Если только Питер…
– Удачный день? – спросил мой новый бой-френд, когда мы сели ужинать.
– Спрашиваешь просто так или тому есть веские причины? – усмехнулась я.
– Выглядишь так, словно у тебя был удачный день, – сказал он, накладывая мне ризотто.
Готовил он сам. Вкусно, изобретательно, с удовольствием. Но только на своей собственной кухне. Поэтому мы все чаще встречались у него. Я уже привыкла к спартанской обстановке и огромному, величиной в полстены, телевизору. Следующей фазой что? Зубная щетка в стаканчике на полочке Из зеленоватого стекла? Иногда у меня мелькала мысль: а нет ли в этом какого дальнего умысла? Но потом я отгоняла ее. Современные мужчины – организмы примитивные, куда им до изощренности легендарного Казановы! Хотя… кто знает.
– Я взял билеты, – сказал он, когда мы покончили с ризотто.
– Куда? – поинтересовалась я.
– В театр. Ленком.
– Здорово. Когда?
– Двадцать седьмого.
Уппс!
– Я не смогу, – сказала я, составляя тарелки в посудомоечную машину.
– Что так? – В голосе его сквозило разочарование.
– Командировка. Улетаю двадцать шестого, на три дня.
– Далеко? Может, сможешь вырваться вечером? – Он подмигнул.
– Ну да, – рассмеялась я, – метнусь сквозь три часовых пояса на спектакль в Ленкоме.
– Жаль. – Он включил чайник. – Так куда едешь?
– В Новосибирск.
– В Новосибирск? – Он присвистнул. – Удачно.
– Что ты имеешь в виду?
– Повидаешься с подругой. Узнаешь, как у нее дела.
– Да, – проговорила я с некоторым сомнением.
– Или что? – Он испытующе смотрел на меня. – Не хочешь?
Он был очень проницателен. «Адвокат, – смеялся он, когда я говорила ему об этом, – профессия обязывает». Мне это в нем нравилось. Не люблю людей, которым нужно все до молекул разжевывать. Но иногда его реплики ставили меня в тупик. Как, например, сейчас.
Я и вправду не была уверена, что хочу повидаться с Машкой. Увидеть ее грустное личико и мучиться от сознания, что не могу помочь ей. А могла? Не знаю. Во всяком случае, хотела. Как выяснилось после Марусиного отъезда, в своем стремлении я была не одинока.
Алла учинила мне настоящий скандал тогда, в октябре, узнав, что Маруся не выйдет к ней на работу.
– А я-то думала! – стонала она. – А я-то хотела!
– Алла, извини, – каялась я, – но сама понимаешь…
– Она меня бросила! – чуть ли не рыдала Алла.
– Ты ее даже не видела, – удивлялась я.
– Ну и что, – возражала Алла, – я уже полюбила ее.
– Извини, – вновь каялась я.
– И что там она теперь? – спрашивала Алла. – Что с ней?
Я не знала. Время шло, а от Машки новостей было кот наплакал. Я звонила ей два раза. Привет-привет, как дела – нормально. Кто-то был дома, не иначе. «Я напишу тебе», – пообещала мне Машка во второй раз, это было в середине ноября. Пишет по сей день. Больше я не звонила. Рука не поднималась взять трубку и еще раз набрать ее номер. А вдруг там все плохо? Черт, а я, оказывается, трусиха.
– Можешь не сообщать ей, что едешь, – вклинился в мои размышления голос Олега. – Остановишься в гостинице. Она ничего и не узнает.
Он сочувственно смотрел на меня. Он все понимал. Я помотала головой:
– Нет, это уж совсем по-свински.
– Правильно, – сказал он, – человек должен уметь держать удар, что бы ни случилось.
– Ты умеешь?
– Учусь.
Он вошел в мою жизнь так естественно, будто место это дожидалось именно его. Сначала приглашение на чашечку кофе, после – на ужин, затем – на модную выставку. А потом в конце ноября был его день рождения. Стрелец. Со Стрельцами у меня всегда складывались неплохие отношения. Правда, раньше они не переходили в нечто большее, а тут вот перешли. Сразу после дня рождения.
Не было «Ах!», не было нервозного бдения у телефона: «Позвонит – не позвонит?» «Н-да, – подумала я сначала. – А где сумасшествие? Где полет?» Но честно сказать, так мне даже больше нравилось. Раньше, когда и сумасшествие и полет валились на меня со всех сторон, все заканчивалось плохо. Иногда очень плохо. Слезы, хандра, мысли о том, что жизнь – редкостное барахло. Хорошо, хоть до вопроса «А зачем она мне тогда?» дело не доходило.
Сейчас все было иначе. Может, потому, что инициатором в кои-то веки выступала не я. Он меня обхаживал. Я снисходила. Приятное, черт возьми, ощущение.
А еще он понимал меня. И принимал такой, какая я есть. С неразговорчивостью по утрам, с резкими и совершенно необъяснимыми перепадами настроения, с нелюбовью к бестолковым шумным тусовкам и маниакальным стремлением к идеальному порядку в доме. Наверное, мне следовало сказать «спасибо» Пете – за то, что невольно свел нас с Олегом.
Я все-таки позвонила Марусе накануне своего приезда.
– Привет, Машка, – сказала я, когда Маруся сняла трубку.
– О, привет! – обрадовалась она. – Как дела?
– Нормально, – ответила я. – А как ты? – И затаила дыхание.
– Да все хорошо, – бодро отрапортовала Маруся.
– Да? – вырвалось у меня.
– Ты извини, что так и не написала, – сказала она. – Все некогда было. Но обещаю, прямо вот завтра сяду…
– Не напрягайся, – перебила ее я. – Расскажешь все живьем. Я еду к вам в командировку.
– Да ты что? – возбужденно вскричала Машка. – Когда? Надолго?
– Завтра прилетаю. Вечером, – ответила я. – И улечу в четверг, тоже вечером.
– Я тебя встречу, – сказала Маруся.
– Да не надо, – запротестовала я. – Тащиться в такую даль. Я приеду в город, заселюсь в гостиницу и позвоню.
– Я встречу тебя, – повторила Маруся. – Говори номер рейса.
– Как хочешь, – пробормотала я и продиктовала ей номер рейса. – Но если вдруг вылет отложат, то не мучайся…
– Не бери в голову, – сказала Машка, и мы распрощались.
«Не бери в голову»? В Марусиных устах? И этот энергичный тон… Да с Марусей ли я разговаривала? Впрочем, завтра все увижу своими глазами.
Самолет прибыл в Толмачево вовремя. Он подрулил к самому зданию аэровокзала, пассажиры покидали борт и пешком шли в зону прилета. Я ступила на трап и вдохнула морозного воздуха. «Минус десять, – сказала стюардесса и совсем неформально добавила: – Вам повезло, позавчера у нас было минус тридцать». Вот уж действительно. Хотя я была экипирована на славу. Даже взяла с собой теплую шапку, тогда как в Москве обычно обходилась капюшоном.
Марусю я увидела сразу же, едва вошла в зону прилета. Она стояла за стеклянными дверями, в шубе из канадского енота, с шапочкой из чернобурки в руках.
– Я здесь, я здесь! – закричала она, как только увидела меня.
– Привет, Марьяна, – сказала я, выходя за двери и падая в ее объятия.
– О! – выдохнула Машка и звонко поцеловала меня в щеку. Отступила на шаг, оглядела меня и сообщила: – А ты совсем не изменилась.
– Ага, – усмехнулась я, – если учесть, что мы с тобой виделись всего три месяца назад…
– Да, – протянула Машка, – а как будто целая жизнь прошла.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61
– Удачный день? – спросил мой новый бой-френд, когда мы сели ужинать.
– Спрашиваешь просто так или тому есть веские причины? – усмехнулась я.
– Выглядишь так, словно у тебя был удачный день, – сказал он, накладывая мне ризотто.
Готовил он сам. Вкусно, изобретательно, с удовольствием. Но только на своей собственной кухне. Поэтому мы все чаще встречались у него. Я уже привыкла к спартанской обстановке и огромному, величиной в полстены, телевизору. Следующей фазой что? Зубная щетка в стаканчике на полочке Из зеленоватого стекла? Иногда у меня мелькала мысль: а нет ли в этом какого дальнего умысла? Но потом я отгоняла ее. Современные мужчины – организмы примитивные, куда им до изощренности легендарного Казановы! Хотя… кто знает.
– Я взял билеты, – сказал он, когда мы покончили с ризотто.
– Куда? – поинтересовалась я.
– В театр. Ленком.
– Здорово. Когда?
– Двадцать седьмого.
Уппс!
– Я не смогу, – сказала я, составляя тарелки в посудомоечную машину.
– Что так? – В голосе его сквозило разочарование.
– Командировка. Улетаю двадцать шестого, на три дня.
– Далеко? Может, сможешь вырваться вечером? – Он подмигнул.
– Ну да, – рассмеялась я, – метнусь сквозь три часовых пояса на спектакль в Ленкоме.
– Жаль. – Он включил чайник. – Так куда едешь?
– В Новосибирск.
– В Новосибирск? – Он присвистнул. – Удачно.
– Что ты имеешь в виду?
– Повидаешься с подругой. Узнаешь, как у нее дела.
– Да, – проговорила я с некоторым сомнением.
– Или что? – Он испытующе смотрел на меня. – Не хочешь?
Он был очень проницателен. «Адвокат, – смеялся он, когда я говорила ему об этом, – профессия обязывает». Мне это в нем нравилось. Не люблю людей, которым нужно все до молекул разжевывать. Но иногда его реплики ставили меня в тупик. Как, например, сейчас.
Я и вправду не была уверена, что хочу повидаться с Машкой. Увидеть ее грустное личико и мучиться от сознания, что не могу помочь ей. А могла? Не знаю. Во всяком случае, хотела. Как выяснилось после Марусиного отъезда, в своем стремлении я была не одинока.
Алла учинила мне настоящий скандал тогда, в октябре, узнав, что Маруся не выйдет к ней на работу.
– А я-то думала! – стонала она. – А я-то хотела!
– Алла, извини, – каялась я, – но сама понимаешь…
– Она меня бросила! – чуть ли не рыдала Алла.
– Ты ее даже не видела, – удивлялась я.
– Ну и что, – возражала Алла, – я уже полюбила ее.
– Извини, – вновь каялась я.
– И что там она теперь? – спрашивала Алла. – Что с ней?
Я не знала. Время шло, а от Машки новостей было кот наплакал. Я звонила ей два раза. Привет-привет, как дела – нормально. Кто-то был дома, не иначе. «Я напишу тебе», – пообещала мне Машка во второй раз, это было в середине ноября. Пишет по сей день. Больше я не звонила. Рука не поднималась взять трубку и еще раз набрать ее номер. А вдруг там все плохо? Черт, а я, оказывается, трусиха.
– Можешь не сообщать ей, что едешь, – вклинился в мои размышления голос Олега. – Остановишься в гостинице. Она ничего и не узнает.
Он сочувственно смотрел на меня. Он все понимал. Я помотала головой:
– Нет, это уж совсем по-свински.
– Правильно, – сказал он, – человек должен уметь держать удар, что бы ни случилось.
– Ты умеешь?
– Учусь.
Он вошел в мою жизнь так естественно, будто место это дожидалось именно его. Сначала приглашение на чашечку кофе, после – на ужин, затем – на модную выставку. А потом в конце ноября был его день рождения. Стрелец. Со Стрельцами у меня всегда складывались неплохие отношения. Правда, раньше они не переходили в нечто большее, а тут вот перешли. Сразу после дня рождения.
Не было «Ах!», не было нервозного бдения у телефона: «Позвонит – не позвонит?» «Н-да, – подумала я сначала. – А где сумасшествие? Где полет?» Но честно сказать, так мне даже больше нравилось. Раньше, когда и сумасшествие и полет валились на меня со всех сторон, все заканчивалось плохо. Иногда очень плохо. Слезы, хандра, мысли о том, что жизнь – редкостное барахло. Хорошо, хоть до вопроса «А зачем она мне тогда?» дело не доходило.
Сейчас все было иначе. Может, потому, что инициатором в кои-то веки выступала не я. Он меня обхаживал. Я снисходила. Приятное, черт возьми, ощущение.
А еще он понимал меня. И принимал такой, какая я есть. С неразговорчивостью по утрам, с резкими и совершенно необъяснимыми перепадами настроения, с нелюбовью к бестолковым шумным тусовкам и маниакальным стремлением к идеальному порядку в доме. Наверное, мне следовало сказать «спасибо» Пете – за то, что невольно свел нас с Олегом.
Я все-таки позвонила Марусе накануне своего приезда.
– Привет, Машка, – сказала я, когда Маруся сняла трубку.
– О, привет! – обрадовалась она. – Как дела?
– Нормально, – ответила я. – А как ты? – И затаила дыхание.
– Да все хорошо, – бодро отрапортовала Маруся.
– Да? – вырвалось у меня.
– Ты извини, что так и не написала, – сказала она. – Все некогда было. Но обещаю, прямо вот завтра сяду…
– Не напрягайся, – перебила ее я. – Расскажешь все живьем. Я еду к вам в командировку.
– Да ты что? – возбужденно вскричала Машка. – Когда? Надолго?
– Завтра прилетаю. Вечером, – ответила я. – И улечу в четверг, тоже вечером.
– Я тебя встречу, – сказала Маруся.
– Да не надо, – запротестовала я. – Тащиться в такую даль. Я приеду в город, заселюсь в гостиницу и позвоню.
– Я встречу тебя, – повторила Маруся. – Говори номер рейса.
– Как хочешь, – пробормотала я и продиктовала ей номер рейса. – Но если вдруг вылет отложат, то не мучайся…
– Не бери в голову, – сказала Машка, и мы распрощались.
«Не бери в голову»? В Марусиных устах? И этот энергичный тон… Да с Марусей ли я разговаривала? Впрочем, завтра все увижу своими глазами.
Самолет прибыл в Толмачево вовремя. Он подрулил к самому зданию аэровокзала, пассажиры покидали борт и пешком шли в зону прилета. Я ступила на трап и вдохнула морозного воздуха. «Минус десять, – сказала стюардесса и совсем неформально добавила: – Вам повезло, позавчера у нас было минус тридцать». Вот уж действительно. Хотя я была экипирована на славу. Даже взяла с собой теплую шапку, тогда как в Москве обычно обходилась капюшоном.
Марусю я увидела сразу же, едва вошла в зону прилета. Она стояла за стеклянными дверями, в шубе из канадского енота, с шапочкой из чернобурки в руках.
– Я здесь, я здесь! – закричала она, как только увидела меня.
– Привет, Марьяна, – сказала я, выходя за двери и падая в ее объятия.
– О! – выдохнула Машка и звонко поцеловала меня в щеку. Отступила на шаг, оглядела меня и сообщила: – А ты совсем не изменилась.
– Ага, – усмехнулась я, – если учесть, что мы с тобой виделись всего три месяца назад…
– Да, – протянула Машка, – а как будто целая жизнь прошла.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61