Кейт ушла.
Не осталось ничего, что могло напомнить о ней. Она взяла свою одежду, косметику – все, что у нее было. Она унесла также эти проклятые фотографии, где она была с Крисом, и газету.
Квентин был поражен законченностью ее ухода, его полнотой. Она не оставила от себя ничего. Он понял, что она ушла навсегда.
Квентин сел и закурил сигарету. Он осмотрел комнату вокруг себя. Он видел обшарпанную маленькую плиту, на которой Кейт готовила им еду, маленькую ванную с капавшей из крана водой, уродливые стены, ветхий крашеный стол и просевший матрац. Вот здесь она жила. Это был дом, в который он привел молодую жену, ушедшую от него теперь. Дешевое и грязное место для дешевых и грязных людей.
Кейт, как он смутно понимал, никогда не сливалась с этой жизнью. В ней, несмотря на ее бедность, молодость и невежество, было какое-то незримое благородство, которое впервые поразило его у Стимсона и заставило его желать ее. Это благородство, это достоинство заставляло его страдать после женитьбы, так как он знал, что это было качество, которого он сам был лишен, как лишены были все эти женщины, которых он знал до нее.
И теперь он видел, что именно это качество делало ее несчастной с ним. Ее неверность меньше всего была физической. Потому что отдавая себя юноше Хеттингеру, она инстинктивно следовала своей тоске по тому, что Квентин ей дать не мог.
А теперь мальчик умер. И Кейт ушла.
Минуту Квентин думал о том, чтобы последовать за ней. Она не могла уйти далеко.
Затем он отбросил эту мысль.
Скатертью дорога! Она и так давно мешала ему, из-за нее он изменил свой образ жизни. Без нее будет лучше.
Он курил сигарету. Какое-то время он думал, смаковал мысль о своей неожиданной свободе. Он будет пить, где хочет, спать с теми женщинами, с которыми хочет, не заботясь о Кейт.
Но потом он посмотрел на старенькую дверь их комнаты, через которую вышла Кейт. За ней был мир – мир возможностей, чувств, которые он, Квентин, никогда не испытает, потому что его собственная ограниченность заставит его жить этой жалкой жизнью, – словно в тюрьме, созданной его собственной черствой посредственностью.
Улыбка сходила с его лица по мере того, как эта мысль внедрялась в его мозг. Он смотрел на дверь. Он думал о том, что Кейт, уйдя туда, может быть, однажды найдет то, чего он не мог ей дать.
Опять и опять он вспоминал юношу Хеттингера и вдохновенный взгляд Кейт на фотографиях. Неожиданная ярость овладела им. Он швырнул сигарету в закрытую дверь.
Потом, вспомнив о том, чего Кейт не могла знать, саркастическая улыбка искривила чувственные губы Квентина.
– Давай! – кричал он громко. – Приятно провести время! Ты еще увидишь меня, золотко, – пообещал он.
17
Джозеф Найт продолжал расширять свое дело вдоль Восточного побережья и на Среднем Западе. Пользуясь преимуществами, которые давали особые экономические условия эпохи Депрессии, он научился извлекать выгоду из ожесточенной борьбы конкурирующих компаний, внимательно следя при этом, чтобы не пострадали его интересы. С каждым месяцем его богатство и влияние возрастали.
Среди коллег он был известен как человек со свежими, неожиданными идеями, оригинальный, обладающий большой душевной силой. Человек, который держит свое слово, но становится опасным, если встать ему поперек пути. Хотя его общественное влияние было невелико, все же его знали как одного из самых многообещающих предпринимателей Америки.
Но на сердце у него не было так легко, и душа его не была так спокойна, как до гибели Анны Риццо. Он был подавлен трагедией ее нелепой смерти, такой неестественной и ранней для очаровательной молодой женщины.
Он вспоминал, какой непорочной была Анна, когда они познакомились, – эта невинность сквозила в их интимных отношениях. Казалось преступлением видеть неиспорченную девочку в лапах такого мужлана, как Карл Риццо. В те времена Джозефу Найту казалось, что, убирая Карла Риццо со своего пути, он поступает благородно – освобождает Анну от этого бремени.
Но все кончилось трагично. Она всем своим существом привязалась к Джо и оказалась неспособной жить своей собственной жизнью – без него. Любовь была частью ее «я». Эта любовь и привела ее к гибели.
Ну почему она не могла смириться, принять исчезновение жестокого мужа, получить наследство и начать новую жизнь? Она была молода и красива, могла спокойно вернуться в Мериленд и без труда выйти замуж за достойного человека. Ее будущее было у нее в руках, она могла строить его по своему собственному вкусу.
Но она выбрала Джозефа Найта.
Джо никогда не забудет ее пламенных, обреченных слов, когда он пытался убедить ее в том, что теперь она избавлена от тюрьмы – жить со своим мужем.
«Я – в тюрьме», – сказала она.
Джозеф Найт не понимал женщин. Он не мог постичь страсти столь всепоглощающей, когда женщина готова пожертвовать всем, лишь бы быть с мужчиной, который ее не хочет. Которая может толкнуть ее на то, чтобы лишить себя жизни и даже лишить жизни того, кого любит, – только не жить без него. Будучи бизнесменом, Найт привык во всем отыскивать рациональные, деловые мотивы. Он воспринимал мир как прагматик: задерживался там, где мог что-то получить, и ретировался, когда ему ничего не светило. Он не мог понять, как женщина может добровольно отказаться от самой жизни во имя чего-то эфемерного, бесплотного – любви мужчины. Их страстная тоска, желание слиться, отдать себя другому человеку, быть единой плотью вместо того, чтобы ощущать себя личностью, – все это озадачивало его.
Этот глубинный голод, жажда, которую Найт видел в героинях великих драматургов и романистов – от Шекспира до Ибсена, от Софокла до Толстого, – и были сущностью женщин. Жажда столь всеобъемлющая, отдающая все без остатка, что женщина готова храбро встретить смерть и даже лишить жизни того, кого любит, если ее лишат духовного нектара их любви.
Джозеф Найт считал, что другие мужчины также воспринимают женщин, как и он. И он решил, что ни один мужчина не обладает чем-то, достойным страсти и одержимости, которые были у Анны Риццо. Такие женщины послушно следовали за фантомами, химерами – слитки золота у подножия радуги, – когда они приникали без остатка к пустым сердцам мужчин. В этот дурацкий мертвенный рай они стремились так неистово и Так благородно.
Джозеф Найт не мог постичь этого. Он смотрел на страдания женщин со стороны. Может быть, потому, что сам он никогда не чувствовал ничего серьезного к женщинам, он не мог понять их потребности любить абсолютно, всецело, без остатка – и быть любимыми. Он не мог поместить себя на их месте. И поэтому он не смог понять Анну Риццо. Его слепота погубила ее.
И это запоздалое чувство поражения, скорби о нелепой трагедии на многие месяцы повергло его в состояние депрессии.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156