Я сказал, что принимаю, и получил пять тысяч в задаток. Остальное я должен был получить после интервью. Деньги лежат у меня в бумажнике! – вызывающе сказал он и снова заметался. – Отпустите меня! Я ничего не сделал!
– Не спеши, Халверсон, свободы тебе пока не видать. Увяз ты крепко. Даже если она выживет… – Рудольф покачал головой. – Неужели ты думаешь, что она подтвердит рассказанную тобой историю? Пять тысяч в твоем бумажнике вообще ничего не доказывают. Ты и сам это понимаешь. Выход у тебя один – рассказать все, что ты знаешь о женщине, которая назвалась Гитте. Как ее фамилия?
– Абрахамсен. – Халверсона била дрожь. Только сейчас он осознал свое положение.
– А где она живет?
Халверсон сглотнул.
– Она не говорила. Это было ни к чему. Она сказала, что сама свяжется со мной.
Рудольф послал за Инголфом Бьерке.
Когда Яна Халверсона уводили, он плакал, как ребенок.
– Отпустите меня! Я ничего не сделал! – без конца повторял он.
– Значит, эта женщина брюнетка? Интересно. Ее описание во многом совпадает с известными нам приметами Венке Ларсен. Надо ее сейчас же сфотографировать, чтобы обратиться в Интерпол и в полицию тех стран, через которые она проезжала. Ёргенсены, хозяева «Смеющейся кошки», наверно, раньше всех вам скажут, останавливалась ли у них эта женщина под именем Венке Ларсен…
Албректсена перебил телефонный звонок. Директор Бек хотел с ним встретиться. Он звонил из автомата.
– Приходите немедленно, – сказал Албректсен и положил трубку. – Хотелось бы мне знать, каким образом ему удалось проскользнуть незамеченным мимо наших людей!
Объяснилось все очень просто. В доме директора Бека, под гостиной, расположенной в полуподвальном этаже, было устроено убежище. Попадали туда через люк в полу. Люк был прикрыт ковром, сверху стоял телевизор. Убежище было довольно большое и имело два выхода в сад, замаскированных цветочными клумбами. Бек воспользовался тем выходом, который был ближе к участку соседей; оттуда он прошел на станцию, где у него стоял велосипед.
Велосипед?
Рудольф внимательно оглядел Бека – старомодные брюки-гольф, теплая куртка. О таком средстве передвижения, как велосипед, Рудольф и не подумал. Проверка фирм, выдающих напрокат автомобили, не дала никаких результатов. Оказывается, велосипед…
– Весь день я ездил на велосипеде, исколесил все окрестности Осло, – рассказывал Бек, сидя в кабинете Албректсена. – Честно говоря, я не мог придумать, что мне делать. Я оказался в очень трудном положении. Должен признаться, что у меня есть двое внебрачных детей.
– Мы знаем, – сказал Рудольф. – У вас есть дочь от Берит Поулсен и сын от Маргит Поулсен-Тартани.
– Как вы об этом узнали? – Бек растерялся.
– У нас свои методы.
– Понимаете, после рождения Лиллиан мою жену, Огот, словно подменили. Вот я…
– Это касается только вас лично, – перебил его Рудольф. – Нас интересуют ваши поступки, а не причины, которые их вызвали.
– По тем временам я выплатил Маргит очень большую сумму. – Бек облизнул губы. – И письменно признал детей своими. От нее же я потребовал расписку в получении денег. Кроме того, я попросил у нее письменное обязательство никогда никому не говорить о моем отцовстве. В этом она мне отказала. Но дала обещание, разумеется письменно, хранить тайну, пока я жив. Она сказала, что не может лишать детей их права на наследство. Мне пришлось с этим согласиться. Иначе она бы тут же выложила все Огот… – Он вздохнул.
Помолчав немного, Бек продолжал свой рассказ:
– Маргит вышла замуж за итальянца. Луиджи Тартани. Он был, как говорится, блудным сыном древнего аристократического семейства. Насколько мне известно, сейчас он опять в милости у своих родных и даже сделал блестящую карьеру. Годы шли, я почти забыл обо всем, как вдруг в семьдесят первом году незадолго до рождества я получил от нее письмо с требованием дополнительной суммы. В противном случае она расскажет моей семье всю правду. Мне оставалось только подчиниться. Вымогательство? Безусловно. Но что мне было делать?
– А вам известно, что вымогательство карается законом?
Бек взглянул на Албректсена и кивнул.
– Сколько же вы ей заплатили? – спросил Албректсен.
– Начиная с того времени, я платил в среднем по двадцать пять тысяч крон в год.
– Каким образом вы переводили эти деньги?
– Я их не переводил! Я покупал бриллианты и разные драгоценные камни. Ежегодно я ездил в Италию и отправлял их… на почтовый ящик, который она абонировала в Бриндизи.
– Где вы покупали бриллианты?
– В Амстердаме. Чеки я, естественно, не мог хранить у себя, поэтому, к сожалению, не могу точно сказать, в каких магазинах я их покупал.
– А где письмо с требованием денег?
– Неужели вы не понимаете, что я не мог хранить у себя такое письмо? – Бек с обидой взглянул на Рудольфа, задавшего столь глупый вопрос. – Я потому сразу обратился в полицию, что мне стало ясно: Маргит проведала о предстоящей перевозке графопостроителей Оружейного завода в Конгсберге. Ей, наверно, казалось, что она получила от меня еще слишком мало денег, и она решила сорвать самый большой куш в своей жизни. Это очень напугало меня. Ведь Луиджи Тартани – правая рука Бертелли!
– А что вы можете рассказать о деле Свендберга?
Бек вздрогнул.
– Вы правы. Я об этом тоже подумал. Подозреваю, что и тогда не обошлось без Маргит. Но никаких доказательств у меня не было. Разве я мог пойти. в полицию и сказать, что подозреваю женщину? Это же немыслимо! Вы бы решили, что я сумасшедший. – Он помолчал. – Я отдаю себе полный отчет в том, что признался в занятиях контрабандой. Но это моя единственная вина! Можете конфисковать все мое состояние, можете посадить меня в тюрьму, только разберитесь в истории с этими трейлерами! Мне давно следовало во всем признаться! Но врач, который в тот раз производил вскрытие, сказал, что Свендберг умер от удара… О господи, что я наделал!..
Албректсен с презрением посмотрел на Бека и попросил Рудольфа объяснить, что случилось со Свендбергом. Когда Рудольф закончил рассказ, Бек был бледен как полотно, казалось, самообладание вот-вот изменит ему.
– Я умываю руки! – со стоном воскликнул он, и в самом деле ломая руки, словно был охвачен сильным волнением. – Я признался, что покупал за границей бриллианты. Что незаконно вывозил валюту. Но убийство!.. Помилуйте! Неужели вы не понимаете, что я не имею никакого отношения к этим убийствам! Наверно, за ними стоит какая-нибудь крупная организация, небось и Маргит только угрозами втянули в это дело. Сама бы она никогда не пошла на убийство!
В кабинете воцарилась мертвая тишина.
– Я понимаю, что Лиллиан и Уле должны узнать о… о моих внебрачных детях, – медленно сказал Бек. – Если можно, я сам расскажу им об этом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51
– Не спеши, Халверсон, свободы тебе пока не видать. Увяз ты крепко. Даже если она выживет… – Рудольф покачал головой. – Неужели ты думаешь, что она подтвердит рассказанную тобой историю? Пять тысяч в твоем бумажнике вообще ничего не доказывают. Ты и сам это понимаешь. Выход у тебя один – рассказать все, что ты знаешь о женщине, которая назвалась Гитте. Как ее фамилия?
– Абрахамсен. – Халверсона била дрожь. Только сейчас он осознал свое положение.
– А где она живет?
Халверсон сглотнул.
– Она не говорила. Это было ни к чему. Она сказала, что сама свяжется со мной.
Рудольф послал за Инголфом Бьерке.
Когда Яна Халверсона уводили, он плакал, как ребенок.
– Отпустите меня! Я ничего не сделал! – без конца повторял он.
– Значит, эта женщина брюнетка? Интересно. Ее описание во многом совпадает с известными нам приметами Венке Ларсен. Надо ее сейчас же сфотографировать, чтобы обратиться в Интерпол и в полицию тех стран, через которые она проезжала. Ёргенсены, хозяева «Смеющейся кошки», наверно, раньше всех вам скажут, останавливалась ли у них эта женщина под именем Венке Ларсен…
Албректсена перебил телефонный звонок. Директор Бек хотел с ним встретиться. Он звонил из автомата.
– Приходите немедленно, – сказал Албректсен и положил трубку. – Хотелось бы мне знать, каким образом ему удалось проскользнуть незамеченным мимо наших людей!
Объяснилось все очень просто. В доме директора Бека, под гостиной, расположенной в полуподвальном этаже, было устроено убежище. Попадали туда через люк в полу. Люк был прикрыт ковром, сверху стоял телевизор. Убежище было довольно большое и имело два выхода в сад, замаскированных цветочными клумбами. Бек воспользовался тем выходом, который был ближе к участку соседей; оттуда он прошел на станцию, где у него стоял велосипед.
Велосипед?
Рудольф внимательно оглядел Бека – старомодные брюки-гольф, теплая куртка. О таком средстве передвижения, как велосипед, Рудольф и не подумал. Проверка фирм, выдающих напрокат автомобили, не дала никаких результатов. Оказывается, велосипед…
– Весь день я ездил на велосипеде, исколесил все окрестности Осло, – рассказывал Бек, сидя в кабинете Албректсена. – Честно говоря, я не мог придумать, что мне делать. Я оказался в очень трудном положении. Должен признаться, что у меня есть двое внебрачных детей.
– Мы знаем, – сказал Рудольф. – У вас есть дочь от Берит Поулсен и сын от Маргит Поулсен-Тартани.
– Как вы об этом узнали? – Бек растерялся.
– У нас свои методы.
– Понимаете, после рождения Лиллиан мою жену, Огот, словно подменили. Вот я…
– Это касается только вас лично, – перебил его Рудольф. – Нас интересуют ваши поступки, а не причины, которые их вызвали.
– По тем временам я выплатил Маргит очень большую сумму. – Бек облизнул губы. – И письменно признал детей своими. От нее же я потребовал расписку в получении денег. Кроме того, я попросил у нее письменное обязательство никогда никому не говорить о моем отцовстве. В этом она мне отказала. Но дала обещание, разумеется письменно, хранить тайну, пока я жив. Она сказала, что не может лишать детей их права на наследство. Мне пришлось с этим согласиться. Иначе она бы тут же выложила все Огот… – Он вздохнул.
Помолчав немного, Бек продолжал свой рассказ:
– Маргит вышла замуж за итальянца. Луиджи Тартани. Он был, как говорится, блудным сыном древнего аристократического семейства. Насколько мне известно, сейчас он опять в милости у своих родных и даже сделал блестящую карьеру. Годы шли, я почти забыл обо всем, как вдруг в семьдесят первом году незадолго до рождества я получил от нее письмо с требованием дополнительной суммы. В противном случае она расскажет моей семье всю правду. Мне оставалось только подчиниться. Вымогательство? Безусловно. Но что мне было делать?
– А вам известно, что вымогательство карается законом?
Бек взглянул на Албректсена и кивнул.
– Сколько же вы ей заплатили? – спросил Албректсен.
– Начиная с того времени, я платил в среднем по двадцать пять тысяч крон в год.
– Каким образом вы переводили эти деньги?
– Я их не переводил! Я покупал бриллианты и разные драгоценные камни. Ежегодно я ездил в Италию и отправлял их… на почтовый ящик, который она абонировала в Бриндизи.
– Где вы покупали бриллианты?
– В Амстердаме. Чеки я, естественно, не мог хранить у себя, поэтому, к сожалению, не могу точно сказать, в каких магазинах я их покупал.
– А где письмо с требованием денег?
– Неужели вы не понимаете, что я не мог хранить у себя такое письмо? – Бек с обидой взглянул на Рудольфа, задавшего столь глупый вопрос. – Я потому сразу обратился в полицию, что мне стало ясно: Маргит проведала о предстоящей перевозке графопостроителей Оружейного завода в Конгсберге. Ей, наверно, казалось, что она получила от меня еще слишком мало денег, и она решила сорвать самый большой куш в своей жизни. Это очень напугало меня. Ведь Луиджи Тартани – правая рука Бертелли!
– А что вы можете рассказать о деле Свендберга?
Бек вздрогнул.
– Вы правы. Я об этом тоже подумал. Подозреваю, что и тогда не обошлось без Маргит. Но никаких доказательств у меня не было. Разве я мог пойти. в полицию и сказать, что подозреваю женщину? Это же немыслимо! Вы бы решили, что я сумасшедший. – Он помолчал. – Я отдаю себе полный отчет в том, что признался в занятиях контрабандой. Но это моя единственная вина! Можете конфисковать все мое состояние, можете посадить меня в тюрьму, только разберитесь в истории с этими трейлерами! Мне давно следовало во всем признаться! Но врач, который в тот раз производил вскрытие, сказал, что Свендберг умер от удара… О господи, что я наделал!..
Албректсен с презрением посмотрел на Бека и попросил Рудольфа объяснить, что случилось со Свендбергом. Когда Рудольф закончил рассказ, Бек был бледен как полотно, казалось, самообладание вот-вот изменит ему.
– Я умываю руки! – со стоном воскликнул он, и в самом деле ломая руки, словно был охвачен сильным волнением. – Я признался, что покупал за границей бриллианты. Что незаконно вывозил валюту. Но убийство!.. Помилуйте! Неужели вы не понимаете, что я не имею никакого отношения к этим убийствам! Наверно, за ними стоит какая-нибудь крупная организация, небось и Маргит только угрозами втянули в это дело. Сама бы она никогда не пошла на убийство!
В кабинете воцарилась мертвая тишина.
– Я понимаю, что Лиллиан и Уле должны узнать о… о моих внебрачных детях, – медленно сказал Бек. – Если можно, я сам расскажу им об этом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51