Главным поводом для кровавых сражений оставалось будущее юного графа Лайла.
– Даю честное слово, сэр, что не обмолвлюсь ни единым словом, – заверил Перегрин.
– Что же, прекрасно. В таком случае можешь отправляться с Томасом.
Довольный мирным решением запутанного и опасного вопроса, лорд Ратборн вышел.
Он не заметил того виноватого взгляда, которым проводил его племянник.
Глава 5
Британский музей, суббота
22 сентября
Причина виноватого взгляда Перегрина заключалась в том, что он не упомянул имени юной леди Уингейт – той самой, которая сидела на раскладном стульчике рядом с ним. Юные художники копировали огромную голову фараона, высеченную из красного гранита. Эту голову юного Агамемнона Бельцони прислал из Египта.
В отличие от Египетского зала Британский музей редко оказывался переполненным, поскольку пускали туда по билетам, а достать билеты было очень трудно. Говорили даже, что легче попасть в «Олмак» – самое популярное среди представителей бомонда место.
Как Оливии удалось достать билеты, Перегрин не знал, да и не пытался узнать.
Посетителей в зале было мало. Однако, несмотря на это, дети старались говорить тихо и старательно работали карандашами.
– Мне будет совсем не трудно писать тебе в Эдинбург, – уверяла Оливия.
Лучше бы она не писала, подумал Перегрин. Необычные письма таили серьезную опасность.
Ему не следовало быть сейчас здесь, рядом с рыжеволосой, синеглазой девочкой. Никто из взрослых в его семье не одобрил бы эту дружбу. Мисс Уингейт была обманщицей. Сегодня, например, сказала маме, что пойдет в музей со школьной подругой, в сопровождении ее матери.
Если честно, то сам Перегрин тоже умолчал о некоторых существенных деталях экскурсии, но он хотя бы не говорил откровенной неправды. И все равно совесть не давала покоя. Оливии же, судя по всему, муки совести были совершенно не знакомы.
Молодой граф знал это; знал, что Оливия способна на многое. Но ничего не мог с собой поделать. Противостоять ей было невозможно – точно так же, как оторваться от чтения занимательной истории о привидениях. Если уж начал читать, то непременно дойдешь до самого конца.
– Взрослые проверяют все твои письма? – поинтересовалась Оливия.
Перегрин покачал головой:
– Кроме тех, которые приходят от родственников и от школьных товарищей.
– Тогда все очень просто. Почерки родственников, наверное, все знают, так что я притворюсь одним из бывших одноклассников. Выберем имя и название школы, а почерк я изменю – так, чтобы походил на мальчишеский.
Предложение звучало крайне заманчиво. Яркие, безудержные, полные фантазии письма Оливии определенно скрасят нудные школьные дни. Но разве это не преступление? Если дядя узнает….
– Ты очень бледен, – заметила Оливия. – Наверное, мало бываешь на воздухе. Или плохо ешь. На твоем месте я ни за что не позволила бы Шотландии испортить себе аппетит. Это прекрасное место, и далеко не все шотландцы так суровы, как принято думать.
– То, что ты предлагаешь, называется подлогом, – прошептал Перегрин. – Это серьезное правонарушение. Тебя могут посадить в тюрьму и даже повесить.
– Так ты считаешь, что лучше просто прекратить переписку? – беззаботно поинтересовалась Оливия.
– Наверное, это самое разумное.
– Да, скорее всего ты прав. Ну а необходимые детали я постараюсь проработать самостоятельно.
Перегрин знал, что спрашивать не стоит, но удержаться не мог. Через минуту вопрос сам выпрыгнул из него.
– Какие детали? – прошептал он. – Относительно чего?
– Детали моего испытания, служения, – так же тихо ответила она.
– Какого служения? Ты все равно не сможешь стать рыцарем, пока не вырастешь.
Мальчик учился куда быстрее, чем казалось дяде. Перегрин не стал повторять роковую ошибку и заявлять, что Оливия совсем не сможет стать рыцарем. От этого она сразу взбесится. Он не боялся нового нападения, но опасался, что скандал привлечет внимание. А это окажется тем самым роковым происшествием, о котором предупреждал дядя, и немногие оставшиеся уроки рисования сразу пропадут.
– Не могу дождаться, когда вырасту, – призналась Оливия. – Теперь, когда ты уезжаешь и уроки прекращаются, мы с мамой теряем всякую надежду на лучшую жизнь. Придется как можно быстрее взять дело в собственные руки и начать срочно искать сокровище.
Несколько тайных писем во всех ужасных подробностях рассказали Перегрину, почему Оливия и ее мама считались прокаженными и отверженными. Он выяснил, что семейное проклятие заключалось в дурной славе. Оливия жизнерадостно признавала, что ужасные Делюси в полной мере заслужили собственную репутацию. Это касалось всех, кроме мамы, которая совершенно не походила на остальных. Оливия даже считала, что если у мамы и были недостатки, то они происходили исключительно от излишней добропорядочности.
Перегрин решил, что если Оливия представляет собой мягкий, облагороженный вариант семейного характера, то эпитет «ужасные» – это колоссальное преуменьшение.
Письма изобиловали упоминаниями то одного порочного родственника, то другого. Но вот о сокровище в них не было ни слова.
– Какое сокровище? – не удержался от вопроса Перегрин.
– Сокровище Эдмунда Делюси, – зловеще прошептала Оливия, – моего прапрадеда, пирата. Я точно знаю, где он спрятал клад.
Субботним утром Батшеба вышла из дома в прекрасном настроении. В ридикюле лежал список предполагаемых адресов.
Она методично осматривала дома на отходящих от Сохо-сквер улицах и на самой площади.
А тем временем теплое, ясное утро сменилось неприветливым, даже неприятным днем. Вскоре после полудня задул холодный ветер, а солнце спряталось за тяжелыми серыми облаками. Спустя еще пару часов ветер стал пронизывающим, а облака потемнели, неумолимо увлекая за собой состояние души.
Оказалось, что комнаты в районе Сохо, которые миссис Уингейт могла бы себе позволить, были еще хуже тех, в которых они с дочкой жили сейчас. Как бы там ни было, а в квартале «Разбитого сердца» старинные дома сохраняли остатки прежнего величия. И далеко не все просторные комнаты были поделены на крохотные клетушки.
Больше того, приличный в своей центральной части район стремительно терял привлекательность – точно так же, как и тот, в котором она жила сейчас. Всего лишь несколько минут спокойной ходьбы на юго-восток, и вы оказывались в печально известных трущобах Сент-Джайлз.
Приходилось признать, что суббота пропала даром. Вместо мечты о новом доме впереди маячили лишь долгие часы и немалые усилия, которые еще предстояло потратить на решение непосильно сложной задачи.
Неправдоподобно дорогие уроки лорда Лайла заметно улучшили финансовое состояние, однако кардинального изменения обстоятельств они не принесли.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86
– Даю честное слово, сэр, что не обмолвлюсь ни единым словом, – заверил Перегрин.
– Что же, прекрасно. В таком случае можешь отправляться с Томасом.
Довольный мирным решением запутанного и опасного вопроса, лорд Ратборн вышел.
Он не заметил того виноватого взгляда, которым проводил его племянник.
Глава 5
Британский музей, суббота
22 сентября
Причина виноватого взгляда Перегрина заключалась в том, что он не упомянул имени юной леди Уингейт – той самой, которая сидела на раскладном стульчике рядом с ним. Юные художники копировали огромную голову фараона, высеченную из красного гранита. Эту голову юного Агамемнона Бельцони прислал из Египта.
В отличие от Египетского зала Британский музей редко оказывался переполненным, поскольку пускали туда по билетам, а достать билеты было очень трудно. Говорили даже, что легче попасть в «Олмак» – самое популярное среди представителей бомонда место.
Как Оливии удалось достать билеты, Перегрин не знал, да и не пытался узнать.
Посетителей в зале было мало. Однако, несмотря на это, дети старались говорить тихо и старательно работали карандашами.
– Мне будет совсем не трудно писать тебе в Эдинбург, – уверяла Оливия.
Лучше бы она не писала, подумал Перегрин. Необычные письма таили серьезную опасность.
Ему не следовало быть сейчас здесь, рядом с рыжеволосой, синеглазой девочкой. Никто из взрослых в его семье не одобрил бы эту дружбу. Мисс Уингейт была обманщицей. Сегодня, например, сказала маме, что пойдет в музей со школьной подругой, в сопровождении ее матери.
Если честно, то сам Перегрин тоже умолчал о некоторых существенных деталях экскурсии, но он хотя бы не говорил откровенной неправды. И все равно совесть не давала покоя. Оливии же, судя по всему, муки совести были совершенно не знакомы.
Молодой граф знал это; знал, что Оливия способна на многое. Но ничего не мог с собой поделать. Противостоять ей было невозможно – точно так же, как оторваться от чтения занимательной истории о привидениях. Если уж начал читать, то непременно дойдешь до самого конца.
– Взрослые проверяют все твои письма? – поинтересовалась Оливия.
Перегрин покачал головой:
– Кроме тех, которые приходят от родственников и от школьных товарищей.
– Тогда все очень просто. Почерки родственников, наверное, все знают, так что я притворюсь одним из бывших одноклассников. Выберем имя и название школы, а почерк я изменю – так, чтобы походил на мальчишеский.
Предложение звучало крайне заманчиво. Яркие, безудержные, полные фантазии письма Оливии определенно скрасят нудные школьные дни. Но разве это не преступление? Если дядя узнает….
– Ты очень бледен, – заметила Оливия. – Наверное, мало бываешь на воздухе. Или плохо ешь. На твоем месте я ни за что не позволила бы Шотландии испортить себе аппетит. Это прекрасное место, и далеко не все шотландцы так суровы, как принято думать.
– То, что ты предлагаешь, называется подлогом, – прошептал Перегрин. – Это серьезное правонарушение. Тебя могут посадить в тюрьму и даже повесить.
– Так ты считаешь, что лучше просто прекратить переписку? – беззаботно поинтересовалась Оливия.
– Наверное, это самое разумное.
– Да, скорее всего ты прав. Ну а необходимые детали я постараюсь проработать самостоятельно.
Перегрин знал, что спрашивать не стоит, но удержаться не мог. Через минуту вопрос сам выпрыгнул из него.
– Какие детали? – прошептал он. – Относительно чего?
– Детали моего испытания, служения, – так же тихо ответила она.
– Какого служения? Ты все равно не сможешь стать рыцарем, пока не вырастешь.
Мальчик учился куда быстрее, чем казалось дяде. Перегрин не стал повторять роковую ошибку и заявлять, что Оливия совсем не сможет стать рыцарем. От этого она сразу взбесится. Он не боялся нового нападения, но опасался, что скандал привлечет внимание. А это окажется тем самым роковым происшествием, о котором предупреждал дядя, и немногие оставшиеся уроки рисования сразу пропадут.
– Не могу дождаться, когда вырасту, – призналась Оливия. – Теперь, когда ты уезжаешь и уроки прекращаются, мы с мамой теряем всякую надежду на лучшую жизнь. Придется как можно быстрее взять дело в собственные руки и начать срочно искать сокровище.
Несколько тайных писем во всех ужасных подробностях рассказали Перегрину, почему Оливия и ее мама считались прокаженными и отверженными. Он выяснил, что семейное проклятие заключалось в дурной славе. Оливия жизнерадостно признавала, что ужасные Делюси в полной мере заслужили собственную репутацию. Это касалось всех, кроме мамы, которая совершенно не походила на остальных. Оливия даже считала, что если у мамы и были недостатки, то они происходили исключительно от излишней добропорядочности.
Перегрин решил, что если Оливия представляет собой мягкий, облагороженный вариант семейного характера, то эпитет «ужасные» – это колоссальное преуменьшение.
Письма изобиловали упоминаниями то одного порочного родственника, то другого. Но вот о сокровище в них не было ни слова.
– Какое сокровище? – не удержался от вопроса Перегрин.
– Сокровище Эдмунда Делюси, – зловеще прошептала Оливия, – моего прапрадеда, пирата. Я точно знаю, где он спрятал клад.
Субботним утром Батшеба вышла из дома в прекрасном настроении. В ридикюле лежал список предполагаемых адресов.
Она методично осматривала дома на отходящих от Сохо-сквер улицах и на самой площади.
А тем временем теплое, ясное утро сменилось неприветливым, даже неприятным днем. Вскоре после полудня задул холодный ветер, а солнце спряталось за тяжелыми серыми облаками. Спустя еще пару часов ветер стал пронизывающим, а облака потемнели, неумолимо увлекая за собой состояние души.
Оказалось, что комнаты в районе Сохо, которые миссис Уингейт могла бы себе позволить, были еще хуже тех, в которых они с дочкой жили сейчас. Как бы там ни было, а в квартале «Разбитого сердца» старинные дома сохраняли остатки прежнего величия. И далеко не все просторные комнаты были поделены на крохотные клетушки.
Больше того, приличный в своей центральной части район стремительно терял привлекательность – точно так же, как и тот, в котором она жила сейчас. Всего лишь несколько минут спокойной ходьбы на юго-восток, и вы оказывались в печально известных трущобах Сент-Джайлз.
Приходилось признать, что суббота пропала даром. Вместо мечты о новом доме впереди маячили лишь долгие часы и немалые усилия, которые еще предстояло потратить на решение непосильно сложной задачи.
Неправдоподобно дорогие уроки лорда Лайла заметно улучшили финансовое состояние, однако кардинального изменения обстоятельств они не принесли.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86