ТВОРЧЕСТВО

ПОЗНАНИЕ

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 


Открылось, что Руна все же занимала немалое место в её душе, хоть эта ниша никогда и не была явной. И только после смерти Руны ниша эта зазияла откровенной пустотой. Пустота постоянно ныла, засасывая и причиняя боль.
Глава 24
Пятое октября. Артем сидел перед компьютером, не зная, что делать. Даже с работы пришел пораньше, настолько зудела мысль о том, что сегодня он должен ответить на письмо. На самом деле он не приблизился к ответу ни на миллиметр. Заявление, что он близок к цели, было сделано явно в запале храбрости. Какая там цель… Похоже, он, наоборот, отдалился от цели. Возможно, трещину уже не склеишь. Опять попался в сеть своих принципов. Тогда это была мужская дружба, теперь — неприятие лжи, недоверия, миллион других причин. Миллион прослоек, смягчающих удар по самолюбию, признание в слабости и нерешительности.
Сколько он еще будет обманывать себя, что не до конца понимает, что происходит? Что не верит в возможность происходящего?
Сначала были эти фиолетовые глаза. Неземные фиолетовые глаза на совершенно чужом, незнакомом лице. У человека с незнакомым именем. Он знал, почему эти глаза тревожат его, словно умалишенного тревожит полнолуние. Это были глаза Альбины. Он не мог их спутать ни с чьими другими. Но разум хотел слышать только то, что говорят её уста. Слова, ложь, тайны. Он убеждал себя, что ему померещилось. Что память играет с ним в злые игры, подшучивая над тем, что он так давно прятал. Она вела себя так, что сомнений не оставалась, глаза — это иллюзия. Не более.
Потом он услышал голос. По телефону, когда не видишь лица, так легко узнать голос, переворачивающий тебе когда-то душу. Он опешил. Он был в шоке. Он решил, что Альбина позвонила ему из больницы. Он не знал, что сказать. Но голос зазвучал вновь — оправдываясь, издеваясь, напоминая, что он вновь ошибся. Голос уточнял, что его обладательница незнакома ему. Он бросился тогда в больницу. К Булевскому. Умолял пустить его к Альбине. Обещал пробыть там лишь секунду, только взглянуть на неё, сказать что-нибудь. Что? Он не знал. Но ему НАДО было её видеть. Убедиться, что она находится в палате, а не где-нибудь еще. Иначе, казалось, он сойдет с ума. Профессор не пустил его. Но говорил о ней обстоятельно, детально описав состояние, осложнения. Тёма поверил. Всегда с легкостью веришь в то, что совпадает с твоим внутренним ожиданием, что комфортно для твоего восприятия. Он знал, чувствовал, что профессор лжет. Но он все равно поверил ему.
И пребывал в этом убеждении довольно долго, даже начал приглядываться к Катерине, что она за человек такой, почему такая странная, что скрывает за своим страхом и недоверием. Он нашел её забавной и запоминающейся. Запоминающейся своей двойственностью. Она напоминала маленького ребенка, надевшего мамины туфли на высоком каблуке — видно, что нога еще не доросла, что ходить очень неудобно, но желание показаться выше, чем ты есть, сильнее любых неудобств. И ребенок идет, с гордо поднятой головой, демонстрируя свое упорство.
Все-таки память одержала верх в борьбе с воспоминаниями. Вместо того, чтобы заглушить мысли об Альбине, память Тёмы вытащила их все на поверхность, вымыла, вычистила, отшлифовала и разложила сушиться на открытом солнышке. Эти посвежевшие воспоминания сверкали так, что слепило глаза. Он не мог отвязаться от них, не мог прогнать их. Он мог лишь опровергнуть свои подозрения, доказать, что осколки прошлого не имеют никакого отношения к настоящему. И потерпел в этом полный провал.
Тёма пригласил её отметить Сашкино возвращение в семью. Ему хотелось оказаться с ней рядом, убедиться, что она живая, настоящая и.. чужая. Он ждал её у подъезда, она не заметила его. Он стоял совсем рядом, наблюдал, прислушивался к ощущениям. В темноте не видно лица. Но силуэт, движения, привычка вздергивать подбородок, пластика рук, жесты, поворот головы… Перед ним стояла она — собранная воедино из отрывков безжалостной памяти. И даже запах — он прекрасно помнил запах её тела, сводивший его с ума десять лет назад, — это запах он не спутал бы ни с кем и ни с чем, этот запах мог принадлежать только ей. Не было духов, способных заглушить естественный запах тела, вместо этого её окружал ореол собственной подписи. Казалось бы — что такое запах? Скопление мельчайших частичек, раздражающие рецепторы нашего обоняния. Кто бы мог подумать, что эти частички могут выстроиться в целый образ, воссоздать его, словно голограмма, вернув яркость и живость картинки?
Она не поняла, что произошло. Что только что выдала себя такой мелочью. Губы лишь дополнили ощущение уверенности. Уверенность переросла в радость. Он потянулся к ней, обезумев от простоты решения всех проблем и вопросов. Неужели они настолько повзрослели, что смогут переступить рамки застарелых обид и непонимания без лишних слов и объяснений? Сердце забилось в предвкушении счастья. А потом оно остановилось. Потому что в глазах её возник такой страх, первобытный страх, словно он был чудовищем, а не человеком. Она не воспринимала его! Она оттолкнула его! Связи между ними больше не существовало. Годы или чужое лицо или еще что — он не знал — изменили её, она больше не чувствовала его, не нуждалась в нем. Более того, он стал ей неприятен. Это была цена за его малодушие. Если она и планировала отомстить за тот побег — она сделала это с виртуозностью мастера. Ткнула его носом в то, что прошлое вернуть невозможно. Что ушло — ушло, и больше им не принадлежит.
Это открытие обнажила старую рану еще больше. Теперь к сожалениям о прошлом прибавилось неприятия настоящего. За что она его так? Неужели обида? Неужели её сближение было лишь игрой с одной лишь целью — наказать его? Тогда у него не было никаких шансов. Оставалось только одно — отступить. Отпустить её. Оградить себя глухим высоким забором, чтобы неповадно было совершать еще глупые попытки. Она ненавидит его, она боится его, она жаждет мести.
Он ушел. Опять исчез в ночи. Сдался, сложил оружие, выбросил надежду в мусорное ведро. Вернулся к рутинной жизни. К работе. Все, как раньше. Как десять лет назад. С одним отличием. На этот раз оправдать себя никак не получалось. Никакие доводы не звучали достаточно убедительно. Но Тёма все еще цеплялся за микроскопический шанс, что он мог ошибиться.
Казалось, когда он узнал о том, что она сделала с завещанием Дормич, последняя оборона должна была пасть. Но тогда он быстренько соорудил очередную стену: почему она ему лгала, почему не доверяет, почему не хочет пролить на все свет? Самым логичным объяснением казалось лишь одно — он больше не нужен ей, он лишний, он помеха. Статьи о её новых любовниках лишь подтверждали его предположение.
А потом она зачем-то приехала к нему. Сказала, что он нуждается в нем.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81