— А где Кристина? — только и успел вымолвить Данила, когда мы увидели ее, стоящую на коленях перед этим существом в черной рясе.
— Ты должна убить своего ребенка, Кристина! — продолжало чудовище.
— Я не могу этого сделать, — еле слышно отвечала ему Кристина.
— Что?! Что ты сказала?! — чудовище было вне себя от гнева. — Я не прошу, я приказываю тебе!
— В чем он виноват?! Почему ты мстишь моему ребенку?! — Кристина не желала сдаваться, но голос ее звучал, как мольба.
— Грехи матери лягут на ее дочь! Ты хочешь обречь свою девочку на страдания?! Нет, я не жесток, Кристина. Это ты жестока! Подумай о том, на какую жизнь ты ее обрекаешь! Ты хочешь, чтобы она мучилась всю свою жизнь?! Мало ты насмотрелась на мужчин, которые пользовались тобой?! Тебе этого недостаточно?! Такой доли ты желаешь своей дочери?!
— Она… она сможет, — еле слышно отвечала Кристина.
— Мир жесток, Кристина! — продолжало чудовище в рясе. — Мир очень жесток! Он требует от женщины, чтобы она была сильной! Но разве может сильная женщина быть Женщиной?! Разве сможет она быть самой собой?! Ты хочешь, чтобы твоя дочь страдала! Я понял это! Ты мстишь ей, а не я! Ты мать, которая ненавидит свою дочь! Дочь, еще не рожденную! Ты мстишь ей за то, что ты сама не можешь быть Женщиной!
— Она сможет, — повторила Кристина. — Она справится…
Чудовище разразилось громогласным хохотом:
— На! Смотри, что она сможет!
Вмиг на стальной пелене неба появилась картина. Мы увидели молодую женщину, идущую по расцвеченному огнями городу в сопровождении мужчины. На лице девушки читалось отчаяние, на мужском лице — холодность и пренебрежение. Она еще совсем молода, но ее сердце уже знает, что такое душеная боль.
— Вот твоя дочь! — провозгласило чудовище. — Ей двадцать. Она любит этого мужчину, а он играет с ней. Ему интересно ее мучить. Он забавляется. Ему приятно чувствовать свое превосходство, когда он видит ее слезы.
Он наслаждается ее трогательными признаниями, которые повышают его самооценку. И чем сильнее она его любит, тем больше в нем искушение заставить ее мучиться. Крепость только сдалась, и он уже думает о других крепостях…
Она родит ему двух детей, а он будет изменять ей. Она устроит его быт, а он, в ответ, станет относиться к ней, как к прислуге. Она пожертвует своей карьерой, поддерживая его, а он обвинит ее в несостоятельности. Она будет любить его, а он за это будет ее ненавидеть. Ибо мужчины не могут и не умеют любить!
— Она переживет это. Все женщины переживают подобное. В этом нет ничего страшного. Такова судьба женщины, — тихо прошептала Кристина.
— Ладно, согласен, — гулким эхом ответило чудовище. — Но что ты скажешь на это?..
Картина на небесной глади переменилась. Мы снова увидели дочь Кристины, но теперь уже тридцатилетней. Она стояла в коридоре большого офиса и выслушивала упреки начальника-мужчины. Потом она плакала у окна, скрывая свои слезы. А какие-то люди шептались у нее за спиной, произнося разные гадости.
— Вот твоя дочь! — снова голос чудовища звучал остервенелым накатом. — Ей тридцать. Она умна и талантлива, но ее бездарный начальник не понимает этого. Он не дает ей реализоваться и присваивает результаты ее труда. А когда она получит возможность подняться по карьерной лестнице, он скажет ей: «Мне не нужен руководитель в юбке!»
За свою работу она будет всю жизнь получать меньше, чем работники-мужчины. Потому что их слушают и ценят, но не ее. Она попытается устроиться на другую работу, но ее не возьмут, потому что не поверят в ее способности. Ведь она женщина! Она решится открыть свое дело, но не сможет противостоять грубому натиску конкурентов-мужчин.
— Она переживет и это. Все женщины переживают подобное. В этом нет ничего страшного. Такова судьба женщины, — сквозь зубы, сдерживая слезы, шептала Кристина.
— Переживет, но будет несчастна… — отвратительным голосом протянуло чудовище в рясе. — Но что ты скажешь на это?…
Картина на небесном склоне переменилась в третий раз. И снова на ней была дочь Кристины. Ей уже пятьдесят. Она постарела и осунулась. Небогатая квартира пуста. Она разговаривает с сыном по телефону. Он отвечает ей сухо и старается поскорее закончить их разговор. У него своя семья и на мать у него просто нет времени. С дочерью-подростком она не общалась уже несколько месяцев. Она даже не знает, где она и с кем.
— Вот твоя дочь! — голос чудовища был торжествующим. — Ей пятьдесят. Муж уже не живет с ней, дочь с ней не общается, у сына не хватает на нее времени. Она совсем одна, она коротает свои дни на скучной работе. Ее единственный собеседник — телевизор, который рассказывает ей о счастье, которого никогда не было в ее жизни.
Она твоя дочь! Ей тоскливо и одиноко. Она ничего не добилась, ничего не смогла. Муж предал ее, дети отвернулись, подруги заняты своими проблемами. Она чувствует свою ущербность и не знает, как ей быть, потому что единственное ее желание — это наложить на себя руки. Но и на это ей не хватает сил…
Теперь скажи мне — она переживет и это?! Нет, молчи, не отвечай. Я скажу: она не переживет этого! И это твоя вина!
Кристина пыталась что-то ответить своему мучителю, но слезы душили ее. Приступ невыносимой душевной боли, словно осиновый кол, пронзил ее сердце. Она упала наземь, издав ужасающий крик вселенского отчаяния.
— Убей свою дочь! — заорало чудовище. — Прояви милосердие!
*******
Глядя на это голое, бескрайнее поле под свинцовыми небесами, сознавая весь ужас происходящего, чувствуя невыносимую тоску, я понял, что не могу двигаться. Меня словно парализовало. Ноги, казалось, утопли в земле и стали ватными. У меня не было сил даже думать. Голова превратилась в пустой барабан, а в нем истовым гулом продолжал пульсировать глухой удар.
— Кристина! Кристина! — я видел, как Данила бросился к лежавшей на холодной земле женщине. — Кто отец ребенка?! Кристина, кто ее отец?!
Я не понимал, что происходит. Почему Данила задает ей этот дурацкий вопрос? Как — «кто отец ребенка»? Конечно, ее муж… Муж?! Петр?! Нет, этого не может быть! Иначе бы он говорил о ребенке, пытаясь удержать Кристину. Он бы обязательно говорил о ребенке! И ведь они не были близки уже больше года…
Господи, да ведь мы не знаем, кто отец ее ребенка!
Данила тряс Кристину за плечи, смотрел ей в глаза и все повторял, повторял свой вопрос: «Кто отец ребенка?! Кристина, кто отец ребенка?!»
Кристина подняла голову и смотрела на Данилу широко открытыми глазами. В них был не то испуг, не то удивление. Видимо, она не понимала, кто перед ней. Не могла взять в толк, что спрашивает у нее этот странный, взявшийся ниоткуда человек. Силилась понять — зачем он это делает? Силилась — и не могла…
— Да, кстати! — обратилось к Кристине чудовище в рясе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26