Вот и сообрази: почему? Ставки должны быть очень высоки, если Карасма рискует приказать своим слугам напасть на людей, рискует нарушить закон, определяющий само его существование в нашем мире! Вот и подумай, Килри: хотим ли мы, чтобы Карасма победил в этом сражении? Добился того, чего очень, очень хочет?
Килри обдумала его слова и побледнела.
— Но мы пришли сюда, чтобы уничтожить Эдиона и его последователей, а совсем не Карасму и его слуг. — Голос женщины звучал сварливо и испуганно.
— Я этого не забыл. И все же посылаю Защитников в бой: завтра утром они ударят по Приспешникам. Мы с тобой и другие наставники подождем здесь, совершая кинезис ради победы.
Килри вздохнула и начала теребить бахрому на своей столе; колокольчики тоненько зазвенели.
— А что будет после победы? Что тогда делать с Эдионом?
Рагрисс холодно улыбнулся.
— Не думаю, что после сегодняшнего сражения у Эдиона останется много воинов. Он будет готов идти на уступки — если, конечно, останется в живых.
— Он все заранее спланировал, — решительно возразила Килри. — Я имею в виду — что мы появимся здесь. Этот дурачок законник — Портрон, или как его там, — Эдион воспользовался им, чтобы подцепить нас на крючок.
— Боюсь, что ты права. — В голосе Рагрисса сожаление о собственной доверчивости мешалось с восхищением. — Он хотел, чтобы здесь появились силы церкви, — и мы ему услужили. Он провел нас, как глупцов. Но ничего, мы, хоть и глупцы, в конце концов, окажемся в выигрыше, если будет на то милость Создателя. Пойдем, наступает время кинезиса. — Рагрисс протянул руку, чтобы помочь женщине подняться.
— Ох! Что это? — спросила Килри, глядя мимо Рагрисса — туда, где, как тот говорил, находится Звезда Надежды.
Церковник обернулся, но слишком поздно для того, чтобы увидеть полотнище пламени, охватившее на мгновение небо на востоке.
— О чем ты? Я ничего не вижу.
Килри еще мгновение смотрела в ту сторону, потом пожала плечами:
— Всего лишь зарница, наверное. — Женщина со вздохом поднялась. Она, конечно, наставница, — но до чего же ей ненавистен этот вечный молитвенный кинезис!
Хелдисс Цапля четко совершил кинезис — этому он научился с тех пор, как присоединился к стражам. Если видишь офицера, у которого воротник более многоцветный, чем у тебя, — нужно сделать кинезис субординации: скрестить руки, а потом правую прижать ко лбу. Все это казалось Хелдиссу довольно смешным, но офицерам нравилось; они говорили, что кинезис помогает поддерживать воинский дух (если бы еще знать, что это такое!).
На этот раз офицер был слишком встревожен, чтобы сделать ответный кинезис.
— Докладывай! — рявкнул он.
— Остается мало стрел, милорд. И на нас идет новая волна этих тварей — спускается прямо по склону.
Офицер открыл рот, чтобы ответить, однако Хелдиссу так и не пришлось узнать, что тот собирался сказать. Яркая — чересчур яркая — вспышка света озарила все вокруг, и Цапля обнаружил, что лежит на спине и ловит ртом воздух, гадая, жив он или мертв.
Берейн Валмирский нежно улыбнулся своему Подручному, Карве. Он был такой красавчик — гибкий и ловкий, как выдра, с кудрями более шелковистыми, чем у любой женщины. Черты, роднившие Карве с животным, — шерсть на спине, хвост, шпоры на пятках и когти — все это делало его лишь еще более желанным в глазах Берейна. Может быть, его влечение и было извращенным, но кому какое дело? Карве давал Берейну больше, чем мог бы дать любой другой мужчина. Он мог разговаривать и в определенной мере соображать, он был преданным и любящим… а уж пенис у него был такой, что при одной мысли о нем Берейна пробирал озноб. Миновали дни, когда даже говорить о таких вещах означало подвергнуться позору, навлечь на себя гонения церкви. Теперь Берейн был свободен, и его не смущала цена, которую пришлось за это заплатить.
Перестав ласкать взглядом Карве, он взглянул в сторону Канала. Эти глупые крестьяне! Спрятались за валом и сыплют стрелами — хватило бы на растопку для всех очагов в Драмлине, — а толку-то? Безмозглая чернь! Что они думают: им надолго хватит стрел? Когда армия Разрушителя ударит в следующий раз, им и луки-то зарядить будет нечем!
Берейн напряг мускулы, наслаждаясь ощущением собственной силы. Силы, которая не покинет его никогда. Мысль об этом все еще кружила голову, хоть за прошедшие месяцы Берейн и привык к представлению о собственном бессмертии. Бессмертии, конечно, при условии, что один из этих проклятых стражей не всадит в него стрелу. Берейн не боялся ран: он успел обнаружить, что Приспешники исцеляются быстро, даже если раны тяжелые. Но все же метко пущенная стрела может оборвать его жизнь так же, как и жизнь обычного человека…
И все же Берейн наслаждался боем, наслаждался демонстрацией своей силы, умением перехитрить противника и, наконец, убить его — он, конечно, всегда выигрывал схватку. Ему даже нравилось смотреть, как его Подручный рвет человека на части своими шпорами и когтями…
Приспешник — один из приближенных Владыки Карасмы — начал отдавать приказы о новой атаке на Звезду Надежды, и Берейн ухмыльнулся. Как смогут эти ничтожные землепашцы и неумытые ремесленники выстоять против такой силы! Пока они правда, сражались хорошо, — ну да их толкает на это отчаяние. Долго им не выстоять — слишком велик численный перевес слуг Карасмы.
Берейн непонимающе взглянул на поток света, распространяющийся от берега Канала; поток хлынул в его сторону, и Берейн успел только заметить, что этот нестерпимый блеск охватывает Приспешников со всех сторон. Потом они с Карве утонули в нем тоже; сияние было таким ярким, что обжигало. Жара не было вовсе. Берейн зажмурился и закрыл лицо руками, пытаясь защититься от света, потом почувствовал, как неумолимая сила швырнула его высоко в воздух — словно сухой лист, подхваченный зимней бурей. Он тяжело рухнул с высоты на землю, но не почувствовал боли — боль рвала его изнутри, что-то раздирало его на части. Берейн чувствовал себя, как афиша на рыночной площади, которую сорвали со стены, когда представление окончилось. Неудержимый вихрь пронесся над ним, оставив его беззвучно стонать от невыносимого страдания, от понимания охватившей его пустоты, от знания… знания…
Знания о том, что бессмертия он лишился.
Мгновением позже на него обрушилась стабильность. Ужасная, непобедимая стабильность, регулярность самых невероятных чудес природы — Закон вселенной, правящий ею в вечности… Этот Закон и то, чем стал Берейн, были несовместимы. Он больше не принадлежал к этому миру: он сделался частью Хаоса, порождением Разрушителя — нарушением регулярности вселенной, чем-то, не вмещающимся в симметрию творения. И вот теперь он, ошибка природы, оказался в стабильности, которая больше не желала его терпеть.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140
Килри обдумала его слова и побледнела.
— Но мы пришли сюда, чтобы уничтожить Эдиона и его последователей, а совсем не Карасму и его слуг. — Голос женщины звучал сварливо и испуганно.
— Я этого не забыл. И все же посылаю Защитников в бой: завтра утром они ударят по Приспешникам. Мы с тобой и другие наставники подождем здесь, совершая кинезис ради победы.
Килри вздохнула и начала теребить бахрому на своей столе; колокольчики тоненько зазвенели.
— А что будет после победы? Что тогда делать с Эдионом?
Рагрисс холодно улыбнулся.
— Не думаю, что после сегодняшнего сражения у Эдиона останется много воинов. Он будет готов идти на уступки — если, конечно, останется в живых.
— Он все заранее спланировал, — решительно возразила Килри. — Я имею в виду — что мы появимся здесь. Этот дурачок законник — Портрон, или как его там, — Эдион воспользовался им, чтобы подцепить нас на крючок.
— Боюсь, что ты права. — В голосе Рагрисса сожаление о собственной доверчивости мешалось с восхищением. — Он хотел, чтобы здесь появились силы церкви, — и мы ему услужили. Он провел нас, как глупцов. Но ничего, мы, хоть и глупцы, в конце концов, окажемся в выигрыше, если будет на то милость Создателя. Пойдем, наступает время кинезиса. — Рагрисс протянул руку, чтобы помочь женщине подняться.
— Ох! Что это? — спросила Килри, глядя мимо Рагрисса — туда, где, как тот говорил, находится Звезда Надежды.
Церковник обернулся, но слишком поздно для того, чтобы увидеть полотнище пламени, охватившее на мгновение небо на востоке.
— О чем ты? Я ничего не вижу.
Килри еще мгновение смотрела в ту сторону, потом пожала плечами:
— Всего лишь зарница, наверное. — Женщина со вздохом поднялась. Она, конечно, наставница, — но до чего же ей ненавистен этот вечный молитвенный кинезис!
Хелдисс Цапля четко совершил кинезис — этому он научился с тех пор, как присоединился к стражам. Если видишь офицера, у которого воротник более многоцветный, чем у тебя, — нужно сделать кинезис субординации: скрестить руки, а потом правую прижать ко лбу. Все это казалось Хелдиссу довольно смешным, но офицерам нравилось; они говорили, что кинезис помогает поддерживать воинский дух (если бы еще знать, что это такое!).
На этот раз офицер был слишком встревожен, чтобы сделать ответный кинезис.
— Докладывай! — рявкнул он.
— Остается мало стрел, милорд. И на нас идет новая волна этих тварей — спускается прямо по склону.
Офицер открыл рот, чтобы ответить, однако Хелдиссу так и не пришлось узнать, что тот собирался сказать. Яркая — чересчур яркая — вспышка света озарила все вокруг, и Цапля обнаружил, что лежит на спине и ловит ртом воздух, гадая, жив он или мертв.
Берейн Валмирский нежно улыбнулся своему Подручному, Карве. Он был такой красавчик — гибкий и ловкий, как выдра, с кудрями более шелковистыми, чем у любой женщины. Черты, роднившие Карве с животным, — шерсть на спине, хвост, шпоры на пятках и когти — все это делало его лишь еще более желанным в глазах Берейна. Может быть, его влечение и было извращенным, но кому какое дело? Карве давал Берейну больше, чем мог бы дать любой другой мужчина. Он мог разговаривать и в определенной мере соображать, он был преданным и любящим… а уж пенис у него был такой, что при одной мысли о нем Берейна пробирал озноб. Миновали дни, когда даже говорить о таких вещах означало подвергнуться позору, навлечь на себя гонения церкви. Теперь Берейн был свободен, и его не смущала цена, которую пришлось за это заплатить.
Перестав ласкать взглядом Карве, он взглянул в сторону Канала. Эти глупые крестьяне! Спрятались за валом и сыплют стрелами — хватило бы на растопку для всех очагов в Драмлине, — а толку-то? Безмозглая чернь! Что они думают: им надолго хватит стрел? Когда армия Разрушителя ударит в следующий раз, им и луки-то зарядить будет нечем!
Берейн напряг мускулы, наслаждаясь ощущением собственной силы. Силы, которая не покинет его никогда. Мысль об этом все еще кружила голову, хоть за прошедшие месяцы Берейн и привык к представлению о собственном бессмертии. Бессмертии, конечно, при условии, что один из этих проклятых стражей не всадит в него стрелу. Берейн не боялся ран: он успел обнаружить, что Приспешники исцеляются быстро, даже если раны тяжелые. Но все же метко пущенная стрела может оборвать его жизнь так же, как и жизнь обычного человека…
И все же Берейн наслаждался боем, наслаждался демонстрацией своей силы, умением перехитрить противника и, наконец, убить его — он, конечно, всегда выигрывал схватку. Ему даже нравилось смотреть, как его Подручный рвет человека на части своими шпорами и когтями…
Приспешник — один из приближенных Владыки Карасмы — начал отдавать приказы о новой атаке на Звезду Надежды, и Берейн ухмыльнулся. Как смогут эти ничтожные землепашцы и неумытые ремесленники выстоять против такой силы! Пока они правда, сражались хорошо, — ну да их толкает на это отчаяние. Долго им не выстоять — слишком велик численный перевес слуг Карасмы.
Берейн непонимающе взглянул на поток света, распространяющийся от берега Канала; поток хлынул в его сторону, и Берейн успел только заметить, что этот нестерпимый блеск охватывает Приспешников со всех сторон. Потом они с Карве утонули в нем тоже; сияние было таким ярким, что обжигало. Жара не было вовсе. Берейн зажмурился и закрыл лицо руками, пытаясь защититься от света, потом почувствовал, как неумолимая сила швырнула его высоко в воздух — словно сухой лист, подхваченный зимней бурей. Он тяжело рухнул с высоты на землю, но не почувствовал боли — боль рвала его изнутри, что-то раздирало его на части. Берейн чувствовал себя, как афиша на рыночной площади, которую сорвали со стены, когда представление окончилось. Неудержимый вихрь пронесся над ним, оставив его беззвучно стонать от невыносимого страдания, от понимания охватившей его пустоты, от знания… знания…
Знания о том, что бессмертия он лишился.
Мгновением позже на него обрушилась стабильность. Ужасная, непобедимая стабильность, регулярность самых невероятных чудес природы — Закон вселенной, правящий ею в вечности… Этот Закон и то, чем стал Берейн, были несовместимы. Он больше не принадлежал к этому миру: он сделался частью Хаоса, порождением Разрушителя — нарушением регулярности вселенной, чем-то, не вмещающимся в симметрию творения. И вот теперь он, ошибка природы, оказался в стабильности, которая больше не желала его терпеть.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140