Он пошел на прогулку вокруг парка смотреть заход солнца. Прислонясь к акации на опушке, он наблюдал, как западает за край поля пылающий шар, «далеко и недалёко»... Присказка вспомнилась кстати. «Лучше, чем в том народном стишке, про закат в степи не скажешь. И как все на миг замирает, когда падает солнце, и как чудно потом одушевляется тишина... Комары только тут ни к чему!» — думал Егор, закуривая в целях самозащиты.
Но душистая прохлада, пахнущая пылью и травами, отнимала всякий вкус у сигареты. Он бросил ее на дорогу и, войдя в парк через боковую калитку, не спеша пошел к усадьбе. Слева тянулись домишки, хозяйственные постройки, огороды. Егор спрашивал себя, кто присматривает за всем этим, кто ведет дела, платит слугам, продает урожай. Муж г-жи Моску несколько лет как умер, золовка живет в другом конце страны, в своем имении. Может быть, все-таки управляющий, который был еще при муже?
В окнах зажигались лампы. «Там кухни и комнаты прислуги», — определил Егор, проходя мимо ряда белых, прилепившихся друг к другу мазанок с низкими заваленками. Сновали женщины, дети пугливо таращились на барина. По-деревенски пахло сеном, скотиной, молоком. «Ночь будет великолепная», — подумал Егор, запрокидывая голову к высокому прозрачному небу.
— А собак вы не боитесь?
Голосок Симины прозвучал так неожиданно, что Егор сбился с шага. «Как же она подкралась ко мне, что я не заметил?»
— А тебе не страшно одной тут расхаживать?
— Я была у кормилицы, — спокойно объяснила Симина.
— До сих пор?
— У кормилицы были дела, а я просто сидела...
— И слушала ее сказки, да?
Симина постно улыбнулась. Отцепила репейник с подола платьица, разгладила складочки, весьма искусно медля с ответом.
— Это вам Санда наговорила. Да, слушала. Кормилица рассказывает мне каждый день по сказке. Она их много знает...
— Сегодня была очень длинная сказка, если ты только сейчас идешь домой, — заметил Егор.
Симина снова улыбнулась с той же поддельной кротостью. Встретясь с ней глазами, Егор испытал неприятное чувство, что его заманивают в ловушку, что тут работает ум хитрый и острый, никак не детский.
— Сказка была короткая, — ответила Симина. — Но кормилица выдавала жалованье людям, потому что это она у нас всегда выдает жалованье...
Последние слова она проговорила особенно четко, с расстановкой, как будто знала, о чем он думал по дороге к усадьбе, и решила между делом прояснить его недоумения. Егор даже растерялся. Эта девочка угадывала его мысли, просто-напросто читала их. Как тонко она подчеркнула последние слова, а потом — пауза, глазки долу...
— Короткая сказка, совсем коротенькая, — дразнила она.
Конечно, она подстрекала его, ждала, что он попросит ее рассказать сказку. Все в Егоре противилось, хотя он не понимал, в чем тут искушение. Симина томительно молчала, выжидая, замедляя шаг.
— Ну, расскажи, — сдался наконец Егор.
— Это сказка про пастушьего сына, который полюбил мертвую принцессу, — тихо произнесла Симина.
Слова так дико прозвучали из детских уст, что Егора передернуло.
— Какая скверная, какая глупая сказка! — Он не скрывал возмущения. — Нет, Санда была права.
Симину нисколько не смутила эта вспышка. Она дала его возмущению улечься, потом, не повышая голоса, продолжала:
— Такая уж сказка. Такой жребий выпал пастушьему сыну.
— Ты знаешь, что такое жребий? — удивился Егор.
— Жребий, доля или судьба, — отчеканила Симина, как на уроке. — Каждый человек рождается под своей звездой, у каждого — свое счастье. Вот...
— Смотри какая умная! — с улыбкой заметил Егор.
— Жил-был пастух, и был у него сын, — затараторила Симина, не давая ему больше перебивать себя. — И когда он родился, феи-вещуньи предсказали: «Ты полюбишь мертвую принцессу!» Его мама, как услышала, стала плакать. И тогда другая фея, их было вообще три, сжалилась над ее горем и скзала: «И принцесса тебя тоже полюбит!»
— Ты непременно хочешь дорассказать мне эту сказку до конца? — не выдержал Егор.
Взгляд девочки выразил недоумение — невинный и в то же время холодный, обдающий презрением взгляд.
— Вы же сами меня попросили...
И Симина надолго смолкла, подавляя его молчанием. Они находились на середине главной аллеи. Сзади, уже вдалеке, поблекивали огоньки дворовых построек. Впереди, в потускневшем от сумерек воздухе, вырастало серое пятно усадьбы.
— А другую сказку, повеселее, ты не знаешь? — спросил Егор, чтобы нарушить молчание. — Например, ту, что кормилица рассказывала тебе вчера или позавчера...
Симина глубоко вздохнула и остановилась, как-то нарочито повернувшись спиной к громаде господского дома. Странное напряжение появилось в посадке ее головы.
— Вчерашняя сказка очень длинная, — проговорила она. — А позавчерашняя вовсе не сказка, а настоящее происшествие. С девицей Кристиной...
У Егора мороз прошел по коже. Темнота внезапно пала здесь, среди деревьев, где Симина решила остановиться. Ее глаза засверкали, зрачки расширились, шея неестественно напряглась. А этот зловещий голос! Да, она была мастерицей выделить слово, вложить в него смысл, ей угодный, каленым железом выжечь его в твоем сердце.
— Что еще за «девица»? — сорвался Егор. — До сих пор ты звала ее тетей, она ведь тебе доводится тетей...
— Она меня попросила не называть ее так, а то она себя чувствует старой...
Егор с трудом взял себя в руки; его так и подмывало обрушить ярость на эту маленькую бестию, которая врет ему с таким дьявольским бесстыдством.
— Кто тебя попросил? Как может тебя попросить кто-то, кто тридцать лет назад умер?!
Голос у него был грозный и взгляд суровый, но Симина заулыбалась: столько удовольствия доставлял ей гнев мужчины, такого большого и сильного человека, гнев, который вызывала она, пигалица неполных десяти лет...
— Она меня попросила сегодня ночью, во сне...
Егор на секунду заколебался. Но ему хотелось дойти до конца, понять, что скрывается в головке этого пугающего своими повадками чада.
— И все же сегодня, у портрета, — сказал он, — я слышал, как ты назвала ее тетей Кристиной.
— Неправда, — твердо отрезала Симина. — Сегодня я не говорила «тетя Кристина».
Ее уверенность заставила Егора усомниться в своей правоте. Но какая непререкаемая уверенность и какая победоносная усмешка! Надо будет поговорить с Сандой, а может быть, и с госпожой Моску. Он вдруг осознал нелепость ситуации: стоит тут, в темноте, посреди аллеи, меряясь силой с ребенком, — и решил тронуться с места, потому что Симина идти к дому явно не собиралась. Но при первом же его движении девочка с криком вцепилась в него. Сам испугавшись, он взял ее на руки. Симина приложила ладошки к Егоровым щекам, отворачивая его лицо от дома.
— Мне показалось, что за нами кто-то идет, — прошептала она, кивая в ту сторону парка, откуда они пришли.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39
Но душистая прохлада, пахнущая пылью и травами, отнимала всякий вкус у сигареты. Он бросил ее на дорогу и, войдя в парк через боковую калитку, не спеша пошел к усадьбе. Слева тянулись домишки, хозяйственные постройки, огороды. Егор спрашивал себя, кто присматривает за всем этим, кто ведет дела, платит слугам, продает урожай. Муж г-жи Моску несколько лет как умер, золовка живет в другом конце страны, в своем имении. Может быть, все-таки управляющий, который был еще при муже?
В окнах зажигались лампы. «Там кухни и комнаты прислуги», — определил Егор, проходя мимо ряда белых, прилепившихся друг к другу мазанок с низкими заваленками. Сновали женщины, дети пугливо таращились на барина. По-деревенски пахло сеном, скотиной, молоком. «Ночь будет великолепная», — подумал Егор, запрокидывая голову к высокому прозрачному небу.
— А собак вы не боитесь?
Голосок Симины прозвучал так неожиданно, что Егор сбился с шага. «Как же она подкралась ко мне, что я не заметил?»
— А тебе не страшно одной тут расхаживать?
— Я была у кормилицы, — спокойно объяснила Симина.
— До сих пор?
— У кормилицы были дела, а я просто сидела...
— И слушала ее сказки, да?
Симина постно улыбнулась. Отцепила репейник с подола платьица, разгладила складочки, весьма искусно медля с ответом.
— Это вам Санда наговорила. Да, слушала. Кормилица рассказывает мне каждый день по сказке. Она их много знает...
— Сегодня была очень длинная сказка, если ты только сейчас идешь домой, — заметил Егор.
Симина снова улыбнулась с той же поддельной кротостью. Встретясь с ней глазами, Егор испытал неприятное чувство, что его заманивают в ловушку, что тут работает ум хитрый и острый, никак не детский.
— Сказка была короткая, — ответила Симина. — Но кормилица выдавала жалованье людям, потому что это она у нас всегда выдает жалованье...
Последние слова она проговорила особенно четко, с расстановкой, как будто знала, о чем он думал по дороге к усадьбе, и решила между делом прояснить его недоумения. Егор даже растерялся. Эта девочка угадывала его мысли, просто-напросто читала их. Как тонко она подчеркнула последние слова, а потом — пауза, глазки долу...
— Короткая сказка, совсем коротенькая, — дразнила она.
Конечно, она подстрекала его, ждала, что он попросит ее рассказать сказку. Все в Егоре противилось, хотя он не понимал, в чем тут искушение. Симина томительно молчала, выжидая, замедляя шаг.
— Ну, расскажи, — сдался наконец Егор.
— Это сказка про пастушьего сына, который полюбил мертвую принцессу, — тихо произнесла Симина.
Слова так дико прозвучали из детских уст, что Егора передернуло.
— Какая скверная, какая глупая сказка! — Он не скрывал возмущения. — Нет, Санда была права.
Симину нисколько не смутила эта вспышка. Она дала его возмущению улечься, потом, не повышая голоса, продолжала:
— Такая уж сказка. Такой жребий выпал пастушьему сыну.
— Ты знаешь, что такое жребий? — удивился Егор.
— Жребий, доля или судьба, — отчеканила Симина, как на уроке. — Каждый человек рождается под своей звездой, у каждого — свое счастье. Вот...
— Смотри какая умная! — с улыбкой заметил Егор.
— Жил-был пастух, и был у него сын, — затараторила Симина, не давая ему больше перебивать себя. — И когда он родился, феи-вещуньи предсказали: «Ты полюбишь мертвую принцессу!» Его мама, как услышала, стала плакать. И тогда другая фея, их было вообще три, сжалилась над ее горем и скзала: «И принцесса тебя тоже полюбит!»
— Ты непременно хочешь дорассказать мне эту сказку до конца? — не выдержал Егор.
Взгляд девочки выразил недоумение — невинный и в то же время холодный, обдающий презрением взгляд.
— Вы же сами меня попросили...
И Симина надолго смолкла, подавляя его молчанием. Они находились на середине главной аллеи. Сзади, уже вдалеке, поблекивали огоньки дворовых построек. Впереди, в потускневшем от сумерек воздухе, вырастало серое пятно усадьбы.
— А другую сказку, повеселее, ты не знаешь? — спросил Егор, чтобы нарушить молчание. — Например, ту, что кормилица рассказывала тебе вчера или позавчера...
Симина глубоко вздохнула и остановилась, как-то нарочито повернувшись спиной к громаде господского дома. Странное напряжение появилось в посадке ее головы.
— Вчерашняя сказка очень длинная, — проговорила она. — А позавчерашняя вовсе не сказка, а настоящее происшествие. С девицей Кристиной...
У Егора мороз прошел по коже. Темнота внезапно пала здесь, среди деревьев, где Симина решила остановиться. Ее глаза засверкали, зрачки расширились, шея неестественно напряглась. А этот зловещий голос! Да, она была мастерицей выделить слово, вложить в него смысл, ей угодный, каленым железом выжечь его в твоем сердце.
— Что еще за «девица»? — сорвался Егор. — До сих пор ты звала ее тетей, она ведь тебе доводится тетей...
— Она меня попросила не называть ее так, а то она себя чувствует старой...
Егор с трудом взял себя в руки; его так и подмывало обрушить ярость на эту маленькую бестию, которая врет ему с таким дьявольским бесстыдством.
— Кто тебя попросил? Как может тебя попросить кто-то, кто тридцать лет назад умер?!
Голос у него был грозный и взгляд суровый, но Симина заулыбалась: столько удовольствия доставлял ей гнев мужчины, такого большого и сильного человека, гнев, который вызывала она, пигалица неполных десяти лет...
— Она меня попросила сегодня ночью, во сне...
Егор на секунду заколебался. Но ему хотелось дойти до конца, понять, что скрывается в головке этого пугающего своими повадками чада.
— И все же сегодня, у портрета, — сказал он, — я слышал, как ты назвала ее тетей Кристиной.
— Неправда, — твердо отрезала Симина. — Сегодня я не говорила «тетя Кристина».
Ее уверенность заставила Егора усомниться в своей правоте. Но какая непререкаемая уверенность и какая победоносная усмешка! Надо будет поговорить с Сандой, а может быть, и с госпожой Моску. Он вдруг осознал нелепость ситуации: стоит тут, в темноте, посреди аллеи, меряясь силой с ребенком, — и решил тронуться с места, потому что Симина идти к дому явно не собиралась. Но при первом же его движении девочка с криком вцепилась в него. Сам испугавшись, он взял ее на руки. Симина приложила ладошки к Егоровым щекам, отворачивая его лицо от дома.
— Мне показалось, что за нами кто-то идет, — прошептала она, кивая в ту сторону парка, откуда они пришли.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39