Ведь поднялась могучая цивилизация Запада именно через раскрестьянивание, через превращение крестьянина в фермера-буржуа и сельского пролетария, а Матери-земли в обычное средство производства, предмет купли-продажи. Запад лишил мироздание святости, заменил Космос холодным ньютоновским пространством, а человека низвел до положения атома (т е. индивидуума). И ничего – все умеет подсчитать, взвесить, разделить.
Да, многим нравится западный тип жизни, где, по словам западного же философа, «знают цену всего, но не знают ценности ничего». Это дело вкуса. Хотя, думаю, большинству нравится это по незнанию. Думают, Запад – та же Россия, только поудобнее. Все говорят на иностранных языках и ездят исключительно на иномарках. Но даже если так, судьба наша была определена тысячу лет назад, и уже в XVI веке мы стали для Запада «хуже Турции».
Пришлось идти своей дорогой, а она такая, что нам надо было за десять лет решать те задачи, на которые Западу история дала сто лет. По деньгам, отпущенным для решения одинаковых задач, разница была уже в сотни раз. А уж это никак было бы не осилить, если бы утратили космическое чувство и «естественный религиозный орган» – способность ощущать святость Общего дела.
Запад, усевшись на шею колоний и «третьего мира», мог позволить себе стать безрелигиозным, а у нас каждое серьезное дело было не бизнесом, а почти подвижничеством. Весь труд русского пахаря – подвиг. Как говорят богословы, его труд имел литургическое значение – крестьянин, ведя свою борозду, был в прямом общении с Богом. Иначе ему было не справиться. Огромная масса людей в нашей истории вошла в современные виды труда и службы через культурное пространство малых городов, и это пространство не задушило ни их «естественного религиозного органа», ни космического чувства. А попади сразу в мегаполис, и такое могло бы произойти.
Конечно, это не привилегия России. И в других странах известно это свойство малых городов – давать молодым людям особую духовную силу и особый взгляд на мир. Вот США – самый-самый Запад. А оказалось, что две трети ученых США (не считая, конечно, иммигрантов) – выходцы из малых городов. Здесь ставился их разум, острота взгляда и спокойное упорство. Этому помогала и близость Природы, и образ жизни. У нас такой переписи ученых не было, но из личного опыта видно, что та же история. Малые города – воспитанники тружеников науки. Другая похожая на науку служба, которая питается из малых городов, – воинская. Отсюда черпало свое пополнение русское офицерство во времена дворянства, а во многом и в советское время.
Но мы знаем и как хрупок мир малого города для людей, которые именно здесь начинают свой путь в современные сферы деятельности. Многие начинают страдать от узости возможностей, задыхаются в полукрестьянском укладе. «В Москву! В Москву!» – стонали чеховские три сестры. Москва для них была образом Европы, и их сформированная европейским образованием душа не находила себе пищи в провинциальном городке.
Форсированная индустриализация СССР поневоле опиралась на крупные города. При острой нехватке ресурсов только здесь можно было создать необходимую плотность и структурную полноту кадров, культурных и трудовых ресурсов. «Одноэтажный» СССР отставал в развитии и модернизации. Война и перегрузки послевоенного восстановления отодвинули назревающий кризис малых городов, а с середины 60-х годов уже велась целевая программа по предотвращению этого кризиса. В малых городах создавалась сеть современных предприятий – отделений и цехов крупных заводов и комбинатов. Молодежь получила доступ к рабочим местам с высокой технологией, увеличилась и подвижность работников – стали много ездить к смежникам, на обучение, для наладки и ремонта у пользователей. Эти десятилетия были и временем бурного развития научно-технической системы страны, строительства больших сооружений, освоения Севера, так что много молодых людей уезжали на учебу, стройки, в экспедиции. Проблема оторванности малых городов от большого мира была смягчена.
Все эти каналы социальной мобильности были моментально, катастрофическим образом перерезаны рыночной реформой 90-х годов. Именно малые города оказались самой незащищенной против такого удара частью страны. Внешне кажется, что деревня обеднела в ходе реформы гораздо сильнее, но формальные показатели обманчивы. Деревенский двор стоит на земле, его главное средство производства и предмет труда – вот они. Да, тип труда изменился, когда реформа придушила крупные сельские предприятия. Как говорят, «село отступило на подворья». Регресс налицо, но нет здесь той безысходности, как в малом городе, где останавливается единственное современное предприятие или цех парализованного реформой большого комбината. Отсутствие заработка и перспектив здесь оказывается тотальным, и ощущение безнадежности давит на людей невыносимо. Они начинают метаться, ездить за тридевять земель выполнять любую работу в большом городе, бродить по стране. Молодые люди сбиваются в стаи, стоят кучками в сквере. В руке бутылка пива, в глазах тревога. Работодателем становится криминальный мир.
Давит и демонстрационный эффект большого города. Он всплыл, как будто оттолкнувшись ногами от тонущих малых городов и деревень, растлевает и одновременно обозляет заехавших поглядеть на «настоящую жизнь» молодых людей. Ведь ножницы в возможностях, которые предоставляют столицы и райцентры, раздвинулись до размера пропасти. Как будто у больших городов образовался свой «третий мир». Да и между самими малыми городами возникли разрывы. У одних заработало предприятие или возникли модные дачные места на водохранилище – тут жизнь задышала. Через тридцать километров другой такой же городок – погружается в трясину. Распадается ткань всей сети малых городов, которая скрепляла страну.
Пока что среду обитания десятков миллионов жителей этих городов поддерживает инерция старых систем – какое-то производство, школы, больницы, воинская часть.
Стоят еще дома, хотя уже валится с потолка штукатурка, работает котельная, хотя и с перебоями. Но не видно никакого импульса к возрождению, в брошенных цехах уже и стекла из окон разворовали. Будет ли это скольжение в никуда равномерным и спокойным?
Нет, не будет! Эта безысходность чревата потрясениями, и они зреют, как нарыв. Какое-то время люди надеялись, что эта напасть временная и жизнь наладится. Сейчас видно, что даже золотой дождь нефтедолларов не дает ни капли для оживления малых городов как системы. При нынешнем рынке они действительно превращаются в «третий мир» с его порочными кругами. В то же время телевидение с его идеологизированной рекламой и наглядный образ жирующей столицы разбудили в молодежи малых городов болезненные и несбыточные притязания.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76