"Но он же сейчас
остановлен, уничтожен", - отвечал я себе, чтобы не столь уж поддаваться
своим столь чувствительным взглядам на этого человека в предоставленной
мне данности. Но жизнь, она гораздо неожиданнее, чем предполагаем мы, и
если смахнуть со стола "крошки", то обнаружится, на первый взгляд,
замысловатая, но если присмотреться, логичная ее структура, клеенчатый
рисунок.
- Послушайте, вы мне нравитесь! Я здесь недалеко живу, пойдемте ко
мне, выпьем по чашечке кофе, - предложил Золотов мне.
- А что, я не против, - сразу же согласился я, логика жизни начинала
оправдывать себя, подтверждать свое незримое существование.
- Все, - сказал Золотов, - ну их на хер, эти газеты. - И он нагнулся
к своим ногам, подхватил черный обтрепанный портфель и ловко метнул в его
нутро остаток нереализованного товара, затем он защелкнул портфель,
подхватил его под мышку, ибо ручек не было, и добавил: - Ну что, идем?
- Я готов, - оживился и я, и мы задорно зашагали в гости к Золотову.
Дорога была мне знакома, тогда, в Астрале, следуя за Золотовым по
пятам в надежде быть понятым, я хорошо запомнил ее.
Газетчик жил в нескольких минутах хотьбы от Центрального рынка, не
доходя до Братского переулка, и мы с ним действительно шагали в ногу, как
братья.
Дома Золотов предложил мне присесть на все тот же диван, ведомый мне
по Астралу, с кулачищами выпрыгивающих пружин под шелушащейся обивкой, и
предложил чаю, ибо кофе не оказалось: Золотов много перетряс банок и,
наконец, из одной из них, хотя они все были из-под кофе, просыпались
чайные крошки, и по все комнате теперь валялись пустые разноцветные банки.
- А я недавно женился, - осведомил меня стихотворец, - замечательная
баба, правда, немножко горбатая, но я не смотрю на это, у нее душа прямая,
- расхохотался Золотов. - Мы не расписывались, но все равно живем, не
убегаем друг от друга, скоро она явится, и вы познакомитесь, только,
пожалуйста, - перешел на шепот Золотов, - вы с ней поаккуратнее.
- А что? - тоже прошептал я, недоумевая.
- Ведьма, - сказал Золотов и добавил, - страшная.
- В каком смысле ведьма?
- В самом прямом.
- Да ну?
- Я вам говорю!.. С мертвецами, - негромко сказал стихотворец и
огляделся по сторонам, - общается.
- Да уж, у вас не только стихи необычные, но и окружение тоже, -
хвалебно сказал я, и Золотову это понравилось.
- А вы как думали, иначе я бы никогда не написал эти шесть
стихотворений, правда, в последнее время мне что-то не пишется, -
погрустневши, определился он и протянул мне чай в замусоленной чашке без
блюдца. - Сахара нет, - добавил газетчик, - вчера кончился. Может, сейчас
Ветистова притащит.
- А Ветистова это кто? - переспросил я, гадливо пригубливая чай, но
делая это незаметно, чтобы не насторожить хозяина, не оттолкнуть его
расположенность ко мне. Роль откровенного почитателя всегда сложнее роли
критика.
- Как, вы не знаете, кто такая Ветистова?
- Нет, - отрицательно покачал я головой.
- Да это же она самая.
- Кто?
- Моя жена, а я разве вам не сказал об этом?
- Нет. То, что у вас есть жена, вы упомянули, но что именно она
Ветистова, об этом ни слова.
- Странно, ну да ладно, хотите, я вам свои первые стихи почитаю, они,
правда, не вошли в сборник "Счастливый сон", - Золотов рылся в шкафу. -
Но, сами понимаете, редактура у нас "без слуха", так сказать, да и потом,
разве можно вместить всю мою открытую душу... печатные площади ограничены,
- надменно произнес стихотворец, и развел руками, и важно оттопырил нижнюю
губу, в одной руке у него уже находилась тетрадка, такая же замусоленная,
как и предложенная мне кружка с чаем.
Теперь Золотов присел со мной рядышком, разлистнул эту тетрадь и
сказал: - Вот, оно открылось - его и прочту, напоминаю, это из первых моих
стихов.
- Да-да, - подтвердил я и принял внимательный вид, - читайте.
И Золотов нараспев задекламировал:
Найти бы
пятновыводитель,
Что с неба выведет
Луну!
Померк бы
мой руководитель,
И я ко тьме бы лишь
прильнул!
Хранитель мой - не обижайся!
Мне жаль усердие твое...
Ты мне вещаешь:
"Возвращайся!"
К тебе тянусь,
но на своем!
Я в телесах, я в низшем ранге,
под светом
извергаю
лай...
Меня ты мучаешь,
мой ангел:
Оставь меня, -
не оставляй!
- Да! - сказал я, когда Золотов прочел стихотворение.
- Я прочту еще одно, - заторопился он и бегло отмусолил пару страниц
в тетрадке, приплевывая на пальцы. - "Дождь", - таинственно произнес он
название следующего стихотворения.
Вокруг: стоят
дома многоэтажные.
Вокруг:
деревья
взмокшие
сутулятся
враскач,
как дирижеры очень
важные.
И дождь лишь
аплодирует
распутице!
Вокруг дома жилые,
ну и что же!
А в них почти пусты
балконов ложи!..
Роятся на асфальте в лужах капли,
да телевышка мокнет словно
цапля,
да дождь живой шумит...
Как за кулисами:
Зонты
и шелестят плащи расхожие.
На цыпочках торопятся
прохожие
скорей увидеть дождь
по телевизору...
- И вот, еще совсем крохотное, - не делая никакой паузы после
отзвучавшего стихотворения, засуетился, заерзав на месте, стихотворец.
Блудник
К новой бабе мчит на "ладе", -
Затемненные очки...
Красны, как в губной помаде,
Поворотов колпачки!
Наступило молчание. Я выдержал паузу, в которую постарался вложить
свое многозначительно одобрение, а Золотов тем временем настороженно
смотрел куда-то на пол, словно прислушиваясь к нарастанию моего восторга,
а мне, признаться, и в самом деле показались его последние стихи довольно
симпатичными, неплохими, но, конечно же, вызвать страстное восхваление,
которого ожидал Золотов, они не могли. Мне ничего не оставалось делать,
как прибегнуть к почитательской гиперболе: размашисто воскликнуть:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135