дул в трубу, оповещая о начале собрания, первым выкрикивал лозунги, чтобы создать необходимую атмосферу, оставался на ночное дежурство, присматривая за осужденными. Словом, он вел себя исключительно активно, но, едва главный накал кампании проходил, остывал и Ван Цюшэ: весь раж и пыл из него выходили, точно воздух из спущенного мяча. С лицом, лоснящимся от жира, любитель вкусно поесть, он всегда обходился одной монетой там, где другой тратил три. Подойдя к лотку Ху Юйинь, он просто бросал: «Сестрица, две миски, запиши на мой счет!» – и без малейшего стеснения ждал еду. Иногда, даже в присутствии Ху Юйинь, он, похлопывая по плечу ее мужа, позволял себе такие шуточки:
– Что это с тобой братец? Женат уже семь или восемь лет, а жена твоя как девушка, все еще порожняя ходит. Может, тебе учитель нужен – показать, как дети делаются?
Супруги густо краснели, смущались, но одернуть его не смели. Человека, незаменимого во время проработочных кампаний, нельзя задевать: уж лучше даром кормить его, выслушивать его пошлости да улыбаться ему.
Среди постоянных клиентов Ху Юйинь был еще один достойный упоминания странный человек: Помешанный Цинь, а точнее – Цинь Шутянь, причисленный к «пяти вредным элементам» . Когда-то он состоял на хорошей работе: был учителем музыки в средней школе, потом руководителем уездного ансамбля песни и пляски, но в 1957 году был объявлен правым за «реакционное» представление с песенками критического содержания и сослан в деревню на перевоспитание. Отличаясь большим упрямством, он не признал себя виновным в преступлениях перед партией и социализмом, сознался лишь в нескольких любовных связях и постоянно просил секретаря партбюро Ли Маньгэна сменить ему политическую «шапку правого» на «шапку уголовника». Можно не сомневаться, что это было коварным тактическим ходом. К лотку Ху Юйинь он всегда подходил, когда оставалось поменьше народа, хитро улыбаясь и что-то напевая.
– А что это ты поешь? – спросили его однажды.
– Гуандунскую мелодию «Все выше и выше».
– Ты же причислен к пяти вредным элементам, а рассчитываешь подняться выше?! Тебе впору петь «Все ниже и ниже»!
– Да, вы правы, я ведь послан сюда на перевоспитание и должен стараться изо всех сил…
Цинь Шутянь явно интересовался Лотосом, но вел себя вполне прилично: не оглядывал бесцеремонно и не позволял себе лишних слов. А Лотос всегда считала, что «тощую собаку стыдно пинать, больную лошадь стыдно обижать». Она сочувствовала Циню, даже жалела его и всегда подкладывала ему побольше то риса, то соевого сыра, то кунжутного масла.
На рынке ей приходилось сталкиваться с самыми разными людьми: добрыми, злыми, притворно добрыми, держащими нос по ветру, плывущими по течению, умеющими красно поговорить, способными выдать черное за белое, а белое за черное, продать все и кого угодно. И человеческая жизнь тоже временами начинала казаться ей похожей на рынок, в том числе жизнь тех, с кем она постоянно сталкивалась. Об этих людях мы сейчас и расскажем, какую бы роль в нашем повествовании – главную или второстепенную, положительную или отрицательную – они ни играли.
Глава 2. Заведующая
Кроме частных лавчонок, в Лотосах было три государственных предприятия: промтоварный магазин, лавка местных промыслов и столовая. Они находились в начале, середине и конце улицы, задавая тон местной торговле и как бы демонстрируя преобладание государственного сектора над частным. Столовой заведовала Ли Госян, недавно присланная на эту должность уездным отделом торговли. К свободному рынку у нее было особое отношение. Каждый базарный день она внимательно следила за всеми лотками, где торговали съестным, прикидывая их доход и сколько народу они отвлекают от ее столовой. Словно жена сельского старосты прежних времен, она важно ходила по рынку, выпятив свою несколько увядшую грудь, и едва не рычала на конкурентов. Главным объектом ее ненависти стала Лотос. Ли Госян сразу уловила, что привлекательная внешность этой «соевой красавицы» служит ей лучшей рекламой, не говоря уже о ее улыбчивости и расторопности. «Проклятые мужики! Липнут к ее лотку, словно мартовские коты!» – думала Ли Госян. Она понимала, что такие мысли не красят ее как представительницу государственной торговой точки, но, с другой стороны, чувствовала, что Лотос является ее главной конкуренткой в селе.
Долго она терпела и наконец устроила скандал. Повод был пустяковый и, по существу, не связанный с ее должностными обязанностями. Однажды Ли Гуйгуй, муж Ху Юйинь, сельский мясник, раздобыл свинины, мелко нарубил ее, поджарил, и супруги стали добавлять ее в свою похлебку с соевым сыром, даже не повышая цены. Возле лотка мгновенно выстроилась очередь; некоторые лакомки, прельстившись пахучей и вкусной едой, требовали по две-три миски, зато у столовой посетителей поубавилось.
– Это что же такое? Лоточница отбивает прибыль у государства? – воскликнула Ли Госян. Одним прыжком она подскочила к лотку и, грозно нахмурив брови, закричала: – Предъяви свидетельство о праве на торговлю!
Она протянула руку с часами, которые в деревне были в диковинку и назывались «бычьим глазом». Ху Юйинь от неожиданности так и застыла с черпаком в руке, но продолжала улыбаться:
– Товарищ заведующая, я веду эту торговлю с официального разрешения и исправно плачу налог. Это и взрослые и дети знают!
– Свидетельство! Я хочу посмотреть на твое свидетельство! – повторила Ли Госян, не опуская руки. – Если не предъявишь свидетельства, я пришлю своих работников и заберу твой лоток!
Тут Ху Юйинь совсем опешила:
_ Товарищ заведующая, вы руку-то уберите! У меня честная торговля, а не какой-нибудь черный рынок…
Очередь, страдая по еде с необычной прибавкой, заволновалась и выступила в защиту:
– Она своим лотком занимается, а ты занимайся своей столовой! Колодезная вода речной не помеха. Можно подумать, она на чужую могилу наступила!
– Ну и денек сегодня! В коровьем хлеву лошадиная морда объявилась!
– Ты лучше своей столовой займись, чтоб в лапше мышиного помета не было! Ха-ха-ха…
Чувствуя, что дело может зайти слишком далеко, заведующий зернохранилищем Гу Яньшань попробовал примирить всех:
– Ладно, ладно, в одном селе живем, а свой своего не узнает! Если уж так хочется поговорить, сходите в рыночный комитет или к налоговому инспектору!
Ли Госян едва сдержалась, чтобы не обозвать всех их прихвостнями капитализма. Она чувствовала, что село Лотосы хоть и невелико, но чудовищ и оборотней тут предостаточно. Как говорится, «пруд хоть и мелок, а черепах довольно», преступники кишмя кишат, и все они норовят нагадить ей как кадровому работнику, присланному со стороны.
Вообще-то она была номенклатурным работником уездного отдела торговли, племянницей секретаря укома Ян Миньгао, знаменитым во всем уезде борцом против капитализма.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68
– Что это с тобой братец? Женат уже семь или восемь лет, а жена твоя как девушка, все еще порожняя ходит. Может, тебе учитель нужен – показать, как дети делаются?
Супруги густо краснели, смущались, но одернуть его не смели. Человека, незаменимого во время проработочных кампаний, нельзя задевать: уж лучше даром кормить его, выслушивать его пошлости да улыбаться ему.
Среди постоянных клиентов Ху Юйинь был еще один достойный упоминания странный человек: Помешанный Цинь, а точнее – Цинь Шутянь, причисленный к «пяти вредным элементам» . Когда-то он состоял на хорошей работе: был учителем музыки в средней школе, потом руководителем уездного ансамбля песни и пляски, но в 1957 году был объявлен правым за «реакционное» представление с песенками критического содержания и сослан в деревню на перевоспитание. Отличаясь большим упрямством, он не признал себя виновным в преступлениях перед партией и социализмом, сознался лишь в нескольких любовных связях и постоянно просил секретаря партбюро Ли Маньгэна сменить ему политическую «шапку правого» на «шапку уголовника». Можно не сомневаться, что это было коварным тактическим ходом. К лотку Ху Юйинь он всегда подходил, когда оставалось поменьше народа, хитро улыбаясь и что-то напевая.
– А что это ты поешь? – спросили его однажды.
– Гуандунскую мелодию «Все выше и выше».
– Ты же причислен к пяти вредным элементам, а рассчитываешь подняться выше?! Тебе впору петь «Все ниже и ниже»!
– Да, вы правы, я ведь послан сюда на перевоспитание и должен стараться изо всех сил…
Цинь Шутянь явно интересовался Лотосом, но вел себя вполне прилично: не оглядывал бесцеремонно и не позволял себе лишних слов. А Лотос всегда считала, что «тощую собаку стыдно пинать, больную лошадь стыдно обижать». Она сочувствовала Циню, даже жалела его и всегда подкладывала ему побольше то риса, то соевого сыра, то кунжутного масла.
На рынке ей приходилось сталкиваться с самыми разными людьми: добрыми, злыми, притворно добрыми, держащими нос по ветру, плывущими по течению, умеющими красно поговорить, способными выдать черное за белое, а белое за черное, продать все и кого угодно. И человеческая жизнь тоже временами начинала казаться ей похожей на рынок, в том числе жизнь тех, с кем она постоянно сталкивалась. Об этих людях мы сейчас и расскажем, какую бы роль в нашем повествовании – главную или второстепенную, положительную или отрицательную – они ни играли.
Глава 2. Заведующая
Кроме частных лавчонок, в Лотосах было три государственных предприятия: промтоварный магазин, лавка местных промыслов и столовая. Они находились в начале, середине и конце улицы, задавая тон местной торговле и как бы демонстрируя преобладание государственного сектора над частным. Столовой заведовала Ли Госян, недавно присланная на эту должность уездным отделом торговли. К свободному рынку у нее было особое отношение. Каждый базарный день она внимательно следила за всеми лотками, где торговали съестным, прикидывая их доход и сколько народу они отвлекают от ее столовой. Словно жена сельского старосты прежних времен, она важно ходила по рынку, выпятив свою несколько увядшую грудь, и едва не рычала на конкурентов. Главным объектом ее ненависти стала Лотос. Ли Госян сразу уловила, что привлекательная внешность этой «соевой красавицы» служит ей лучшей рекламой, не говоря уже о ее улыбчивости и расторопности. «Проклятые мужики! Липнут к ее лотку, словно мартовские коты!» – думала Ли Госян. Она понимала, что такие мысли не красят ее как представительницу государственной торговой точки, но, с другой стороны, чувствовала, что Лотос является ее главной конкуренткой в селе.
Долго она терпела и наконец устроила скандал. Повод был пустяковый и, по существу, не связанный с ее должностными обязанностями. Однажды Ли Гуйгуй, муж Ху Юйинь, сельский мясник, раздобыл свинины, мелко нарубил ее, поджарил, и супруги стали добавлять ее в свою похлебку с соевым сыром, даже не повышая цены. Возле лотка мгновенно выстроилась очередь; некоторые лакомки, прельстившись пахучей и вкусной едой, требовали по две-три миски, зато у столовой посетителей поубавилось.
– Это что же такое? Лоточница отбивает прибыль у государства? – воскликнула Ли Госян. Одним прыжком она подскочила к лотку и, грозно нахмурив брови, закричала: – Предъяви свидетельство о праве на торговлю!
Она протянула руку с часами, которые в деревне были в диковинку и назывались «бычьим глазом». Ху Юйинь от неожиданности так и застыла с черпаком в руке, но продолжала улыбаться:
– Товарищ заведующая, я веду эту торговлю с официального разрешения и исправно плачу налог. Это и взрослые и дети знают!
– Свидетельство! Я хочу посмотреть на твое свидетельство! – повторила Ли Госян, не опуская руки. – Если не предъявишь свидетельства, я пришлю своих работников и заберу твой лоток!
Тут Ху Юйинь совсем опешила:
_ Товарищ заведующая, вы руку-то уберите! У меня честная торговля, а не какой-нибудь черный рынок…
Очередь, страдая по еде с необычной прибавкой, заволновалась и выступила в защиту:
– Она своим лотком занимается, а ты занимайся своей столовой! Колодезная вода речной не помеха. Можно подумать, она на чужую могилу наступила!
– Ну и денек сегодня! В коровьем хлеву лошадиная морда объявилась!
– Ты лучше своей столовой займись, чтоб в лапше мышиного помета не было! Ха-ха-ха…
Чувствуя, что дело может зайти слишком далеко, заведующий зернохранилищем Гу Яньшань попробовал примирить всех:
– Ладно, ладно, в одном селе живем, а свой своего не узнает! Если уж так хочется поговорить, сходите в рыночный комитет или к налоговому инспектору!
Ли Госян едва сдержалась, чтобы не обозвать всех их прихвостнями капитализма. Она чувствовала, что село Лотосы хоть и невелико, но чудовищ и оборотней тут предостаточно. Как говорится, «пруд хоть и мелок, а черепах довольно», преступники кишмя кишат, и все они норовят нагадить ей как кадровому работнику, присланному со стороны.
Вообще-то она была номенклатурным работником уездного отдела торговли, племянницей секретаря укома Ян Миньгао, знаменитым во всем уезде борцом против капитализма.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68