Культурный садизм. Он пропитывает мысли, слова и дела политкласса РФ. Одни орудуют инструментами пытки, другие сладострастно смотрят, совестливые укоризненно покачивают головой. Эксперты снабжают палачей сведениями о болевых точках жителей России – для каждой группы свои. Для одних мучительно глумление над святынями, для других растление детей и подростков, для третьих уничтожение непреходящих ценностей культуры. Да и сама пошлость политических шоу достигла уровня пытки.
Уничтожили науку, которую Россия выращивала триста лет – без всякого разумного объяснения, просто потому, что это огромное национальное достояние, возможно, неповторимое. Эта утрата бьет по карману и собственников (например, опустошен научный задел ВПК, иссякнет экспорт оружия). Но не единым хлебом живы они, есть у них и духовные запросы.
Ложь, разрушающая рациональность. Политика всегда сопряжена с ложью – приходится успокаивать или возбуждать чувства людей, соблазнять их или пугать, создавать благоприятный образ чего-то или очернять его. Вопрос в мере и объекте лжи. В нынешней политкультуре РФ возник новый тип лжи – как инструмента подрыва рационального мышления граждан. Это ложь, разрушающая меру и логику, язык, чувство времени и систему координат, в которой ориентируется человек. Может быть, в каждом отдельном случае политик уверен, что решает конкретную задачу. Но со стороны видна именно система, ставшая частью культуры. Нынешние политики, как бы они ни дрались между собой, являются сообществом, скрепленным набором норм и ответственностью. Тот факт, что заведомая ложь не вызывает со стороны сообщества никаких санкций, показывает, что она стала узаконенной частью культуры этого сообщества.
Вульгаризация. Как тифозные вши, такая мелочь, могут выкосить население целых областей, так и примитивный инструмент политика – вульгаризация проблем – может загнать страну в историческую ловушку. Так и произошло в РФ – из мышления и языка удалось исключить саму проблему выбора. Вся политика РФ опущена с уровня бытия до уровня быта. Дебаты идут только по поводу решений, как будто исторический выбор задан стране откуда-то сверху и обсуждению не подлежит. Мы едем неизвестно куда, но доедем быстро.
Русофобия. Главный вектор нынешней политкультуры РФ – демонтаж того ядра России, которым является русский народ. Поэтому объектом разрушения стала мировоззренческая матрица, на которой этот народ был собран, а также все системы, воспроизводящие эту матрицу (как школа или армия). Взят курс на примитивизацию духовной жизни русских. Это – политический выбор, а не происки «невидимой руки рынка». Из общего духовного пространства изъяты русская классика, художники-мыслители XX века (такие, как Горький, Блок, Маяковский), социальная лирика и революционная песня «серебряного века», не говоря уж о советской. Даже старые русские песни даются в уголовной аранжировке.
На средства госбюджета делают фильмы, рисующие русских (советских) недочеловеками. Видный западный обозреватель, говоря об антисоветском дискурсе середины 90-х годов, так объяснил смысл внушаемой дилеммы: «Русские – недочеловеки потому, что коммунисты, или они коммунисты потому, что недочеловеки?» Мышление загнано в формулу, утверждающую как данность, что русские – недочеловеки, Но в этом Голливуду далеко до российских аналогов.
В целом политкультура РФ, будучи патологической, все же смутно напоминает известный тип – культуру этнократии. Как будто возникло два народа, которые расходятся по двум разным путям. Один – «новая элита», ядром которой и является тот политкласс, о культуре которого идет речь. Другой народ – бывшие «совки», измордованный советский народ, независимо от того, какую идеологию вдавили за это время в мозг отдельного человека. Против разума, воли, памяти, чувств и надежд этого народа и направлены те особые качества политкультуры, о которых говорилось выше.
Состояние это временное, болезнь будет излечена, и дай Бог, чтобы без ампутаций.
ВПРАВИТЬ ВЫВИХИ, БЕРЕЖНО
Разговор об элите затруднен многими деликатными моментами. Может быть, в других, более прагматических культурах эта тема обсуждается холодно, разумно и эффективно – но мы-то живем не в других культурах, а в нашей. Подрывать устои нашей культуры – боже упаси. Но некоторая модернизация требуется.
Я выскажу свои соображения на уровне здравого смысла, не прибегая к западным теориям стратификации общества и, в частности, теориям элит. Скорее всего, я эти теории плохо знаю, и поэтому они мне кажутся далекими от нашей реальности. Хотя, конечно, в любой даже негодной теории есть кое-какое рациональное зерно.
Почему трудно у нас говорить об элите, даже как-то неприлично? Я думаю, по двум причинам. О первой много говорил Достоевский – слишком близко к сердцу у нас было принято христианское утверждение всечеловечности. Все люди братья, за всех в равной степени Христос пошел на крест. На этом фоне, конечно, те признаки, по которым выделяется элита, – мелочь. Они существуют, в земной жизни играют роль одного из бесчисленных социальных параметров, но это проблема быта, а не бытия. Суета сует в плоскости всяческой суеты.
Надо заметить, что идея всечеловечности у нас явно распространялась и на вертикальные человеческие отношения, а вовсе не только на «нет ни эллина, ни иудея». Уравнительный идеал, который сегодня лишь слегка забрызган грязью рыночной реформы, никуда не делся. Его основание – вовсе не только общинный крестьянский коммунизм, в котором долго обитало большинство русских, но и религиозные представления о человеке, почти уже неосознаваемые. Впрочем, как и на Западе «теории стратификации» выросли из кальвинистского учения об избранных и отверженных, но это уже давно не осознается. У нас обсуждение общественной жизни в понятиях «элита – масса» наталкивается на внутреннее неприятие, ибо несет на себе отпечаток того религиозного представления о человеке, которое изначально отвергалось православной культурой.
Вторая причина в том, что положение элиты в России уже с середины XIX в. носит черты этнического конфликта. А деликатность темы межэтнических отношений очевидна. В России элита не включалась в «народ» – в отличие от феодального Запада, где, напротив, была принята аристократическая концепция, так что народом было как раз дворянство, а крестьяне – нет. Вплоть до революции 85% населения России составляли крестьяне, которые и признавались главным ядром народа. Рабочие тоже причислялись к трудовому люду («Вышли мы все из народа, дети семьи трудовой»). Потомственное дворянство включало в себя всего лишь чуть более 1 % населения, и оно тем более не причислялось к народу, что находилось в симбиозе с крестьянством как управляющее сословие.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76