— Я пробовал говорить насчет «Харрикейнов». Безнадежно.
— Ну ладно. Будем делать по два вылета. Хотите, чтобы сегодня мы сделали еще один?
— Да. Янину, кажется, бомбили? Вы не пострадали?
— Нет, — сказал Хикки устало. — Мы не пострадали.
— Отлично. Пошлите донесение, как обычно, Хикки.
— Слушаюсь, сэр.
— Завтра позвоните. А на сегодня желаю вам успеха. Вам и другим.
— Спасибо, сэр.
— До свиданья, Хикки. Еще раз желаю успеха.
— До свиданья, — сказал Хикки. Он повесил трубку и выругался. Письменное донесение он молча вручил греческому лейтенанту, говорившему по-английски, который во время происходившего разговора стоял возле телефона. Не сказав ни слова, он повернулся и вышел на улицу. Светило яркое полуденное солнце, а ему казалось, что уже вечер. Он отправился прямо в гостиницу и в вестибюле застал Тэпа и Ричардсона, которые приставали к швейцару, пытаясь раздобыть через него хоть что-нибудь поесть.
— Ничего нет, Хикки. Совершенно ничего нельзя достать, — сказал Тэп.
— А в ресторане?
— Ресторан разбомбили.
— Я пойду поговорю с греческим начальством. Продовольствие для нас должны были доставить еще несколько дней назад. Что они, черт возьми, думают, — не можем же мы так, — возмутился Хикки.
— Вероятно, хлеб можно достать где-нибудь, — сказал Ричардсон.
— Хлеб меня не устраивает. Я по-настоящему голоден, — отрезал Тэп.
— Под вечер мы опять вылетаем.
— Куда?
— Опять туда же. Подробно расскажу потом.
— Господи Иисусе, что еще случилось? — спросил Тэп.
— Грекам, как видно, приходится туго, — сказал Ричардсон.
— Опять будем охотиться за бомбардировщиками. Нет, на будущее время я постараюсь непременно попасть в такую эскадрилью, где есть «Харрикейны», «Спитфайры» или «Дифайэнты».
— Югославы только что присоединились к державам оси, так что мы, наверное, их получим. По крайней мере «Харрикейны». С фрицами без «Харрикейнов» не справишься.
— Все здешние греки уверены, что немцы не заставят себя ждать, — заметил Тэп.
— Так оно и будет, — сказал Ричардсон.
— Я не боюсь немцев, если у нас будут «Харрикейны». Но если только «Гладиаторы»…
— Еще несколько дней, и все будет ясно, — сказал Хикки. — А пока попробую раздобыть чего-нибудь поесть.
Хикки ушел. Тэп и Ричардсон поднялись наверх и завалились спать.
12
В два часа Хикки всех разбудил.
— Вставайте, ребята, — сказал он. — Я достал еды.
— Когда вылетаем?
— Примерно через час, — сказал Хикки.
Они спустились вниз, и Хикки распорядился, чтобы накрыли стол в вестибюле. Появился черствый греческий хлеб, салями, сыр и кофе.
— Пища для героев, — сказал Квейль.
— Для каких — для греков? — насмешливо отозвался Ричардсон.
— Грекам это в самый раз.
За едой говорили мало.
Квейль кончил раньше других и поспешил в госпиталь. Он заглянул в приемную, но Елены там не оказалось. Тогда он прошел в помещение старшей сестры.
— Хэлло, инглизи!.. Хэлло! — приветствовала она его.
— Хэлло, сестра. Как себя чувствуете?
— Очень хорошо.
— Простите за сегодняшний налет.
— Мы мало пострадали. Больше испугались. А вы поднялись сейчас же в воздух, да?
— Да.
— Сбили итальянцев?
— Семерых, — сказал Квейль. — И потеряли одного.
— Грустно, но без этого не обойдешься. Палка о двух концах.
Квейль взглянул на нее и улыбнулся.
— И кто же это? — спросила сестра.
— Вы едва ли знали его, — сказал Квейль. — Брюер — высокий, добродушный, совсем молодой.
— Не все ли равно, знала я его или нет? Я знаю всех.
— Я ищу мисс Стангу, — сказал Квейль, чтобы переменить разговор.
Сестра сняла телефонную трубку и сказала что-то по-гречески.
— Вы думаете, скоро придут немцы? — спросила она.
— Думаю, скоро. Они не любят медлить.
— Против немцев нам не устоять. Но мы будем драться. В Грецию прислали австралийцев, так ведь?
— Да, кажется, так.
Вошла Елена. Она стала извиняться перед старшей сестрой за посещение Квейля, но та сказала:
— Ничего. Поухаживайте за ним. Он так молод и постоянно подвергается опасности. Не беспокойтесь. Поухаживайте за ним, чтобы он не чувствовал себя несчастным.
Когда они вышли из комнаты, Квейль спросил Елену, что ей сказала сестра. Она грустно улыбнулась и сказала:
— Она говорит, что вы постоянно в опасности и я должна поухаживать за вами.
Квейль от души рассмеялся.
— Первый раз слышу, что вы так смеетесь, — сказала Елена.
— Мне нравится, что она относится к каждому так, словно это ее единственный сын. Она и с вами так, Елена?
— Да. Она очень добрая. Все ее любят. Кого-нибудь сбили сегодня?
— Кто? Я?
— Нет. Кого-нибудь из ваших?
— Да. Брюера. Попал в самую гущу итальянских истребителей.
— Это тот, совсем юноша?
— Да.
— Бедный. Никогда не знаешь, кто будет следующий. Я никогда не знаю, вернетесь ли вы.
— А вы не беспокойтесь. Не думайте об этом. Я не думаю. Будь что будет. Вот что будет с вами, когда сюда придут немцы? — сказал он.
— Не знаю. Нас, вероятно, пошлют обратно в Афины. Там теперь австралийские войска, не так ли?
— Да.
— Я рада. Одни мы ни за что не справились бы с немцами.
Они пошли по направлению к пустырю, где были расстреляны греческие солдаты. Много не разговаривали, пока Квейль не сказал:
— Мне уже пора. Вылетаем опять.
— Сейчас?
— Да.
— Это ужасно. Пожалуйста, загляните в госпиталь, как только вернетесь. Я очень буду беспокоиться, если не придете, — сказала она.
— Каждый из нас старается гнать от себя такие мысли.
— Мне очень жаль.
— А мне нет. Я непременно зайду в госпиталь. Мне очень приятно, что вы беспокоитесь.
— Да, беспокоюсь, Джон.
Она редко называла его по имени. Квейль взял ее за руку:
— Мы должны что-то сделать, Елена.
— Вы о чем?
— Вы знаете… о нас с вами. Не может же это так продолжаться… Мы словно чужие. Меня это угнетает.
— Подождем еще, Джон. Я боюсь, что вы уедете и не вернетесь, что тогда будет?
— Если я уеду, вы поедете со мной. — Это были не пустые слова.
— Не будьте так решительны, — сказала она. — Не так все это просто.
— Я говорю, что думаю. Если я уеду, вы поедете со мной. Это очень просто.
— Я не смогу. Не будем об этом говорить. Куда мы поедем? Нет…
— Во всяком случае сейчас мне надо уходить.
Квейль надел пилотку, и они повернули назад, к госпиталю. Там они расстались, и он побежал в гостиницу. Его уже ждали. Летчики сели в автобус и поехали на аэродром.

Когда эскадрилья находилась почти над Эльбасаном, Квейль почувствовал себя дурно. Под ложечкой у него давило, его мучила тошнота, и он хотел бы, чтобы его вырвало. Они кружили над облаками на высоте двенадцати тысяч футов. Воздушных ям не было. Хикки предупреждал, что их ждут сюрпризы, но Квейль все же был удивлен, когда справа от них, на высоте около пятнадцати тысяч футов показался целый полк «КР—42», развертывавшихся клином.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99