я загодя послал человека, чтобы он приготовил для меня комнаты. Дилижанс, следующий на север, отправится в путь не раньше полудня. Вам нужно отдохнуть и пообедать перед отъездом.
Обед в гостиной апартаментов Росса прошел в молчании. И атмосфера, как ни странно, была напряженной. Вэдж сидел за отдельным столиком возле окна, смеясь и разговаривая сам с собой. Росс и Пруденс изредка перекидывались незначительными репликами и старались не встречаться друг с другом взглядом. А когда она сняла с пальца кольцо Марты и, не говоря ни слова, положила его на стол, покрытый скатертью, в комнате воцарилась мертвая тишина.
Через некоторое время Росс вздохнул и поднялся со стула.
– Вам пора идти. – Он сунул руку в карман, вытащил оттуда маленький кожаный кошелек и проворчал: – Вот. Вам понадобятся деньги.
– О нет, я не могу взять это. У меня есть кое-какие сбережения.
– Этого недостаточно, – заявил Росс. – Где вы будете останавливаться на ночлег? На каких-нибудь грязных постоялых дворах? И питаться одним хлебом и сыром в ожидании встречи с лордом Джеми? Берите же, черт побери, и не затевайте новую ссору!
Пруденс уныло склонила голову, но взяла кошелек.
– Спасибо.
Ее одолела нерешительность. Как часто она рисовала в своем воображении эту сцену, но не могла и представить, что расставание будет столь горьким и печальным. Ей не хотелось уезжать.
– Росс…
Сказать бы ему, как он стал ей дорог, как она благодарна за все, что он для нее сделал!
– Я желаю вам обрести душевный покой в одиночестве, – только и сумела выдавить из себя Пруденс.
Росс отвел глаза.
– А я желаю вам найти счастье с лордом Джеми.
– Вы поцелуете меня на прощание? – прошептала Пруденс, судорожно сцепив пальцы.
Росс положил ей на плечи руки, наклонился и нежно поцеловал в щеку.
– Дилижанс ждет внизу. Я распорядился, чтобы туда погрузили ваш багаж.
– Спасибо. – Пруденс отвернулась и взяла свою соломенную шляпку.
И вдруг Росс, повернув Пруденс к себе, порывисто обнял и поцеловал с такой страстью, словно хотел удержать навеки.
Пруденс тоже жадно впилась в его губы.
«Попроси меня остаться, и я забуду о своем ребенке», – подумала она.
Но Росс оттолкнул ее и замер, прижав руки к бокам. Он так стиснул кулаки, что костяшки пальцев побелели. Глаза потемнели от бешенства.
– Ради Бога, уходи! Иди к человеку, которого любишь.
Пруденс, почти ничего не видя от слез, застилавших глаза, спотыкаясь, спустилась по лестнице. Во дворе стоял дилижанс, который должен был увезти ее к Джеми.
Росс отшвырнул книгу и уставился в окно. По ночному небу стремительно неслись низкие тучи. Стекла дрожали и звенели от порывов холодного сентябрьского ветра, который дул весь день, словно предупреждая о приближении зимы. Эти зловещие звуки насмерть перепугали Вэджа, и он давно забрался в постель, скрывшись в своей маленькой комнатенке, примыкавшей к гостиной. Внизу на вымощенном булыжником дворе плясали первые опавшие листья, а ветки дерева, которое росло под окном, неумолчно стучали в стекло, точно привидения, требующие, чтобы Росс впустил их к себе.
Он тяжко вздохнул. Как вынести целую одинокую жизнь в лесах, если одна неделя без Пруденс показалась ему вечностью?
Всего одна неделя. Больше его здесь ничто не держит. Он уже составил планы на будущее, прикинул, куда ехать дальше, и покончил со своими обязательствами перед флотом. Росс даже успел черкнуть письмо кузинам Марты в Питсбурге, заверив, что непременно наведается к ним, если попадет в эти места.
Марта… Росс рухнул в кресло и вынул кольцо из кармана жилета. Всматриваясь в него, он пытался вспомнить ее нежные серые глаза, прекрасное лицо и длинные волосы цвета спелой пшеницы, озаренные отсветами пламени в камине. Но видение померкло, расплылось, и вместо серых глаз возникли яркие смеющиеся зеленые глаза, а волосы вдруг приобрели цвет огненно-рыжих листьев за окном.
Росс застонал и прикрыл лицо рукой. Один раз он поддался похоти, уступил искушению – и потерял все. Он предал память о Марте из-за непростительной слабости, животной страсти, которую, казалось, ему удалось подавить.
«Но я всего лишь человек, – вдруг с горечью подумал Росс. – Ничем не лучше других. Я вовсе не образец добродетели, хоть и стараюсь быть таковым». И быть может, Господь свел его с Пруденс для того, чтобы показать, сколь он глуп в своей самонадеянности и гордыне.
Но ничего, впереди у него целая жизнь – времени для покаяния хватит. И чем быстрее он выбросит Пруденс из головы, тем будет лучше. Похоронив себя в глуши, среди безмолвия гор и лесов, он снова начнет думать о Марте и вспомнит, что она была и остается сейчас, после смерти, единственной родственной для него душой. Пусть его плоть оказалась слабой, пусть он не сумел преодолеть физическую потребность ощутить теплое и нежное женское естество, – все это лишь напоминание о том, что ничто человеческое ему не чуждо. И Марта, которая смотрит на него с небес, конечно же, поймет и простит.
А что касается Пруденс – он уже избавился от нее, и это очень хорошо. По крайней мере гордость его больше не пострадает. Росс до сих пор ненавидел себя при воспоминании о том, как он беспомощно плакал в ту ночь. Слава Богу, Пруденс пи разу не упомянула об этом. Еще одно проявление слабости. Его щеки вспыхнули от жгучего стыда.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103